Он выметнулся из блока и ворвался к коронеру в кабинет.

— Беда, вашбродь! — орал он. — Побег! Студент сбежал!

— Как сбежал? Куда сбежал? — вскочил серый человек и с грохотом уронил стул. — Показывай, где он был! — приказал сбитый с толку тайный стражник и поспешил за дежурным.

Они пробежали коридор, спустились в нужный блок и, запыхавшись, очутились в открытой камере. Их взорам предстали лежащий в крови стражник и склонившийся над ним узник в кандалах.

Юноша поднял голову и спросил:

— Вы тут совсем с ума посходили? За что стража избили и ко мне кинули? Ему глаз выбили, изверги.

Я понимал, что мне надо спешить, ко мне в камеру могли заявиться в любой момент, поэтому, раздав указания, что и как делать оркам и моим родичам, сразу вернулся.

К моему удивлению, камера была открыта настежь, на полу валялся весь в крови и стонал стражник. В коридоре слышался топот множества ног и крики. Не мешкая, я нацепил на себя кандалы и наручники и склонился над стражем. Применил малое исцеление, и в это время в проеме показались серый и надзиратель. Они пораженно уставились на меня. А я, не давая им времени опомниться, укоризненно и с долей возмущения в голосе спросил:

— Вы тут совсем с ума посходили? За что стража избили и ко мне кинули? Ему глаз выбили, изверги.

Пауза затянулась. Они в столбняке смотрели на меня, я на них. Потом серый развернулся и маленьким кулачком заехал в глаз надзирателю.

— Пьянь! Все мозги пропил! — заорал он. — Я тебя в этой же камере сгною, сволочь! — Повернулся ко мне и, не скрывая злобы, прорычал: — Ну, студент… — Погрозил пальцем и приказал: — На допрос его.

В комнате дознавателя стояли два стола и два стула. За одним столом сидел серый, за другим писарь. Под потолком магический светильник. Арестованным стул не полагался. Я и писарь находились на свету, серый тонул в полумраке.

— Итак, заключенный, — обратился ко мне серый, — готовы давать признательные показания?

— Прошу простить, господин коронер, но я не являюсь заключенным, пока не проведено предварительное следствие и королевский прокурор не вынес постановление об аресте. Сейчас я задержанный по подозрению. И только. Кроме того, хочу выразить протест по факту неподобающего обращения со мной. Меня били надзиратели, заковали в кандалы и в нарушение моих прав дворянина держали в общей камере. Предупреждаю, что по выходе из тюрьмы я вызову вас на поединок чести. Кроме того, королю будет отправлена нота от нехейских баронств. И все, кто обращался со мной неподобающим образом, будут наказаны согласно обычаям нашей страны.

Писарь замер и посмотрел на серого. Тот усмехнулся и приказал ему:

— Этого не пиши!

Я тоже посмотрел на замявшегося писаря и приказал:

— Пишите, господин секретарь, или вы разделите участь преступников.

— Не писать! — приказал серый, в его голосе прорезались визгливые нотки.

Писарь затравленно посмотрел на нас, выронил перо и упал со стула. Бедняга от переизбытка впечатлений потерял сознание.

Я изучающе посмотрел на серого. С чего бы он такой смелый и уверенный, что я его не достану? На что надеется? На то, что сможет удерживать меня в камере до моей смерти?

— Зря вы надеетесь избежать, господин коронер, справедливой расплаты. Преступления против нехейца срока давности не имеют. Поверьте, придет время, когда вы позавидуете мертвым.

— Вы мне угрожаете? — Он повертел шеей, как будто ему воротник был тесен и натер ее.

— Не путайте понятия "угрожал" и "предупредил о последствиях", — улыбнулся я.

Серый опять побагровел и, набычившись, отчего стал выглядеть смешно, проговорил:

— Тебе еще надо будет выйти из тюрьмы, щенок. Дежурный! Увести заключенного.

После ухода учителя Фома встал из-за стола и словно растворился. Он стал незаметным для простого взгляда, сливаясь с окружающей обстановкой, как предмет неодушевленный — стол, стул или барная стойка. Случайный взгляд, брошенный на него, не задерживался на нем, а фиксировал предметы за ним, справа или слева.

Орк прошел вдоль столов, присматриваясь и прислушиваясь к посетителям, и выделил троих хуманов, что изредка бросали взгляды на их стол. Один из этой троицы поднялся и пошел за учителем. Фома вышел за ним и увидел, что тот растерянно оглядывается. Бросился влево, потом суматошно вправо, но улица была пуста, и только редкие фонари освещали блеклым светом дорогу к крепости. Хуман вернулся и что-то стал говорить оставшимся двоим, затем, кивая в знак согласия, выслушал какие-то указания и стремительно вышел. Фома снова последовал за ним и дошел до особняка, сквозь закрытые ставни которого пробивались лучики света. Долго человек там не задержался. В доме погас свет, и оттуда вышли десять вооруженных человек, закутанных в черные плащи. Среди них Фома опознал одного мага. Они, не оглядываясь, направились к портальной площади и скрылись в темноте. Он не пошел за ними, понимая, что те готовят засаду, а вернулся в трактир, подсел к своим и стал рассказывать:

— У портальной площади засада, десяток наемников и маг. Бойцы серьезные, вооружены хорошо, у всех амулеты.

— Мы их возьмем на себя, — прорычал Грыз.

— Нет, гаржик, — покачал головой Фома, — нам не нужна громкая схватка. Твой отряд будет на подстраховке. Мало ли чего. Может, есть еще убийцы, и они воспользуются суматохой и шумом. Мы сделаем, как учитель сделал в мертвом городе, загнав в портал тех тварей. Мы выманим бандитов на приманку, поэтому Гради-ил и Ганга пойдут одни и будут приманкой.

Грыз кровожадно оскалился.

— Согласен, Шарныга. Мой боец откроет портал. Остальные прикроют от неожиданностей.

— Мы сами откроем порталы, — подправил план Гради-ил.

Луминьян не стал задерживаться в Бродомире, а, оставив повозку в крепости, поспешил к порталу, оттуда перенесся в Азанар. Нанял извозчика и прибыл в академию. В Азанаре был зимний вечер, хрустел под ногами снег, морозец щипал нос и щеки, а в жарко натопленной проходной скучал Гронд. Увидев Луминьяна, оживился, вышел из помещения, оглядевшись, поймал за шиворот какого-то студента, на свою беду проходившего мимо, и приказал ему посидеть сторожем.

— С возвращением, старина! Пойдем-пойдем, отметим это! — Гронд подхватил Луминьяна за руку и потащил за собой.

В теплом кабинете потрескивал камин, Луминьян и Гронд попивали вино. Луминьян рассказывал о походе в степь подробно, со своими комментариями тех моментов, которые могли быть непонятны при изложении тех или иных событий. А событий произошло много, и рассказ магистра занял около часа. Все это время Гронд не проронил ни слова. Он погрузился в задумчивое молчание и только два раза пригубил из бокала.

— Малышу надо помочь! — твердо заявил Луминьян, закончив свое повествование.

— Надо. Надо, — повторил за ним Гронд, все также пребывая в задумчивости. — Только как? Саккарти теперь в фаворе. Обласкан его величеством. Он привез мир королевству. А по его словам, нехеец ему вредил, настраивал орков против Вангора. Кому поверят, ему или нехейцу? Это мне понятно без слов. Парень в трудном положении. Разбираться, виновен он или нет, не будут, подстроят несчастный случай, и все. Или казнят по-быстрому. Серые найдут, как это провернуть.

— Выход есть, — ответил магистр. — Ты можешь сделать его "мечом", тайным агентом службы безопасности дворца, задним числом. И объявить, что он выполнял особое задание, внедряясь в окружение хана. А я был его куратором. Тем более что такое задание мы имели. Он его выполнил успешно, чем способствовал выполнению миссии графа. Добейся для него награды, и дело сделано.

— А что? Хорошая идея, — одобрил Гронд. — Как агент нехеец просто идеален. Умен, хитер, везуч. Это может сработать. Если только барон не заартачится. Он, понимаешь, очень независим.

— Надо будет обрисовать ему его положение. Он парень понятливый, сообразит, что деваться некуда, и, я уверен, согласится.

— Тогда я немедля в столицу. Ты со мной? — живо поднялся Гронд. — Надо же, вернулся бароном, какой шустрый.