— Помоги-ите!

Первым бросился на помощь Луминьян. Я видел, как он резко отдернул занавесь и сунул голову внутрь фургона. Больше он ничего сделать не успел, потому что, вдруг раскинув руки в стороны, с воплем улетел в сумрак вечера. Следом пулей вылетела вопящая Ганга. На ее руках что-то висело. Что именно, разглядеть не представлялось возможным, так как она стала махать руками, пытаясь скинуть это что-то, прицепившееся к ее рукам, и подпрыгивала, пытаясь убежать от фургона. Но цепь, которая за ней тянулась, не давала ей этого сделать, поэтому все ее движения превратились в прыжки вверх.

На представление, что устроила Ганга, мы смотрели с разными чувствами.

— Это что? — спросил снабженец, глядя на замысловатый танец, сопровождавшийся подвыванием.

— Точно, как же я забыл? — ударил себя по лбу Фома. — Я же сегодня у мешков с припасами поставил капкан и мышеловки.

Гради-ил посмотрел на меня и только произнес:

— Это какое-то сумасшествие.

Я сплюнул от досады, ушел в ускоренный режим и увидел, что на пальцах рук Ганги были надеты мышеловки, а в полу ее куртки вцепился лисий капкан на длинной цепи. Я отцепил капкан, снял мышеловки с пальцев девушки и влил эликсир ей в рот, открытый в немом крике. А потом ушел подальше на всякий случай. Когда я оказался в нормальном времени, то только и успел заметить, как Ганга, продолжая махать руками, пронзительно вопя, вприпрыжку, высоко поднимая колени, словно цирковая лошадь, унеслась в степь, в темноту.

Первым из темноты выплыл Луминьян, шатаясь как пьяный, без своей шапки, весь перепачканный, держась руками за глаз и матерясь, как десять портовых грузчиков, которым на ногу упал тяжелый груз. Он вращал налитым кровью открытым глазом и, пылая гневом, вопрошал:

— Где эта степная ведьма? Где она? Она мне глаз выбила!

Ганга не заставила себя ждать, она ворвалась в свет костра и бросилась ко мне на грудь, обхватила руками и ногами и так повисла, подвывая. Зная по опыту, чем это заканчивается, я обнял ее и покрепче уперся ногами в землю. Придерживая ревущую кандидатку в невесты, я не знал, что и думать, и вынужден был согласиться с разведчиком. Действительно, это какое-то сумасшествие.

За воцарившейся суматохой вечер как-то рывком, неожиданно перешел в ночь. Снабженец, что-то бормоча, поспешил скрыться, а мы — я, Ганга, завернувшаяся в одеяло, Фома, сокрушенно качающий головой, хмурый Гради-ил и Луминьян с заплывшим глазом (к счастью, его глаз уцелел) — немного потоптавшись, стали рассаживаться вокруг весело потрескивающего костра. Все как воды в рот набрали, переваривая события сегодняшнего вечера, и никто не спешил прервать затянувшееся молчание.

Наконец Гради-ил повернулся к магу, посмотрел на его синяк и сурово спросил:

— Уважаемый магистр, зачем вы хотели убить невесту нашего лорда?

Я в немом удивлении уставился на эльфара. Думаю, все остальные тоже, уж очень неожиданное заявление сделал разведчик. Луминьян сначала не понял вопроса и только спросил растерянно:

— Как? Как вы сказали? Я хотел убить орчанку? — Он перевел взгляд на девушку, поморгал, пытаясь вникнуть в суть заданного вопроса, и снова посмотрел на эльфара. — Гради-ил, вы о чем?

— Не прикидывайтесь! — не смягчая сурового тона, ответил разведчик. — Вон, у вас синяк под глазом.

— И что? — еще больше удивился магистр.

— А то, что его вам поставила Ганга, когда вы лезли в повозку. Ведь так?

— Так, — согласился Луминьян, не понимая, к чему клонит эльфар.

А тот, продолжая обличать магистра, закончил свою мысль следующими словами:

— Раз у вас синяк на лице и его вам поставила орчанка, значит, вы хотели ее убить.

— Да с чего ты это взял?! — возмущенно и громко закричал магистр. Но эльфар был непреклонен и смотрел все так же сурово.

Луминьян за поддержкой повернулся к нам. Я встретил его прищуренным, подозрительным взглядом, но все же не выдержал и рассмеялся, чем ввел магистра в еще большее смятение.

— Да что здесь происходит? — завертелся он как посаженный на сковородку.

— Дело в том, учитель, что на основании наших синяков вы сделали вывод, что мы хотели убить девушку. Вот Гради-ил и вернул вам ваши логические выводы. У вас синяк, значит, вы хотели убить Гангу. Все просто.

Магистр засопел. Окинул нас злым взглядом, но постепенно его губы растянулись в несмелой улыбке, и он в конце концов расхохотался. Напряжение, царившее у костра, исчезло, смеялись все, и Ганга громче всех. Отсмеявшись, магистр обратился к ней:

— А ты чего кричала, дочка? Мы уж незнамо что подумали.

Та заморгала, потупилась, начертила палочкой на песке несколько линий и наконец призналась:

— Я испугалась.

— Чего там можно было испугаться? — изумился Фома, и мы, тоже не понимая причин ее страха, посмотрели с ожиданием на нее.

Проведя еще несколько параллельных линий, она выкинула палочку и ответила почти плача:

— Там была мышь, и она на меня прыгнула. Потом что-то укусило меня за пальцы и повисло, потом за другую руку, это было неожиданно и больно. Я подумала, что мыши напали на меня. — В ее голосе слышались слезы, она вздохнула и замолчала, но это продолжалось недолго. Ганга подняла глаза и обрушилась на Фому: — Ты, шарныга мелкая, зачем накидал мышеловок по повозке?

— Так они сухари жрут, спасу нет, вот я и поставил мышеловки и еще капкан, если норники[60] залезут. Я в углу поставил, где припасы. Ты зачем туда полезла? — перешел он в атаку.

— Хотела отгородить себе место. Мне спать негде.

— А спросить, где можно лечь спать, тебе было трудно? — вступил я в разговор в воспитательных целях. — А если бы там был мой домовой, которого ты увидела в прошлый раз?

— Какой домовой? — Она посмотрела на меня со страхом.

— Страж повозки. А ты, Фома, почему не сказал, что у нас появились мыши? Эту проблему я мог решить без капканов и мышеловок. — Я строго посмотрел на орка. — Значит, так, я вижу, что безделье на вас плохо влияет, поэтому ввожу дежурные смены и новые обязанности. Ганга, ты готовишь и моешь посуду. Фома, на тебе дальняя разведка пути. Гради-ил, на тебе охрана каравана из двух повозок. Сегодня первая смена дежурства твоя, Ганга, ночная Фомы, а утренняя Гради-ила.

— А ты что будешь делать?! — возмутилась норовистая дочь степи.

— На мне самое трудное — общее руководство, — вздохнул я, показывая им, какую тяжелую ношу пришлось взвалить на себя. — У меня есть место у магистра в повозке, свою повозку отдаю тебе, Ганга.

— Нет! — испуганно вскрикнула она. — Лучше я к магистру. — И жалобно посмотрела на Луминьяна. — Можно?

Тот погладил ее по голове, поцеловал в лоб и, умильно скорчив побитое лицо, проговорил с нежностью:

— Конечно, дочка.

Лежа в повозке и уже засыпая, я услышал ворчание Шизы.

— Жулик, — сказала она, — и лентяй, даже девушку заставил службу нести.

— Ты еще жуликов не видела, детка. Чего стоит один прапорщик Нечипуренко, — вспомнил я деятельного техника-оружейника из вертолетного полка. Вот это комбинатор, умудрился машину колпачков с НУРСов продать. Я тихо засмеялся.

— Что за история? — Шиза была любопытна, и поймать ее на крючок очередного рассказа о Земле было раз плюнуть.

— Был у меня знакомый прапор, хохол из Чернигова. Мы часто друг другу помогали, я ему… В общем, не важно. Короче, в дукане он однажды увидел защитный пластмассовый колпачок от ракеты и просто спросил: "Еще такие есть"? Дуканщик встал в стойку и спрашивает: а сколько надо, шурави? "Много, но пока возьму ящик". Просто так, ради смеха сказал. Но через неделю его солдаты стырили ящик колпачков и спрятали на шишиге[61]. Нечипуренко обалдел, когда увидел в ящиках ракеты без колпачков. Проведя дознание, прапор понял, что его бойцы хотят загнать эти нурсики дуканщику. Природная сметка украинского прапорщика просто потрясает. — Я уже стал ржать. — Тот сразу смекнул, как можно провернуть сделку века. Ящик отвезли в дукан и продали. На следующий день Нечипуренко купил его, не торгуясь, втридорога и заказал уже машину колпачков. Собрал все, что были у него, забрал у соседей, и его бойцы отвезли товар в дукан и продали. Вот так-то, — закончил я свой рассказ.