— Ни в коем случае! — тут же возразил толстяк и возмущенно посмотрел на меня, как будто я украл у него эти пять процентов и пустил по миру его детей.

— Ну нет так нет, — вздохнул я. Сделал вид, что зеваю, прикрыл рот ладонью и огорошил обоих известием: — Значит, сделка не состоялась.

Оба Геракла от торговли вылупились на меня. Луминьян хватал воздух, толстяк шипел, как вскипевший чайник. Я их понимал, они столько сил потратили, чтобы договориться, и тут я заявляю, что сделка не состоялась.

— Два процента сверху, и все! — наконец ответил покупатель.

Луминьян махнул рукой и устало согласился:

— Хорошо, грабьте старика.

Толстяк достал чековую книжку и со злорадной ухмылкой спросил:

— Вас чек устроит, молодой тан?

Книжка у него была золотая, и он ею хвалился. Я тоже достал золотую книжку и важно ответил:

— Устроит.

Толстый, надувшись перед этим, как шар, сдулся. По всей видимости, он хотел нагреть меня пустым чеком, но наличие у меня чековой книжки делало его аферу невозможной. Он замялся. Запыхтел, с усилием взял перо и с еще большим усилием, не пряча муки на толстом лице от расставания со своими деньгами, выписал чек. Протянул его мне дрожащими руками, и тот сразу исчез.

— Приедем в Азанар, я тебе открою счет и переведу деньги на тебя, — обратился я к орчанке.

Та только отмахнулась:

— Не надо, дорогой, это мой вклад в нашу будущую семью.

Гради-ил вышел из медитации. Фома выронил ложку. Толстяк крякнул. Магистр икнул. Краля, словно поняла, о чем идет речь, пообещала:

— Я тоже принесу в семью сундук.

И тут все посмотрели на нее. Ганга широко открытыми глазами, которые, впрочем, быстро превратились в щелки, уставилась на это чудо-юдо и произнесла:

— Это кто такая?

— Говорят, речной демон, разве ты не знаешь? — невозмутимо ответил я. И, чтобы она не подумала чего, добавил: — Подарок от владыки реки за то, что Гради-ил убил его папашу. Сам эльфар от подарка отказался, а вот наш снабженец принял.

Толстый икнул и пробормотал:

— Я отдал ее тебе, студент.

— Ну вот, а я потом получил ее от него и отпустил демона на все четыре стороны. — Посмотрел на Кралю и спросил: — Ты как тут оказалась?

— Приплыла.

— Я не позволю тебе взять ее в жены! — очень твердо заявила Ганга, уставившись на меня глазами-щелками и показав клыки.

— Да я и не собираюсь, — с удивлением посмотрел я на возмущенно задышавшую девушку. — Надо же придумать такое! Кстати! А на чем ты будешь добираться? Ведь свои повозки ты продала.

— А подумаешь! В твоей поеду, — отмахнулась девушка и как ни в чем не бывало стала есть кашу. Поморщилась и, вскинув взгляд на Фому, строго сделала выговор: — У тебя каша пригорела.

— Это у тебя, — невозмутимо ответил он.

— Студент, дай поесть! — потребовала Краля.

Недолго думая я выдал ей два гномьих сухпая. Та развернула и слопала их в одно мгновение.

— Еще дай! — потребовала она.

— Сундук тащи, потом покормлю.

Я сказал это, чтобы она отстала, но крула приняла мои слова как приказ и бултыхнулась в воду, окатив нас брызгами.

Толстяк ругнулся, потом подобрал пакет, понюхал и спросил:

— Студент, это что?

— Это походный сухой паек на сутки. Не портится, занимает мало места и сытный, а главное, дешевый.

— Рецепт дай. — Прощелыга сразу почуял наживу и вцепился в меня как клещ.

— Продам за десять тысяч золотых корон.

— Да что у тебя так все дорого? — немного возмущенно спросил он. — Ты меру-то знай.

— Это недорого, уважаемый, на этом рецепте вы озолотитесь. Начнете делать и продавать армии. Кроме того, вы будете монополистом. Тогда ваши дети точно по миру не пойдут, а за дочками дадите приданое в миллион.

— Это все слова, студент, — не поверил толстяк, — если все так радужно, почему сам не делаешь?

Я посмотрел на него и с достоинством ответил:

— Я дворянин, сударь, а не лавочник! Кроме того, мое слово значит очень много. Если я сказал "озолотитесь", значит, озолотитесь. — И отвернулся от снабженца.

— Хорошо, я готов дать пять тысяч золотых, — посомневавшись и покряхтев, как бы рассуждая сам с собой, предложил он.

Я повернулся к нему. Внимательно на него посмотрел и сказал:

— Ладно, уважаемый, только ради ваших детей, давайте пять тысяч.

Он снова, испытывая муки разлуки с самым дорогим, что у него было, протянул мне чек.

— Слушайте и записывайте, мой друг. Итак, берете марун и нагреваете его. Он делает "пух!" и раскрывается. — Я выложил зерна местной кукурузы на дно своей кружки, и они раскрылись, увеличившись в объеме. — Смешиваете это с орехами, изюмом и медом и даете застыть. Вот, попробуйте. — Я подал ему плитку.

Толстяк осторожно взял, попробовал и тут же все сожрал.

— Это волшебно! — проурчал он, облизывая пальцы.

— Это еще не все. Берете муку, смешиваете с водой и яйцами, круто замешиваете и раскатываете в блин. Потом разрезаете на тонкие полосы и сушите. Потом их отвариваете и снова сушите, добавляете туда бекон и приправы. И вот что получается. — Я показал ему брикет сушеной лапши. Вскипятил воду в кружке и положил туда смесь. Подождал пять минут и протянул ему. — Пробуйте.

Он недоверчиво взял кружку, понюхал и опять слопал все без остатка.

— Теперь все это заворачиваешь в вощеную бумагу, и все.

— Действительно просто, — пробормотал Луминьян, — и как это не догадались сделать до сих пор? Эх, молодежь, чем только думаете? — стал сокрушаться он. — Надо было контракт обговаривать, проценты от продажи. Всего пять процентов, и ты миллионэр.

— Всего не предусмотришь, — философски ответил я и привел в пример нашу земную поговорку: — Всех денег не заработаешь, всех баб… мм… — посмотрел на орчанку, уставившуюся на меня в ожидании продолжения. — Не перелюбишь, — нашелся я.

— Денег можно много, а жена пусть будет одна, — заявила Ганга, преследуя только свои интересы. — Пойду отгорожу себе место в фургоне.

И стала забираться в мою повозку. Действовала она решительно, начиная обживаться у меня, и у меня заныли зубы. Как все похоже в разных мирах, и ничего нет нового под солнцем. Все течет, все меняется. Все возвращается на круги своя. Меня опять хотят захомутать.

— Одной не страшно? — со смешком спросил Фома, и Ганга застыла, выставив свой зад, туго обтянутый штанами, на всеобщее обозрение.

— А что там может быть? — спросила она из повозки, но вперед не двинулась.

— Не знаю, — нейтрально ответил Фома. — В прошлый раз тоже вроде ничего не было.

— А кто знает? — спросила моя будущая невеста, не двигаясь ни вперед, ни назад.

Получалось так, что орк разговаривал с ее задом, и это было смешно не только мне, но и всем остальным. Понимая, что она выглядит глупо, я приободрил ее:

— Лезь, никого там нет.

Девушка мгновение поколебалась, но, успокоенная моими словами, полезла внутрь и стала там что-то перетаскивать и перекладывать.

Снабженец из сумки достал бутылку, а я достал под его удивленным взглядом бокалы. Покачав головой, он разлил вино и выжидающе посмотрел на меня.

А! Тост, догадался я и произнес:

— Ну, за удачную сделку!

Хотел пригубить, и в это время из фургона раздался визг, потом крик, переходящий в ультразвук. Меня мгновенно выкинуло в боевой режим. Все застыло. Я видел испуганного толстяка, Фому, оскалившегося, как варг, Гради-ила, выхватившего меч, и поперхнувшегося вином Луминьяна. Но ничего, что могло бы представлять опасность, я не увидел и, успокоившись, вышел в нормальный режим. Фома и Гради-ил переглянулись, посмотрели на меня и, когда я недоуменно пожал плечами, нахмурились.

Луминьян стал кашлять, видно, вино попало не в то горло. А толстяк дрожащими губами спросил:

— Что… что происходит?

Ответить никто не успел, так как в повозке что-то зашебуршалось, снова раздался визг орчанки и грохот падающих предметов. Как будто кто-то кидался или отбивался всем, что попало под руку. Потом раздался душераздирающий вопль: