Уставшими ногами бредя к кровати, наткнулась на матрас, разложенный рядом с нею на полу. С подушкой и одеялом. Поняла, что гостить шаман собрался прочно, и только вздохнула. Не шутил, значится, что если меня проберёт, то он будет сидеть рядом с маленькой комнаткой. И, надо думать, побрякивать проклятыми чётками. Но думать ни о чём не хотелось, и я счастливо залезла под одеяло и уснула. Спала долго. Здорово меня Глоренлин загонял.

Открыла глаза в чернильной, бархатной июльской тьме. Тихо полежала, просыпаясь. С неизбытым ужасом вспомнила прошлую ночь. Для Глоренлина это был пикник с земляничным чайком, а вот мне… когда шли обратно, в зловещей полутьме слышались тяжёлые шаги и уханье. Хотелось побежать куда глаза глядят, и останавливал лекторский тон шамана:

— Это меречь. Когда слышишь такие звуки, ни в коем случае не надо бежать от них. Охотящаяся меречь быстро двигаться не может, но способна насылать морок, и, когда убегаешь от шагов и хохота, на самом деле бежишь к ней в пасть. Если слышишь подобное — нужно спокойно идти на звук, а не убегать от него.

Запомнила я всё хорошо, но от науки этой икалось, да…

Не считая последующей встречи с омелой.

Помню сказочку, в которой герой, сиротинушка, ходил по свету и спрашивал у разных чудовищ: «Ты ли смерть моя, ты ли съешь меня?» — и слышал в ответ: «Я не смерть твоя, я не съем тебя», — но однажды услышал:

«Да, я смерть твоя, и я съем тебя!» — и был съеден.

Боже мой, и ведь некоторые психологи ещё уверяют, что русские сказки лучше того же «Гарри Поттера» уж тем, что якобы чётко разделяют добро и зло и приучают к мысли, что для получения чего-либо нужно что-то делать. Нет, понятно, что разные люди, читая одну и ту же книгу, всё равно читают разные книги, но чтоб так вот…

Русские сказки — это хтонические ужасы, слегка замазанные анекдотами и бытом. Ужаснее сказки «Липовая нога» я не знаю ничего. «Скрипи-скрипи нога, скрипи липовая…» По сёлам спят, по деревням спят, а ужас ищет героев — и находит.

Но вот и я познакомилась со своей смертью. Или с бессмертием, которое без смерти оказалось недостижимым. Очень трусила такого бессмертия. Однако понимала, что отказываться от чести бесполезно. Уговорят. А мне будет стыдно за малодушие. Высокородные пели и танцевали для омелы, и проводили обряды, и из кожи вон лезут ради маленькой меня. Это судьба, и я принимаю её.

Полежала, повздыхала и собралась встать. И тут же с содроганием вспомнила, как среди дня побежала, не проснувшись толком, в туалет, и наступила эру Глоренлину на живот, совершенно забыв, что шаман спит внизу. Или не на живот, а пониже, судя по реакции… Впрочем, он тоже пару раз меня будил, брякая чётками. Будем считать, что квиты. Но как так-то, эльфы же должны даже во сне опасность чувствовать…

Тихонько опустила руку, и, нащупав матрас и неподвижного Глоренлина на месте, осторожно полезла с кровати с другой стороны. В такое время его величество наверняка либо на террасе сидит и винище лакает, либо спит. И сегодня я не постесняюсь его разбудить. Раз он консорт, так пусть отдувается. Я хочу забыться и согреться. И я соскучилась — по жару, который источает его тело, когда лежишь под ним, по его губам и рукам… и прочему. Для меня в этом болоте как будто целая жизнь прошла, и намёрзлась я там во всех смыслах.

Нашарила в ногах сброшенную одежду и только завернулась в неё, как шаман сказал совершенно не сонным голосом:

— Не ходи, богиня. Его там нет.

И на моё удивление пояснил:

— Все ночи, начиная с сегодняшней, король будет проводить обряды, связанные с предстоящим праздником. Именно он понесёт тебя в огонь, к этому нужно готовиться.

Ишь ты, стало быть, не фунт изюму смертность-то сжечь…

— Кроме того, до праздника ему придётся соблюдать специальную диету, и… — тут эру Глоренлин помялся, — пост.

Вот жалость-то! Ну до чего же не ко времени! Я старалась не думать, понимая, что Глоренлин читает меня, как открытую книгу, и с недовольным вздохом забралась обратно под одеяло. Вот прямо сегодня — да, мне хотелось, чтобы король утешил меня телом. Или, если уж ему совсем не хочется, хотя бы за ножку подержал. Он умел показать небо в алмазах, поласкав только ступню.

Стеснялась этих мыслей, но перестать их думать не могла. Пожалела, что отказалась от мимолётного предложения узнать, как он это делает языком. Кто знает, я, может, никогда больше? Ведь смерть может перевесить бессмертие… Мерзко злилась, чувствуя себя, как в анекдоте, в котором одна дама другой жаловалась, что у неё-де без конца болит голова, а другая отвечала, что она без него вообще уснуть не может. Кожа горела, мышцы одеревенели; одеяло казалось грубым и царапало. Хотелось, чтобы шаман по крайней мере молчал и делал вид, что спит, но ему не спалось и не молчалось:

— Божественная, что ты возишься, как лесная мышь в гнезде? — в голосе насмешка и сочувствие. — Помочь уснуть?

Ко мне пришло озарение: шаман же! Щас он меня так усыпит, что я без задних ног до утра просплю! Радостно согласилась и была поражена, когда он вихрем взметнулся надо мной и со стоном поцеловал. Взвизгнула, упёршись руками в грудь:

— Нет!

Он замер, окаменев, и, видимо, роясь у меня в голове, а потом со вздохом поднялся и лёг к себе. Помолчал и спустя какое-то время ровно сказал:

— Прости. Я не так понял.

Я, всё это время пытавшаяся, образно говоря, поднять челюсть с пола, не удержалась и дрожащим голосом вопросила:

— Эру Глоренлин, как же ваша аскеза? Это ж сколько трудов, сколько жертв пропадёт⁈

Он долго молчал, и я было решила, что шаман либо уснул, либо не желает со мной разговаривать, как он ответил — уже обычным своим, спокойным насмешливым голосом:

— Ах, богиня, зачем же приравнивать ночь с тобой к сливам, которыми ты пыталась накормить меня утром?

А, стало быть, это того стоит. Вздохнула и более ни о чём не спрашивала, но он, ещё помолчав, снова начал говорить:

— Зная, что ты появилась в мире, я пытался избежать встречи, но случайно встретил в Гудящей роще и с тех пор мечтаю о тебе.

О, не зря король шипел, что ещё один шаман в чертоги Мандоса просится… нет уж, одного хватило. Ни в коем случае. Надеюсь, за поцелуй и домогательства Трандуил его не убьёт.

— Не бойся, божественная: он не убьёт меня и за большее.

Удивилась и спросила, с чего бы это вдруг. Выяснились интересные вещи. Глоренлин в последнее время очень сильно вырос, и рост этот продолжался, причём скачкообразно — как я поняла из объяснений. Он имел все шансы сравняться с королём даже в нынешнем его состоянии, причём когда это случилось бы, угадать было невозможно. Но в случае, если Глоренлин отвергнет аскезу — рост силы прекратится надолго. И у владыки в подчинении будет сильный шаман — но не сильнее, чем сам Трандуил. Поэтому король, несмотря на ревность, где-то даже заинтересован в том, чтобы падение Глоренлина произошло сейчас, когда он сорвёт, так сказать, несколько поцелуев, а не вырастет и не отберёт богиню совсем. Слушая, плюнула про себя, удивляясь мастерству компромиссов и расчётливости душки Трандуила. Понятно, что это он таким айсбергом смотрел. Ревновал заранее. Поделили меня, как говядинку, даже не потрудившись спросить.

На эти мысли Глоренлин, судя по голосу и дыханию, огорчился:

— Божественная, ну зачем ты так… Никакого насилия, что ты.

Ага, то есть предполагается, что он вырастет, убьёт, если ему повезёт, короля — и принца!!! — и дальше безо всякого насилия будет за мной ухаживать⁈ Нет и нет!

— Что ж, Блодьювидд, ты прямо сейчас можешь повлиять на ход событий. Да, если я буду в силах, я вызову обоих твоих консортов и убью их — ради возможности за тобой ухаживать. Я считаю это честным. Но я не могу устоять перед тобой, и, если ты сейчас ответишь на моё желание, я буду с тобой до праздника — а потом исчезну из твоей жизни. Такие дела.