А папенька Ганконера, наоборот, любимец военных дубов, спец по магической поддержке. Разговор случайно зашёл, я во время завтрака спросила, как вышло, что с двумя шаманами я знакома, а с двумя нет. Сарычи оживились и любезно вылили на меня кучу информации. Так, Глоренлин, мало того, что из пущи не ездок, он и из жилища-то своего редко выходит. Только по делу. Увлечён магией, ему не до беготни. Ой, понимаю. При дворе бывает, когда от него что-то надо, а так дворец не жалует — атмосфера не нравится, суеты много.
Четвёртый же, Уллан, сейчас в Линдоне. Тоже шпак, но польза от него есть (да, сарычи, естественно, со своей колокольни всё рассматривают, профдеформация же)) — он провидец и силён видеть, слышать и передавать информацию на очень далёкие расстояния.
Ага, принц ведь тоже в Линдоне. Заподозрила, что шаман там сидит, чтобы наследничек чего не выкинул. Для подстраховки и слежки.
— Да, богиня. Ты очень догадлива, — владыка слегка раздражён, и непонятно, чего в его голосе больше — любезности или ехидства.
Подумав, с любопытством спросила, а шпак ли Ганконер. Интересно же, как они этого персонажа видят.
— Нет, Ганконер только на вид шпак. Воевал с ним. Мы тоже первое время думали, что вот, прислали заумного книжного мальчишку, ему же тогда всего ничего было, Рутрир его одного только начал отпускать. А потом случилось преследовать отряд орков, укравших… кое-что. Догнать догнали, но они в пещеры ушли и оборону организовали. Спускаться за ними — половина наших легла бы, да делать было нечего, собрались уж, а тут он. На расстоянии тогда убивать не умел, но придумал, как запрудить речку. Всех утопили, всё племя, до последнего щенка! С нулевыми потерями. Осталось только воду спустить да забрать, что нужно было. Ганконер не шпак, — холодноглазый Морралхиор, расист из расистов, а смотри-ка, с какой симпатией к полукровке!
До последнего щенка, стало быть… И говорит ещё этак с позитивчиком, от чистого сердца нахваливает, совершенно для него это не мерзко и не тошнотно. Да уж, из книжных мальчиков всегда получались самые продвинутые убийцы. Интересный, конечно, персонаж, но меня вот чего-то поташнивает, лучше не углубляться в биографию. Пусть остаётся соловушкой.
Трандуил поперхнулся и засмеялся, но не сказал ничего.
* * *
Познакомилась с торговцем. Весёлый дядька с кудрявой бородой. Странно было увидеть человека, отвыкла я от них. Громоздкий, неловкий. И да, пахнет… человеком. Он получал деньги за привезённое винишко (то-то король обрадуется! и не он один)), а мне как раз возгорелось посетить хозяйственные задворки с ознакомительной экскурсией, и тут-то мы и встретились. Бочки с вином выгружались и закатывались в подвал брауни в присутствии эконома и нескольких стражников, простукивавших бочки (ишь, бдят!), и я остановилась поглядеть. Он заметил меня и выпучил глаза:
— Девонька! Ты-то тут откуда? В эльфийском логове? — видно, что поражён.
И смотрит, как на телёнка с двумя головами. Не может ни с чем соотнести в своём опыте. Переводит взгляд то на лицо, то на платье, то на драгоценности, которыми я, вняв совету Силакуи, стала увешиваться, аки праздничная ёлка.
Я первым делом порадовалась, что всеобщий кое-как понимаю, а потом задумалась, что бы ему ответить. Мортфлейс была рядом, но индифферентно молчала, глядя поверх головы торговца. Эконом и стражники, и без того холодные, начали излучать холод на порядок сильнее, но торговец, даром, что положено ему чувствовать настроения, совершенно этого не заметил и радостно ждал ответа.
— Блодьювидд, к вашим услугам, — и посмотрела с намёком.
Намёк он понял:
— Дядюшка Гату, милая. Вожу сюда из Эсгарота вино. Немало тут его выпивают.
А как же, уж я-то в курсе. Торговец не унимался, и глазки его блестели живым любопытством:
— Одежда и украшения у тебя эльфийские, да вижу, что не эльфийка… Чьих ты?
Ох, кого-то мне этот милый человек напоминает… глядя на его горящие глаза, вспомнила: коллегу одну. Я была в неё почти влюблена, уж очень персонаж ужасный. Адское отродье.
Когда у неё лопались брюки на пузце — виноваты были гнилые нитки и мерзавцы, продающие некачественный товар. Мысль, что штаны лопнули под напором пузца, ей и в голову не приходила.
Когда мыла пол шваброй, велела за ней ходить и рукава ей поддёргивать, чистый дядя Поджер (ну, у писателя Джерома был такой персонаж, он, когда гвоздь вбивал, заставлял всю толпу домочадцев вокруг плясать с мелкими поручениями). Я ходила и поддёргивала. С восторгом. Увлекательный образ, с ней интересно было.
Привезли как-то доставку мне — на сайте заказала всякую мелочовку вроде чулок и пояс под них красный: случайно прельстилась. А она возьми и спроси, что у курьера в мешочке. Я б нипочём не спросила, если бы человек сам не рассказал — мало ли, что там. А она спросила. Я сказала. Она спросила, зачем мне это нужно, Карл!!! И добавила, что никогда в жизни про меня бы не подумала, что я могу такое покупать и носить. Я же такая интеллигентная! И целый час молчала потрясённо, но отошла, к сожалению, и снова обрела дар речи.
На следующий день все офисные работники, глядя с сочувствием, по очереди, тихонько отозвав в уголок, рассказывали, что она распространяет про меня ужасные сплетни, и спрашивали, как я её терплю.
Ой, да она меня и не напрягала, только радовала своей непосредственностью. Немного скучаю по ней)
И этот дядька живо её напомнил. Что ж, раз спрашивает, отвечу:
— Я любовница короля.
Ага, проняло. Потрясён, не верит — но, разглядывая жемчуга и бриллианты, и во лжи моей увериться не может. Цену этим бусикам даже я сразу поняла, а уж торговец…
Посмотрел на эльфов и наконец попридержал язык. Точнее, совсем умолк. Жаль, я надеялась, что он сохранит болтливость и порассказывает что-нибудь интересное… впрочем, то, как он взглядом по мне шарил, не слишком понравилось, и я равнодушно попрощалась.
* * *
Дня через три совсем потеплело, и Мортфлейс спросила, не хочу ли я прокатиться по реке. Госпадя, да кто ж знал-то, что так невинно она называет совершенно адский рафтинг на вёрткой лодчонке! Сама-то она одета была, как всегда, скромно и сообразно воинскому званию, в зелёную мужскую одежду, а я как была в длинном платье, так в эту лодчонку и загрузилась! Таки ж мне ещё и весло выдали, и мы погребли. Вспомнила анекдотик, как-де иностранные любители гребного спорта удивлялись, почему это в советских экипажах гребцов всегда одинаково зовут: Гребибля и Гребубля.
И уж я почувствовала себя Гребублей! Если под дворцом река была относительно спокойной, то дальше начались пороги, и я сначала мало запоминала окружающий пейзаж, орудуя веслом, визжа и хохоча, и отплёвываясь от пены. Потом река снова поспокойнела, но всё равно оставалась быстрой, и за несколько часов донесла нас до озера.
Полюбовавшись издали Эсгаротом, набродившись по побережью, сплетя венок из подснежников, я начала интересоваться, попадём ли мы во дворец к ужину: вдруг осознала, что против течения в этой реке не выгрести. Мортфлейс, ухмыльнувшись, успокоила, что обратно к ужину попадём, сейчас-де она это дело организует — и отлучилась, а я осталась ждать её, разгуливая по полянке с подснежниками.
И наткнулась на охотников, несущих свежеубитого оленя. Мы взаимно удивились. Они приятно, а я не очень.
— Гляди-ка, баба! Откуда такая? — скинув наземь свой конец палки, на которой висела оленья туша, один из них подходил всё ближе.
Они смотрели, как на бесхозную вещь, и говорили так, как будто я их не слышу.
— Тряпки эльфийские… Но у эльфиек таких сисек не бывает. А камушки знатные, — и, обращаясь ко мне, — цыплёночек, ты как тут оказалась?
Я промолчала.