Удивляло во всём этом то, что Ланэйр нападал, а не уклонялся и не выжидал, и проявлял очень бодрую агрессию, чем-то напоминая медоеда… похоже, краёв он не видел и о самосохранении не думал, просто хотел убить. Да, тот бой с Трандуилом и правда был декоративным. Господин посол показывал своё изящество и лёгкость в сравнении со скучно-практичным владыкой.

В какой-то момент Эрланнилу удалось огреть Ланэйра древком в бок и моментально пихнуть им же в грудь, и Ланэйр отлетел на расстояние, удобное для размашистых ударов секирой.

Мне такой удар, наверное, проломил бы грудину до позвоночника, но медоед наш как и не почувствовал. Как говорится, ёжик сильный, но лёгкий, и на этом и было сыграно. Но бодрости ёжик не потерял.

Ужас продрал по хребту, я думала, что сейчас Ланэйр начнёт уклоняться от серого размазанного вихря, в который превратилась секира, и что мне придётся увидеть его смерть. И то правда, что его какое-то время гоняли по поляне, и эти секунды для меня были вечность. Тут ведь достаточно было попасть один раз — и всё, это даже мне было понятно, а уж как Эрланнил это понимал, судя по тому, что убыстрился, став, я не знаю… бешеной мельницей, торнадо, божественным шквалом — он казался неотвратимым, но почему-то всё никак не мог попасть по Ланэйру. Тот был уже даже не как струйка дыма или бабочка — он был живая ртуть. И агрессивная.

Он, похоже, как-то ухитрялся ломать Эрланнилу… всё. Ритм и рисунок боя, и даже настроение. По крайней мере, Ланэйр пережил бешеную мельницу и они снова оказались в прежней позиции — на среднем расстоянии друг от друга; и снова Ланэйру удалось пырнуть соперника, на этот раз в шею. Кровь во время поединка выплёскивалась толчками, и была очень алой на белом. Я думала, что бой будет быстрым и всё решится разом — но, похоже, эру Эрланнил просто истёк кровью, и заключительный эффектный взмах меча, отделивший голову от тела, не был таким уж решающим ударом. Но он всё завершил.

Я бы отшатнулась от головы, летящей в мою сторону, но заторможена очень была и стояла смирно. Эти ещё блестящие из-под полуприкрытых век глаза, эта наискось обрубленная мечом, разметавшаяся по траве грива…

«Господи, да неужто считается красивенько сделать так, чтобы мне под ноги голова упала⁈» — и тут же услышала почтительный шепоток жрицы:

— Богиня, если ты прикоснёшься к убитому, это благословение для всего его рода…

Нагнулась, боясь упасть, и закрыла ему глаза, не зная, насколько уместен жест, но не умея придумать ничего больше. Разогнулась, стараясь не чувствовать, забыть, как прикоснулась пальцами к его тёплым, но уже неживым векам; сдерживаясь, чтобы не начать вытирать запачкавшиеся в крови руки о подол — и ужасно погибшего жалея. Даже облегчение от того, что Ланэйр жив остался, не делало жизнь краше. Для меня всё это очень далеко было от праздника, но сидхе вокруг вид имели приподнятый и глазами блестели.

Эллет Хельсор протягивала бокал:

— Не надо горевать, все мы трава и травой станем, у эру Эрланнила была хорошая жизнь и достойнейшая из смертей. Выпей, богиня, и развеселись сердцем!

Подумала, что это антидот, приняла и выпила. Окружающее перестало впечатлять кислотными красками. Двинула рукой, и она уже двигалась не как под водой, а с нормальной скоростью.

Кроме вернувшегося привычного восприятия, тело накрыла волна дикого, низменного желания — ему, телу, казалось видно, что какая-то ужасная опасность избегнута и надо соответствующим образом праздновать. Так что да, в каком-то смысле и для меня праздник, что уж там. А может, и ещё чего в бокальчик наплескали. Для веселья. Что ж, если и так, я скорее поблагодарю, но хочется знать:

— Что было в бокале, эллет Хельсор?

— Только антидот, богиня, — и в ставших вдруг старыми глазах возникла понимающая такая усмешка, — чего-нибудь ещё? Есть травы, будящие чувственность, — голос её журчал ручьём, я вдруг заслушалась, а потом поняла и слюна попала не в то горло.

Мучительно прокашлявшись, сипло попросила:

— Медовухи. Столетней, — помнила, что в прошлый раз, когда Трандуил так же походя почти соперника сжёг, мне здорово помогло.

Хельсор только улыбнулась, и состоящий из теней и ветвей брауни уже вывинчивался из дернины, и в руках-веточках у него был мифриловый кубок с медовухой.

Приняла, поблагодарила и тут же тяпнула. Ну всё, сейчас подействует. На Ланэйра не смотрела, думая, что вот ради одного поцелуя светлый эльф соплеменника только что замочил без тени сомнения. Он и раньше убивал, но как-то… вынужденней, что ли. Но когда почтительное скорбное молчание во время похорон нарушилось сдавленным кашлем, обеспокоенно уставилась: да, осунулся и тяжело, с хрипами дышит. Видно, не прошёл даром удар в грудину. На адреналине во время поединка, может, и не чувствовал, а сейчас? Что там? Отбитые лёгкие, треснувшие рёбра, внутренние кровотечения? Забеспокоилась за князя, заоглядывалась в поисках целителя, а сама в это время ужасалась ещё и осознанной наконец мысли: «Неужто вылечат, да так, чтобы он целоваться мог?», причём беспокоило именно, чтоб «мог». Стыдобища.

И, единожды пущенная в сознание, мысль эта там расположилась, как полководец в захваченном городе, и начала думаться. Светлый князь, может, кровью кашляет, дышать ему тяжело, а я о поцелуях размечталась и чувствую, как щёки гореть начинают, и сделать с собой ничего не могу.

Пока изумлялась себе вот такой, похоронный обряд закончился. Эллет Хельсор подали посох с рогами. Она поклонилась и торжественно двинулась вперёд через поляну:

— Богиня, я укажу тебе путь к храму.

Я медлила, оглядываясь: Ланэйра не было видно.

— Эру Ирдалириону нужна помощь целителей, нужно освежиться после боя, переодеться в чистое — чтобы достойно представить Лотлориэн, чтобы твой взгляд радовался консорту… — Хельсор снова зажурчала хрустальным лесным ручейком, и я, облегчённо выдохнув, последовала за ней в окружении весёлой толпы высокородных.

Мы шли довольно долго, полчаса наверное, и всё не было видно никакого храма, зато откуда-то справа стали слышны развесёлые клики. Начала коситься — сквозь толстоствольную мэллорновую чащу кое-как виднелась параллельная тропа, по которой шла такая же торжественная процессия, как и наша, и тропы сходились всё ближе.

Сошлись они у крохотного родничка, процессии радостно смешались. Надеялась увидеть Ланэйра, но не видела. Зато видела какое-то белое полотнище на палке, вроде хоругви, но длинное, до земли. Его неожиданно отдёрнули, и за ним, сияя, я бы сказала, скромностью, обнаружился мой светлый эльф.

В это же время жрица стукнула посохом и звучно возгласила:

— Князь и княгиня света, мы приветствуем ваш приход! — и лес взорвался ликующими криками.

Ланэйр скромно улыбался. Я только глазами хлопала, разглядывая эти лукаво опущенные ресницы, эти ямочки на щеках — и весь он как-то светился изнутри. Мда, целители в Лориэне отличные. В белом и длинном, со сложно убранными белоснежными волосами, увешанный драгоценностями…

Ехидно подумалось, что в жизни не видела невесты прекраснее, но с ума я пока не совсем сошла и вслух такие шутки не шутила.

Да и в целом говорить, кажется, вовсе не требовалось, и я взяла пример с душки Ланэйра и постаралась рассияться.

Хельсор подали большую деревянную чашу, неровную, потемневшую от старости, и она, наклонившись, набрала в неё родниковой воды и поднесла по очереди — сначала мне, и я отпила глоток, потом ему. Ланэйр пил жадно — видно, после боя не довелось попить, и я со специфической бабьей жалостью смотрела, как он глотает, захлёбываясь, как струйка воды стекает по его подбородку и по мускулистой шее, как подрагивают на тёмном дереве длинные светлые пальцы… Он оторвался с усилием, похоже, не напившись, и протянул чашу обратно Хельсор. Было видно, что для него обряд очень много значит и участвует он в нём всей душой.