Не могла больше и некультурно перебила:

— Не хочу даже слышать про это!

Он огорчился:

— Я просто хотел, чтобы ты поняла… и, может быть, приняла такой ход вещей.

Буркнула, расстраиваясь всё больше:

— Я не принимаю. Постарайся не умереть, пока я здесь, — и торопливо добавила, — и потом тоже. Мне приятно будет, если ты тысчонку-другую лет ещё протянешь.

Он только заулыбался в ответ:

— Не надо так хмуриться, богиня. Чувствуешь, вода стала холоднее? — и правда, в тёплые струи вплетались другие, прохладные, — тут недалеко в реку впадает родник. Подземные воды выходят на поверхность, и от их холода ломит зубы, но на вкус они как счастье.

И мы, натурально, дошлёпали до родника в сени лопушков и наелись там тёплого мёду лесных пчёл, внападку запивая водой, которая действительно ощущалась жидким льдом и имела вкус счастья.

То, что эльф способен отправиться за семь вёрст киселя хлебать в смысле любования кувшиночной пасторалью, я не сомневалась, и не ждала чего-то чудесного — хотя бы потому, что не так тонко чувствовала красоту природы, как они. Но не почувствовать оказалось невозможно, и от пасторали это было далеко.

Ели по склонам сменились мэллорнами, и на фоне этих чудовищ лопушки в четыре человеческих роста уже не казались гигантскими, а смотрелись травкой. Река перестала быть чистой и бурлила — водопад был совсем рядом. Я ещё призадумалась, как же там кувшинки растут, они же любят спокойную воду, но смолчала, потому что мы как раз начали подыматься в гору, а когда пыхтишь, то не до разговоров.

Мэллорны шумящими вершинами уходили высоко в небо, и я, любуясь на них, не сразу заметила скальную стенку — только когда почти упёрлась в неё. Ну да, надо ж откуда-то падать водопаду. Хотела спросить, зачем мы отошли, отсюда же ничего не видно, но Ланэйр опередил:

— Мы на месте. И время как раз подходящее, скоро начнётся закат, — и вежливым жестом указал на мэллорн.

Пока мы подымались по эфемерной лесенке (местами ногу приходилось ставить на сучок или выступ коры), рассказывал:

— Здесь живёт королевский историограф, атани Эльдакар.

Не распознав слово, с недоумением спросила:

— Что значит «атани»?

— Человек, — я слегка потеряла равновесие и уцепилась за ствол, с которого с шуршанием посыпалась кора. Ланэйр переждал удивление продолжил: — На квенья «атани» значит «вторичный», «послерождённый».

А, ну конечно. Перворождённые-то вы, голубчики. Припомнила, как Трандуил говорил, что у Элронда есть человеческий историограф. Это, стало быть, он.

— А почему он так далеко от дворца живёт?

Ланэйр хмыкнул:

— Ему нравится этот мэллорн… завещанный ему другом. Человеческий век недолог, и атани Эльдакар уже в конце пути. Он живёт там, где хочет, а новости и так доходят до него… вот как сегодня дошли мы, — и, перетащив меня на совсем уж далёкий и неудобный сук, указал на дупло почти в человеческий рост, — он предупреждён и ожидает нас.

Атани Эльдакар в благообразности благополучно переплюнул Гэндальфа. Белоснежная длинная борода, белоснежные одежды… он стоял торжественным сияющим столбом, и правда ожидая нас — видно, издалека услышал.

Забавно было познакомиться с человеком, живущим в эльфийском логове дольше, чем я. Он и его дом пахли… не знаю… как эйдос благородной старости — пчелиным воском, цветущим золотарником в жаркий осенний полдень… чистотой льняных одежд, старым деревом… Я как-то сразу почувствовала себя хорошо в этом доме и с благодарностью и лёгким любопытством осматривалась, не торопясь уйти.

— Приветствую божественную пару! Богиня, — он как-то по-особому поклонился, и я поняла, что атани Эльдакар, кажись, святее папы римского. В смысле, что эльфийские ритуалы, может, какой эльф и опустит, а атани Эльдакар ни в коем случае, да ещё не спеша так, с достоинством и с удовольствием этикет блюсти будет, с тонкостями со всякими. Эльдакар тем временем повернулся к Ланэйру и до небес превознёс светлого князя. Я впервые на квенья услышала перечисление всех его титулов и запомнила мало, но впечатлилась.

Старец продолжал плавную речь про свой восторг, да что он не ждал, не надеялся увидеть недостойными очами величайшее сокровище сидхе — и я несомненно поняла, что родичем он меня отнюдь не считает. Смотрит действительно как на божество. И при этом жадно, запоминающе так — небось, как уйдём, сразу всё будет записано. И что говорила, и как сидела, и чего откушать изволила. И тем не менее, он был мне приятен. Кажется, жизнь в пуще очень облагораживает… послерождённых. Они даже пахнуть хорошо начинают. Вспомнив мир людей, поёжилась: едкий пот и запах дезодорантов, ещё более едких и при этом химозных, всегда оглушал, и у них, у людей-то, были царапучие взгляды, слова и мысли. Жить с этим можно было, но и только. И вот, значит, каким может быть человек в иных обстоятельствах.

Мне была любопытна его жизнь, и я, стараясь не быть слишком бестактной, расспрашивала. Старец, как мне показалось, рад был интересу и охотно рассказывал — ведь это предполагало, что и я рассказываю о себе.

Что был он младшим приказчиком купца, с караваном товаров прибывшим в Последний Приют — и что там был замечен владыкой Элрондом. Тот выяснил, что человек грамотен и имеет интерес к истории и прочим наукам, и пригласил остаться. Он согласился и стал атани Эльдакаром, королевским историографом.

Я кивала, слушая. Ну да, карьера неплохая, из приказчиков в королевские историографы. А Элронду, похоже, кроме редкого у эльфов дара марать бумагу именно прозой, в Эльдакаре понравились внутренняя чистота и покой. Очень, конечно, обаятельный человек.

Потом Элронд перебрался в Лориэн, оставив Последний Приют сыновьям, и Эльдакар с ним.

Я дерзнула полюбопытствовать, любил ли его эльф, завещавший ему мэллорн — нет, просто дружба. И мэллорн, что удивительно, увидел и признал его, чего с людьми не случалось. Есть подозрение, что имеется у Эльдакара немного крови эльфов или, может быть, даже майар. Толком ничего сказать нельзя, капля мизерная, а истории рода он не знает, сирота.

А любить — любил, как же. Но разве эльфийка посмотрит на человека? Он и не дерзал признаться, смотрел издали, как на пленительную недосягаемую звезду (понимаю!). И до сих пор смотрит — он уже сед и ноги ходят плохо, а она всё так же юна и прекрасна, и это греет сердце. В этом месте я чуть носом не захлюпала, отчасти и позавидовав — хотя, казалось бы, чему… разве что его чистоте и силе духа.

Я бы и ещё поговорила, но Ланэйр двинулся и сказал:

— Пора. Солнце скоро подойдёт к нужной точке, — и, благосклонно кивнув атани Эльдакару, пошёл на выход.

Мы всё поднимались по ветвям и извивам ствола, уже даже отдалённо не напоминавшим лестницу, и наконец, уже в самой высокой части кроны, выбрались к небу — и к вершине скальной стенки.

— Вставай сюда, с этой ветки видно лучше всего, — и, пока я осторожно перебиралась, куда велено, мне было поведано, что конкретно этот мэллорн считается очень престижным жилищем. С него вид открывается на болото.

Квакнула было, удивившись:

— Что за болото? — и подавилась словами.

Понятия эльфов о лучшем месте для созерцания далеки от человеческих. Впрочем, речь и шла о «лучшем», а не о «комфортном». И вот, перетаптываясь по довольно тонкой ветке и цепляясь руками за скалу, с трудом на неё опёрлась, почти прилегла на край — и вдруг увидела.

Пламенеющие закатные облака заливали алым море кувшинок, уходящее к горизонту. Белоснежные лепестки светились радиоактивным розовым, а вода была, как кровь.

Я только и могла бормотать:

— О, Боже… О, Боже, — никогда не видела такого цветочного инферно!

Да, затейники, конечно. И ведь точка обзора какая неестественная для человека! Удивительно: я так понимаю, водопады, которые здесь есть, вытекают из этого болота. Даром, что резкий перепад высот и скалы, а вот заболотилось это место и кувшинками поросло.