После чего с очевидным облегчением повернулся ко мне; на меня его целительство изливалось водопадом щедрости. Кроме имеющейся фляжки, из которой требовалось пить понемногу, пришлось употребить ещё какие-то порошочки и настойку. Настойка была настояна, похоже, на чистом спирте и по голове ударила бархатным молотком. Лечение сопровождалось полным энтузиазма монологом. По приезде в Лориэн предполагались специальная диета, лечение, целительные ванны, прогулки — всё под трепетным надзором эру Норраниса. Который, похоже, был крутым целителем. Мне так очень полегчало и захорошело, да и Ланэйр оживился и глазами заблестел. Но как можно было не предложить помощь настрадавшемуся сородичу сразу?

Задумалась, что всё-таки эльфы, конечно, холодны друг к другу. Наверное, долгая жизнь способствует прохладе в отношениях.

Эльфов немало так было, около сотни навскидку. Когда мы втроём вернулись от ручья, уже был устроен ночлег и пылала саламандра. Обрадовавшись живому пламени, села и протянула к нему руки. Было так хорошо, что не думалось почти, но я, как могла, прислушивалась к разговорам.

Передо мной ещё поизвинялись, что нет-де палатки; отряд, который за нами приехал, как раз меня вызволять и собирался, кому-то из шаманов было видение, что надо ехать за мной в Туманные горы, и их послали проверять. Ланэйрово корешковое послание как раз на выезде и застало, и сорвались, в чём были. Поэтому нет ни палаточки, ни одеял из ивового пуха (о, так вот из чего эти одеяла? а мягок, как гагачий…). После месяца скитаний по горам и лесам отсутствием палатки меня было не пронять, а вот не рваному чистому плащу и лембасу я обрадовалась. Всё познаётся в сравнении)

Угнездившись, первым делом поинтересовалась, можно ли наконец-то отправить письмо в Эрин Ласгален. Я туда ехала и хотела бы таки доехать.

Высокородные, неоднозначно попереглядывавшись (как будто я им тухлую крысу кинула и они друг другу её перекидывали, не смея выбросить), всё-таки с помощью взглядов решили, что отвечать будет Александр Друзь свежепредставленный эру Теаранмаэль. Смазливый, но, судя по вальяжности и должности начальника отряда, весьма взрослый эльф заговорил:

— Прекрасная… — тут он, по-моему, слегка сбился с мысли и довольно долго плёл словесные кружева: о том, как счастлив меня видеть и как я ослепительна; как велика милость небес, что со мной ничего не случилось; что это, несомненно, судьба, в Лориэн-то попасть, да какое это негаданное чудо.

Я терпеливо ждала, улыбаясь. Это всё напоминало анекдотик про то, что в Эстонии на круговых перекрёстках-"ватрушках' якобы вешают надписи: "Не более трёх кругов!'. И милейший эльф как раз пошёл на четвёртый круг восхвалений, но таки собрался и вырулил, с достойной, но, кажется, вполне лицемерной скорбью сообщив, что в Эрин Ласгален и писать-то смысла нет. Сердце ухнуло в пропасть, но тут рассказчик, по счастью, не тянул и пояснил, что шаман Глоренлин, почувствовав, что меня выбросило в другой мир и что мне грозит опасность, счёл нужным отправиться следом. И что аранен Леголас отправился вместе с ним. Дело было в Самайн, когда открыты врата между мирами. Вовремя они не вернулись — стало быть, стоит ждать их не раньше следующего Самайна. А поскольку владыка Трандуил точно так же в другом мире увяз, то и в Эрин Ласгалене мне делать ну совершенно нечего. Вместо этого стоит погостить в прекраснейшем Лотлориэне. Это судьба! — и, просветлённо улыбнувшись, он повёл рукой в мою сторону, ожидая моего согласия, всеми силами показывая, что оно должно быть несомненным и очевидным.

У меня достало сил только сухенько кивнуть.

У костра тут же повеселело: забулькало вино, разливаемое по фунтикам из коры, лица оживились. Мне было предложено, но я даже отказаться не успела — за меня отказался эру Норранис, напомнив, что пора глотнуть солёной бурды. И то правда, что я б и сама не стала, голова и без вина кругом шла — от еды, от тепла, от безопасности. И отходняк на это всё ещё накладывался. И ранее употреблённая лечебная настойка.

Отблески пламени играли на счастливых лицах собеседников; мне рассказывали про Лориэн, про праздники, которые закатят в мою честь; что владыка Элронд, гостивший у сыновей в Ривенделле, спешно возвращается. И про вечное лето, которое мне понравится, и про мэллорны, и про сезон цветения кувшинок под радужными водопадами — и так далее, и так далее.

Сидела, развесив уши. Скосила глаза, услышав, как Ланэйр хрупнул орехом, и тихонечко, чтобы не прерывать разговоры, попросила:

— Нагрызи мне тоже, пожалуйста.

Просьба, однако, была услышана не только Ланэйром. Эру Норранис чуть ли не потрясённо следил, как Ланэйр щёлкает орехи, складывая облупленные на листик, который положил мне на колени. Это смущало и раздражало, и я уже хотела спросить, в чём дело, но шаман сам заговорил:

— Богиня, эру Ланэйр грызёт для тебя орехи?

Смутилась ещё больше. Мне это не казалось чем-то странным. Буркнула:

— Да. Сама-то я не могу, — и пояснила: — Они твёрдые для меня.

В сущности, эльф, наверное, просто не понимает, что у меня слабые челюсти (и зубов очень жалко) и что сама себе нагрызть орешков я не могу. Разница менталитетов.

Лицо эру Норраниса окрасила странная эмоция. Я бы идентифицировала её, как наигранную глумливую скорбь и недоверие:

— Прекрасная, ты сама не можешь, но неужто эру Ланэйр настолько ослаб, что не может сделать вот так? — он зачерпнул орехов из общей плетёнки, стоявшей у костра, с хрустом сжал кулак, и, когда ладонь раскрылась, на ней лежали чистые ядрышки в окружении раздавленных скорлупок.

Ещё больше опечалившись, Норранис сообщил, что потрясён столь страшной немощью одного из самых выдающихся эльфийских воинов, и что он, конечно, ошибался: эру Ланэйр нездоров, да и сильно.

Повисшее молчание мне не особо нравилось, но я его не понимала. Скосилась на Ланэйра — тот только плечами пожал, опуская глаза:

— Мне нечего сказать, Блодьювидд, — и положил на мои колени ещё орешек.

Мне тоже нечего было сказать. Лущил он эти орехи, как привык, чего все так смотрят? Задумалась, занервничала и на автомате потащила орех в рот.

Норранис быстро спросил:

— Богиня, можно ли поздравить эру Ланэйра с тем, что он является твоим консортом?

Нахмурилась и грубо ответила:

— Нет.

И зло посмотрела: какое право он имеет спрашивать, да ещё при всём кагале? Но совсем не ответить казалось ещё более грубым.

Ланэйр, которого, казалось, беседа никак не затронула, вдруг решил внести свою лепту и заговорил:

— Богиня, я не мог спросить об этом раньше. Ты была в беде, а я был твоим единственным защитником. Это было бы недостойно. Но сейчас спрашиваю: ты примешь моё гостеприимство? Клянусь, я не причиню тебе обиды и буду ухаживать, только если ты дашь на это позволение. Гостеприимство же я предлагаю в первую очередь, как твой искренний друг.

Молчание стало совсем уж гробовым.

Испытывая большую неловкость, всё-таки кивнула с благодарностью:

— Я приму. Спасибо, эру Ланэйр, — и потащила ещё орешек, надеясь, что пустой непонятный инцидент замнётся уже.

Он не замялся. Молчание, которое можно было нарезать кусками, прервал эру Норранис:

— Богиня, но… для тебя уже готовят покои в королевском дворце, человеческой женщине там будет удобнее. И эру Ланэйр не консорт…

Спокойно подтвердила:

— Не консорт.

— В таком случае, это нонсенс… не принято! — у него было лицо дипломата, которого на приёме пытаются накормить дохлыми лягушками.

Легко отмахнулась (чорт, кажется настоечка таки действует!):

— Богине можно всё, не так ли? Я ведь свободна?

Хитрый поц изошёл на словесные выкрутасы, из которых, опять-таки, следовало, что если не консорт, то и нельзя. Надо оказать честь королю и поселиться во дворце.