Печально хмыкнула, подумав, что моё дитя будут честить орком, как Ганконера, но Силакуи засмеялась (вот забыла, отвыкла, что она читает мысли!):

— Что ты, богиня… по линии матери он будет настолько знатен, что про орочью кровь никто и не вспомнит.

Облегчённо всхлипнула:

— Это мальчик? — мне было всё равно, просто ляпнулось, от облегчения, что всё вроде бы неплохо.

— Да, это будет принц, его происхождение мало чьему уступит. Он будет с пиететом принят при эльфийских королевских дворах — когда наступит время путешествий, а его рождение примирит и изменит отношения стран, подвластных Тёмному, и эльфийских протекторатов… Мир меняется, да… То, что Тёмный оказался не куксом огромной силы, а живым, и что от него забеременела богиня — этот факт повернёт историю, — Силакуи задумалась, глубоко уйдя в себя, а я старалась не расплакаться — всё-таки беременность делает женщину очень эмоционально нестабильной.

Пускать эльфов в своё гнездо Ганконер не собирался, и для переговоров строился дворец в отдалении — чтобы не шмыгали эльфийские шпионы в святая святых, а сидели бы там. Я была свидетелем вызова духов земли, когда Ганконер перед дворцом, стоя в пентаграмме, с воздетыми руками, что-то прокричал — и я увидела чудовищные столпы дрожащего воздуха, сквозь марево которых окрестные дома искажались и начинали расплываться. Ганконер повелительно что-то крикнул, указал рукой — и столпы стали удаляться по дороге, закручиваясь в торнадо. Облегчённо выдохнула — духи были ощутимо враждебны к людям, и я поняла, что только сила Тёмного удерживала их от нападения. Это были те самые строители крепости Рамалоки, и им предстояло отгрохать дворец переговоров.

Сотрясение гор я слышала даже тут. Было любопытно взглянуть на работу — но надо было беречься, и неуместное любопытство было задавлено. Через пару недель всё было готово, и Ганконер предложил переехать на время в этот дворец — предполагалось, что я буду присутствовать на переговорах. Чисто номинально. Как причина оных и символ мира и нового мироустройства, эхе-хе.

Добиралась я туда по дороге — Ганконер посчитал, что перепад высот при полёте на драконах не годится для беременной. Большой удобный паланкин несли четверо пещерных троллей в золотой сбруе. Чудовищные оковалки каменных мышц бугрились под пепельно-серой кожей. Они выглядели ужасно грубыми — но двигались очень мягко и удивительно быстро. Страшновато было смотреть на те обрывы и каменные россыпи, которые они ощущали удобнейшей дорогой. Если не выглядывать из паланкина, то он как будто и не двигался — но если выглянуть, то глаза на лоб лезли не от красоты горных пейзажей, а от того, что несут-то, оказывается, по какой-нибудь ненадёжной, почти отвесной осыпи над бездонной пропастью. Тролли, если не приглядываться, сливались с камнями — и я понимала, что шевеления, периодически виденные с галереи, скорее всего были не игрой света и тени, как я думала раньше — округа была наводнена этими бесшумными незаметными монстрами.

Октябрьская бронза дубов, растущих в горном ущелье, расступилась, открывая одноэтажный, но очень представительный дворец, полный сдержанной, некрикливой роскоши. Кажется, духи земли с практикой обретали и вкус.

Мне понравились мои покои в самой дальней, охраняемой урук-хаями части дворца и прохладный дубовый лес за окнами. Пару недель мы жили там вдвоём с Силакуи, не считая охраны и служанок, да прилетающего ночами Ганконера, а потом потихоньку начали прибывать эльфы. Я очень издали видела прибытие послов Эрин Ласгалена, и Трандуила с Леголасом в том числе. Порадовалась, что со стороны они выглядели живыми, здоровыми и даже упитанными, но у меня хватило ума не подходить — напряжение окружающей охраны и возглавлявшего её Згарха можно было руками потрогать, и я не знала, какие им даны указания. В любом случае, в отсутствие Ганконера не стоило их провоцировать ни на что.

Барабанный удар раскатился в гулкой тишине горного каньона, и Згарх, стоящий во главе двенадцатитысячного орочьего отряда, грозно прорычал что-то на чёрном наречии.

«У орков всегда перед началом битвы военачальник произносит пару напутственных слов, — в голове звучал ехидный голос Силакуи, — и, если это битва с эльфами, то это обычно его последние слова; лучники тут же выбивают военачальника из рядов живых… но традиция есть традиция».

Судя по тому, как посмотрели стоящие неподалёку эльфы — выработанный рефлекс убийства сдержать удалось с трудом.

Для торжественной официальной встречи Тёмного были приведены войска, занявшие края каньона, подходившего к дубовому лесу, окружающему дворец; эльфийские посольства ожидали поближе ко дворцу. Я была близко от тех и от других, но переговаривалась только с Силакуи, сидящей вместе со мной в паланкине, навьюченном на гороподобных троллей; малый круг охраны составляли харадримки со скимитарами, с которыми, как выяснилось, они неплохо управлялись (ой, недаром Ганконер деньги платил)), а был ещё и большой, из урук-хаев. Так получалось, что смотреть на эльфов я могла только издали, и огорчалась этому — соскучилась среди орков по светлому и прекрасному. Но хоть посмотреть могла.

Когда утих крик и гул от первого удара, в наступившей тишине прозвучал второй, потом как будто вразнобой, нерешительно стукнули ещё несколько — и было в этом что-то ужасное. Барабаны били всё громче, грохот стал слаженным и обрёл почти гипнотический ритм, похоже, действовавший на орков — во всяком случае, они в двенадцать тысяч глоток экстатически выкрикивали что-то на чёрном наречии, потрясая оружием в небеса. Воплощением угрюмой необоримой силы казались сейчас эти полчища, и ужасен был их экстаз перед тем, чего они ждали. Крики и грохот усилились, когда на горизонте появилась быстро увеличивающаяся точка, становящаяся здоровенным драконом. Низкое рычание заглушило бой барабанов и сотрясло землю неприятной низкочастотной дрожью, и чудовищных, невиданных мною размеров дракон приземлился, вздымая тучи пыли и перекрывая крыльями почти всё ущелье. Я ждала, что на нём будет сидеть Ганконер — но его не было. Оглянулась в недоумении — если орки бесновались и впадали в экстаз, то эльфы смотрели с холодными лицами, а Трандуил так даже и с очень-очень практичным. Что заставляло вспомнить, что одного-то дракона владыка уже урыл. И, насколько я понимала это его выражение лица, примеривался ко второму.

«Что ж, владыка Ганконер оказывает собравшимся высоким гостям уважение, явившись в самой уязвимой своей ипостаси», — голос Силакуи в моей голове звучал с неуловимой усмешкой.

Я старалась начать нормально дышать, помня, что нельзя волноваться. И с ЭТИМ я сплю! Если ЭТО уязвимая ипостась, то каковы же другие! Чёрная гора приближалась. С рычанием распахнула пасть — и о! Эти скальные гряды клыков, это пламя, опалившее верхушки дубов! Лапы, загребающие землю, как отвалы бульдозеров! — и тут же в поднятой пыли, под рёв орков гора исчезла, сжавшись в комок непроглядной тьмы, истаявший и оставивший стоящего на одном колене стройного юношу, выпрямившегося и шагнувшего в сторону посольств:

— Звезда сияет в час нашей встречи, высокородные, — я почти падала, слушая льющийся тёмным мёдом голос Ганконера.

Он в довольно длинной речи всячески похвалил высокородных и зазвал во дворец на торжественный пир по случаю начавшихся переговоров.

Чувствовала дежавю, сидя в белом зале, в котором причудливо сплетались светлое дерево и белый камень и цвели бледные розы. Похоже на пиршественный зал в Эрин Ласгалене — и, может, сходство выдержано с умыслом. Только вот сейчас Ганконер сидит не напротив, а рядом. Столы выстроены не покоем, как там, а кругом — наверное, чтобы подчеркнуть равенство собравшихся, и владыка Трандуил с араненом усажены максимально далеко.