Ганконер опустил глаза, прикусил губу — но двинул кистью, отпуская орков. Облегчённо выдохнула. У меня не хватило почему-то духу спросить, что грозило девушкам, и я предпочла спросить другое, обыденное и любопытное:

— Ганконер, а что ты сегодня ел на завтрак?

Он уставился на меня со странным выражением на прекрасном лице, помолчал и с очень серьёзным видом ответил:

— Младенцев, конечно. Прости, не догадался тебе ножку прислать. Завтра непременно.

Я не знала, надо ли смеяться. Подумав, кивнула:

— Пришли, пожалуйста. Всё лучше, чем сласти, — и быстро добавила, — только не с орками. Я их когда вижу, так сразу аппетит пропадает.

— Конечно, прекрасная. Не переживай, сюда под страхом мучительной смерти запрещён вход любому мужчине, кроме меня. Только если я позову, а я постараюсь не звать.

Исполнившись теплоты, хотела возблагодарить, но Ганконер елейно добавил:

— Так что можешь в любое время, а не только ночью, ходить в чём мать родила. Разве что вон в ту дверь в таком виде не выходи — там уже охрана из орков. Я убью всех, кто увидит.

Жившая во мне надежда, что сцена на террасе тоже была сном, скончалась. Мрачно спросила:

— А сад кто-то охраняет?

— Кто-то… кто-то охраняет, — Ганконер моментально впал в рассеянность и сменил тему, заговорив о предстоящем визите.

— Я развлеку тебя, богиня, чтобы ты не скучала и не чувствовала себя в заточении. Племя Слуг Тьмы — первое, принявшее мою власть, и самое сильное в этих краях.

Мой наряд весил килограммов двадцать, по ощущению, и идти было тяжело. Ганконер двигался не спеша, и я успевала за ним, но косилась недовольно — сам-то он был одет легко, в чёрную кожу. Все цацки на меня повесил. Как в анекдотике про нувориша, ехавшего в мерседесе, а за ним пожарная машина и «Скорая». И на вопрос остановившего его гаишника нувориш с раздражением отвечал: «Ну вы же всё время придираетесь — то вам аптечку подай, то огнетушитель!». Вот и я у Ганконера, похоже, ходячая демонстрация силы и богатства. По дороге выяснилось, что племя таки не сразу приняло Темнейшего. Пришлось сначала поменять верхушку, и нынешние властители обязаны ему всем. Пока Ганконер скрывал себя, вести объединение племён и близлежащих государств было неудобно. Кое-что сделано, но сейчас он возьмётся за это как следует. Больших препятствий не ждёт — юг всегда был зависим от Тёмного Владыки. Всегда, если было безвременье, ждал его появления, и, дождавшись, зачастую местные властители сами приходили на поклон. Вот завтра, кстати, будет несколько аудиенций. Если я захочу, могу поприсутствовать и узреть Великого Дракона в славе и силе его.

А что до орков — так они и всегда существовали как армия Владыки. Когда его не было — воевали между собой, но как только появлялся, тут же организовывались в сплочённое воинство. Конечно, определённое сопротивление будет — но я так поняла, из недовольных Ганконер шил себе гардеробчик, и их количество катастрофически уменьшалось.

Замок Владыки был практически городом, и, когда мы вышли из крыла, где он меня поселил, я поняла, что эта часть — самая высокая и удалённая. Выше только небо. Остальное ниже, и я рассматривала терракотовые крыши домов и площади, удивляясь, что всё это стоит на высоченной скале. В жизни бы не догадалась, что это цитадель мрака — выглядел городок светло и позитивно. Спуска нигде не видно — но должен же он быть, как-то сюда приезжают все эти делегации с выражением верноподданических чувств, привозят продукты и прочее? Дальше, сколько видели глаза, были горы.

Ганконер поднял руки и глубоким, хорошо поставленным голосом раскатисто произнёс совершенно неудобоваримую незапоминающуюся фразу, причём мне показалось, что с инфразвуком, потому что земля слегка встряхнулась и уши заложило. И тут же площадь потемнела. Я подняла глаза — небо закрывали крылья исполинских тварей, спускающихся всё ниже. От ветра и пыли, поднимаемых огромными крыльями, слезились глаза и раздувало волосы.

— Это уже почти взрослые драконы, не детёныши. Твой с паланкином, — кивнул Ганконер на того, что побольше.

Помню, как давно когда-то была на авиашоу и более всего поразилась тому, как по-разному воспринимались истребители по телевизору и живьём. Когда можно приблизиться и потрогать, и когда он зависает над головой, по ощущению, метрах в пятидесяти. Совсем другое. Металлические драконы. Была бы маленьким мальчиком — ломилась бы в лётчики-истребители. Но девочкам не светит. Они кагбэ недостойны. То есть, конечно, во время Великой Отечественной достойны были, и всё у них получалось, ну так это ж форс-мажор был. А в мирное время такие возможности — они для тех, которые почище.

Захихикала, подумав, что уподобляюсь Ганконеру, от чистого сердца ненавидящему аристократов. Удивительно, как это он рос-рос, а из некоторых комплексов не вырос. Но, возможно, эти мелкие смешные недостатки делают его хоть как-то близким к человеку. Цивилизованный облик и поведение Ганконера — это ведь, скорее всего, тоненькая скорлупа, а под ней то, что выросло и развилось, проведя вечность в аду. И я это пока особо не видела.

Ничего не спрашивая, начала спускаться к своему дракону. Непонятно, как я на него лезть буду, да ещё в двадцатикилограммовом платье, но ведь не мои это проблемы. И точно, из ниоткуда возник трап, как в Шереметьево, но только (конечно же!) золотой. И с красной дорожечкой, раскатившейся к ногам до ступенек дворца. Служанки взяли меня под руки и торжественно и даже с изяществом взгромоздили в паланкин, и сами туда забрались, все десятеро.

Никаких окон в паланкине не было, да и свет проникал только сквозь щели. Быть так близко к харадримкам мне, само собой, не понравилось, ни запахи их, ни тактильность. А тут ещё дракон начал взлетать, и нас затрясло со страшной силой. Потом стало полегче — видно, он набрал высоту и лёг на курс, но чувствовала я себя коброй, которую тащат в тряской полутёмной корзинке неизвестно куда, и потихоньку сатанела. Воздух становился всё более спёртым, начинало поташнивать, так что, когда дракон начал снижаться, я уже мечтала об окончании поездки.

Дамам, похоже, было привычней: во всяком случае, когда дракон приземлился (о, эти прыжки во время торможения!) девы не хуже десантников повыскакивали из коробчонки, и каждая точно знала, что ей делать. Так что, когда оставшиеся две служанки выволокли меня наружу, там уже было шоу: золотой трап, дорожка, лежащие ниц по обе стороны харадримки. И море вопящих, приветственно потрясающих оружием орков. Орда. И я медленно, поддерживаемая под руки, чуть не сгибаясь под весом платья, спускалась в это море — и к Ганконеру, уже ждущему внизу, учтиво протягивающему руку.

Шла, периодически взглядывая на встречающих — да, эти орки мало похожи на тех, которые когда-то давно поймали меня. Меньше напоминают людей. Груды мышц, больше человека раза в полтора, уши острые. Не лица, а морды. Впрочем, это как раз делает их приятно похожими на помесь свиньи с собакой. И видно, что они счастливы и благоговеют перед хрупким и миниатюрным на их фоне Ганконером до такой степени, что рады даже бабе, которую он с собой притащил, и часть этого благоговения достаётся и мне. Ни тени похоти в глазах, да и цацки, на меня навздёванные, отдельно от меня не рассматриваются. Но рыла агрессивные и грубые.

В конце дорожки, у здоровенного зева пещеры, встречающая делегация с хлебом-солью. Точнее, с мясом и косточками. Мне вручили цельного жареного индюка, килограммов двенадцати весом, и тут же надели на шею многорядное ожерелье из косточек. Индюка, по счастью, сразу перехватили харадримки, не забыв вытереть жир с моих рук. Индюк был а натюрель, ни во что не завёрнут. На косточки, висящие на груди, я задумчиво косилась, пока, судя по всему, глава племени толкал приветственную речь. На чёрном наречии, конечно. Ганконер, благосклонно слушавший, иногда тихонько переводил: