Меня аж передёрнуло. Мелькорово отродье. Но я не в силах укорить его за то, что он таков, каков есть. Ладно, к делу:

— Я правильно понимаю, что у Тёмного Владыки много золота? («раз из него делают унитазы»).

Ганконер согласно выжидательно кивнул.

— Хорошо. Мне не нравится владеть рабами. Я хочу, чтобы моих служанок освободили, отвезли туда, куда они пожелают, и дали достаточно денег, чтобы они могли устроиться в жизни. Ухаживать за собой я в состоянии сама.

Не себе, так другим…

Ганконер поддразнил:

— Что, и одежду себе сошьёшь? И обувь стачаешь?

Хм… вот интересно, кто в Эрин Ласгалене выделывал кожу орков для пошива гардеробчика Ганконеру… может, он сам?

— Я плохо шью и совсем не умею делать обувь, но это не повод иметь рабов.

— Прекрасная, мои тени умеют только отнимать жизнь. В отличие от трандуиловых брауни. Для обслуживания насущных потребностей пришлось завести рабов. Я хочу, чтобы у тебя была достойная богини жизнь, — тон стал увещевающим.

Говорить ему, что рабство недостойно? Увольте. Это значит опосредованно Тёмного Владыку обплевать. У него тут все рабы. Зачем мыши ссориться с тигром? Вздохнула:

— Такова моя прихоть. Пусть эти конкретные женщины обретут свободу.

Ганконер тоже вздохнул, сдаваясь:

— Хорошо. Им будет предложена свобода. Только имей в виду, Блодьювидд: они все были приобретены перекупщиками в детском возрасте и обучены ведению и обслуживанию гарема с целью продать какому-нибудь владетелю. Такие команды дороги и востребованы в этой части мира. Им некуда идти, у них нет никого и ничего — скорее всего, они предпочтут остаться.

— Тогда я хочу, чтобы им дарован был статус свободных. Чтобы они могли собой распоряжаться: если захотят, оставить службу, уехать, выйти замуж за кого пожелают. И чтобы за работу им платили.

— Погоди-погоди, Блодьювидд… у тебя такое торгашеское лицо стало, и ты так подобралась, как будто переговоры ведёшь, а не на ложе перед сгорающим от страсти мужчиной лежишь. Вчера было не в пример гармоничнее, когда ты насилия боялась. Ну, как боялась: это была смесь ужаса и живого интереса. Всё, не боишься больше? Только интерес остался? — интонации стали насмешливыми, поддразнивающими. — Вряд ли клан Мирквуд пренебрегал обязанностями консортов… исполняли наверняка часто и старательно, так что ты должна была привыкнуть и тебе тяжело без… этого. Позволь мне… развлечь тебя, сразу ведь тосковать перестанешь, а? — и уголки его губ дрогнули озорной улыбкой.

Мальчишка-мальчишкой сейчас тёмный Властелин выглядит. И ведь не верит, что соглашусь, просто шутить изволит. Ладно, всё лучше, чем плакать.

Вздохнула, подумав, что да, телу хочется чисто физического утешения. Забыться, забыть про боль, перестав думать, слившись с мужчиной, совершающим простые движения… Он ведь наверняка хорош в постели и заставит разомлеть.

И мёртвые встанут по всей Арде. Нет, нет и нет. Но от шутки не удержалась — опустив ресницы, грудным голосом, с придыханием льстиво согласилась:

— Истинно так. Поэтому предлагаю переместиться в место, более подобающее деловым разговорам.

Ганконер шутливо выставил перед собой руки:

— Ох, уволь. В тронном и переговорном залах я сегодня уже насиделся.

Ага, так и думала, что Тёмный Властелин занятое существо. Собралась спросить о роде его занятий, но Ганконер не дал проявить инициативу, попросив:

— Позволь отдохнуть душой и телом в твоём обществе. Раз уж не… хочешь со мной, просто побудь рядом. Термы, ужин… ко мне сходим, посмотришь книги и всё, что пожелаешь, — соловушка был мягок, очень мягок.

Каким он всё-таки душкой себя ведёт, когда речь не идёт об Эрин Ласгалене!

Рабыни и правда не обрадовались, когда он созвал всех и оповестил, что они свободны. Вой поднялся страшный. Чорт, бедные дамы Ганконера боялись до одури, но свобода их страшила больше. Он, по-моему, сто раз пожалел, что вернул им речь. Единственно, Халаннар поглядела мне в глаза и кивнула. Вот для неё свобода что-то значила. Удивительно, конечно. На вид такие бабы ушлые… А с другой стороны, их с детства воспитывали для этой роли, тяжело принять новое. Ничего, привыкнут помаленьку. Но, как и предупреждал владыка, уехать никто желания не изъявил. Ну и ладно, шить самой не придётся. Я, в сущности, ленивое говно и производительной деятельностью заниматься не люблю.

Ганконер, свалив с плеч моё первое желание, разогнал присутствующих. Остались восемь служанок — кажется, те, с которыми я уже ходила в термы.

— Искупаемся? — он перешёл на синдарин.

— А разве у нас общие купальни?

— Не только. За мной ухаживают те же… — выдержав ехидную паузу, — свободные женщины, что и за тобой. А то обслуги шестьдесят человек, на немаленький гарем, а в нём только ты, и то со вчерашнего дня. Ну, я тоже начал пользоваться.

Гм, интересно, в каких смыслах…

— Они могут чудесно помыть и массаж хорошо делают. Расслабляет, — соблазняющим голосом.

Ах, это…

— Я уже мылась сегодня. Подожду тебя на террасе.

— Не мойся. Просто составь компанию, поболтаем, — и обернулся к дамам, — идите, готовьте всё, я сейчас.

Не хватало мне Ганконера голым разглядывать, да как его моют и массируют в несколько рук! А зрелище-то должно быть увлекательное, да… Тряхнула головой, разгоняя возникшие картиночки.

— А они тебя мыть будут?

— Да. Если считаешь это неправильным, можешь помыть сама, я только за, — он был серьёзен, а глаза смеялись.

Не удержалась и захихикала, но остановилась и достоинством ответила:

— Мыть у них лучше получается, а собеседник из меня там никудышный будет. Я подожду.

Ганконер в ответ игриво промурлыкал:

— Это почему же никудышный? Поговорим о литературе, о поэзии… или, думаешь, онемеешь… от моей красоты? Так ты не переживай, я за двоих поговорю.

Да что ж он так нажимает-то?

— Нет. Смущаюсь, — наконец ответила серьёзно.

— Что ж в Эрин Ласгалене не смущалась? С Трандуилом сразу пошла в купальни… — он слегка потемнел.

— Откуда информация? — я начинала злиться, но почему-то упорно не боялась его.

Изящный неопределённый взмах кисти (господи, какой мужик красивый!):

— Слухи, сплетни…

Мда, Эрин Ласгален б…дская деревня. «Чистые, светлые эльфы»! Оно, конечно, светлые, но со сплетнями там всё хорошо, раз даже живший в то время на отшибе Ганконер узнал.

Процедила сквозь зубы:

— Просто любопытно, кем переданные и как выглядела беседа? («не, ну чистые же, ну светлые, ну как так-то?»)

Ганконер, вдруг смягчившись, подошёл поближе, и я заметила, что он слегка прихрамывает:

— Можно? Я устал, нога побаливает, — и взглядом на край кровати указал.

Покивала и села, подобрав колени к груди. И в покрывало замоталась. Ганконер осторожно присел и почему-то отвернулся к окну. Молча ждала, рассматривая его шелковистую смоляную гриву. Кстати, раньше длиннее была, а сейчас обкорнана неровными рваными прядями — где подлиннее, где под корень. И удивительно красит его эта небрежность. Да его всё красит: и обкорнанная грива, и выделанная орочья кожа, в которую одевается этот людоед — её запах, её еле слышное поскрипывание… Ганконер вдруг как-то болезненно, несчастливо ссутулился, опустил кисти между коленями и заговорил, так и не повернувшись:

— Начальником свиты, сопровождавшей тебя в Эрин Ласгален, был назначен Таллордир — воин так себе, зато безусловно преданный советник мирквудского владыки и убеждённейший мужеложец. В составе отряда — геи через одного. Ну, или намертво влюблённые в жён. Или уж очень хорошие воины. Владыка рисковать не хотел. Все знали, кому тебя везут. И я понимал, что надеяться не на что. Трандуил сына подвинул, что говорить об остальных. Я старался удержать глупое сердце, отстраниться от тебя — и всё равно лез на рожон. Влюбиться ты не могла — аристократишка разбил тебе сердце. Я бы — никогда! Но ты выбрала его… А без любви всей моей жизни было — до встречи с владыкой; в поединке с ним я мог только умереть. Хотелось так и сделать, чтобы не видеть, что будет дальше, но удержал себя, решив, что, возможно, настанет время, когда я наберу силу и смогу Трандуила убить. Отец подозревал, что я не смирился. Он бывал при дворе. В первый же день, когда ты вышла из своих покоев, ты позволила владыке проводить тебя в купальни. Отец видел и мне рассказал — думаю, чтобы я перестал надеяться и не навлекал на себя смерть.