Стояла у зеркала и непонимающе вглядывалась в него, как Шариков в «Собачьем сердце» — вот, меня изменили боги, сделали отчасти подобной им, но кто я? Если сравнивать с эльфами, то я маленькая и ничтожная, и никакой богиней себя не ощущаю. Кукла с очень печальными глазами. Но потихоньку приступ самоуничижения проходил, и сквозь печаль в глазах проступали острые огоньки — тайное пламя, всегда жившее во мне. Да, я наложница двух королей, но пусть будет стыдно тому, кто подумает об этом плохо, а сама я не стыжусь.

Мои предки крестьяне — а у меня белые руки в кольцах и смутная улыбочка венецианской отравительницы, идущей в церковь воскресным утром, и арапчонок в шелках тащит за ней молитвенник, чтобы не перетрудилась. Как так вышло?

Были мои предки сельской аристократией — урядниками, писарями, владельцами лабазов… и сказочниками. Этимология фамилии «Бахарев» — «бахарь», то есть сказочник. Этому бахарю в охотничьих, рыболовных и лесозаготовительных артелях платили двойную долю за то, что он вечером, после работы, как все лягут, начинал сказывать сказки. Сказывал и иногда спрашивал: «Спите ли, други?». Если молчали, стало быть, и самому можно было спать, а если отзывались: «Не спим, сказывай»; — продолжал.

Одна из прабабок, Ульяна, была пасечницей, объезжала лошадей и сказывала сказки. И постоянно молила Николу-Угодника, главного крестьянского заступника, не о чём-нибудь, а о лёгкой смерти, чтобы не мучиться. Св. Николай на Руси так почитался, что его иногда с господом богом путали, правда-правда) В числе прочего был подателем лёгкой кончины. Ну, на святого пожаловаться нельзя — умерла легко, в одночасье.

Пра-пра-пра-какую-то бабку купец из неволи выкупил. За красоту. Интересно, было ли это сказкой о Золушке или всё прозаичнее случилось? Пусть будет сказкой.

Из близкого — директора сельских школ, председатели колхозов. Возможно, именно родовое шило в попе заставило меня таки доползти до управляющей здоровенным двухэтажным книжным магазином.

Но самой сильной я ощущаю связь с предком, давшим роду фамилию. Его огонь, делавший этих охотников-писарей-урядников-председателей колхозов сказочниками — и есть я. Поэтому будем писать, и когда-нибудь моя писанина тоже упадёт с библиотечной полки на чью-нибудь голову) Как говорится, «Пилите, Шура, она золотая!» ©

Нет, не вся я живу постельными утехами и жизнью сердца в этом странном, полном колдовства и чудовищ мире. И зачем-то я в нём появляюсь — беспомощная и привлекающая этих чудовищ. Вспомнила, как Силакуи говорила, что я несу обновление, подобно весне. Ну-ну, весной обычно собачьи хохоряшки из-под снега вытаивают. Если не чего похуже. А впрочем, и подснежники цветут. Этот мир, видно, сам себя так регулирует. И он чудесный. Как вдохнёшь поглубже этот воздух, так ни о чём не жалеешь. К чему много думать о загадках в темноте? Великие мыслители считали, что для человека есть принципиально непознаваемые вещи. Которые ему нечем познать. И эти тщетные потуги — от голода, наверное. Меня сегодня убивали, а поесть не случилось, поневоле мрачно задумаешься. Надо подкрепиться.

И с этой винни-пушьей мыслью я двинулась в трапезную.

На пороге столкнулась с принцем, как раз явившемся туда зазывать. Он отошёл на пару шагов и очень пристально меня осмотрел:

— Всё прошло удачно, Блодьювидд. Смерть покинула тебя, — и, с обеспокоенностью, — ты не сердишься, что я тебя убил?

Я в этот момент думала, не сердится ли он, что я его мясником назвала, и соображала, как бы потактичнее свалить это на расстройство чувств из-за стрессу. Взяла Леголаса за руку и вздохнула, упираясь лбом в его грудь. И мы так постояли молча, более ничего друг у друга не спрашивая.

Оказалось, что все уже поели и празднуют. Мы тоже поедим и пойдём посмотреть на состязание лучников. Следующие ночи — песни, танцы и всяческое веселье, которое будет продолжаться трое суток. Благородные сидхе, я смотрю, горазды праздновать…

Вот помню, отдыхала как-то в Финляндии. Огромное озеро, на изрезанных берегах которого стояли домики, и казалось, что тут никто не живёт, кроме меня, так тихо было. Однако с наступлением субботнего вечера всё менялось: на остров посреди озера съезжались моторки, и всю ночь на маленькой эстраде наяривал, фальшивя, но от души, любительский оркестр. А финны плясали, как дураки, и только под утро шабаш расползался. Вот и эти…

Мне же было смутно даже после еды, но посмотреть на состязания я отправилась: интересно, как же они в темноте стрелять-то будут.

Таинственная и удивительно прекрасная в свете сияющих древесных грибов, светлячков и искроподобных мошек поляна, на краю которой мы стояли, производила странное впечатление: празднично, но эльфы казались молчаливыми призраками. Мишени были далеко, и я их плохо видела, однако при удачных попаданиях разлетались фейерверком золотистых бабочек, что очень радовало глаз.

— Это начало, пока ничего сильно интересного, отборочные состязания, — принц составлял мне компанию и одет был по-княжески — в белое и длинное. Удивившись, спросила, почему он не участвует в состязании.

— Богиня, я из первого же тура вылечу с позором, — Леголас чему-то засмеялся.

Посмотрел на моё лицо и поспешил пояснить:

— Руки до сих пор трясутся. Я от сегодняшнего выстрела буду дня три отходить. И — самый важный турнир я выиграл. Выстрел удался. Но было очень больно и страшно в тебя стрелять.

— Немудрено. Блодьювидд, видела бы ты себя со стороны: огромные оленьи глаза, полные ужаса и обречённости… но ты молодец, держалась достойно. И хорошо, что аранен смог заставить тебя рассмеяться. Всё прошло удачно, — владыка подошёл тихо, как кошка, и мурлыкал так же, — пойдём, нам нужно поговорить.

Мне по-прежнему было как-то невесело. Услышав тихие хлопки, обернулась: неподалёку, под ивами, в листве которых плавали светлячки, откупоривали бочки с вином и сидром и тут же разливали желающим в свёрнутые фунтиком листья. О, фуршет! Может, сидр разгонит тоску? Я было дёрнулась в ту сторону, уже представляя влажную холодность и податливость бокала, сделанного из листика, и сладкую колкость пузырьков сидра на языке, но владыка остановил вопросом, от которого у меня челюсть отвалилась:

— Блодьювидд, ты же по-прежнему хочешь ребёнка? — он скорее утверждал, чем спрашивал, зная ответ, — тогда лучше не пить. Если у нас и получится, то сегодня. Причина твоей печали вполне физиологична: я снял заклятие, наложенное ещё осенью. Тело привыкает, поэтому тебе неуютно и печально, и немного потряхивает, да? Это очень хорошо. Сегодня вероятность беременности наивысшая.

Трандуил протянул мне кубок, поданный возникшим из корней и теней брауни:

— Выпей это. Полюбуйся на состязания в твою честь, пока Эарендиль не подойдёт к Вильварину, созвездию Бабочки, и пойдём. Это лучшее расположение звёзд для того, чтобы зачать.

Глотая тягучее зелье со вкусом пыльцы и ванили, думала, почему Трандуил сам, почему не отдаст сыну, ведь у Леголаса-то детей нет? Неужто владыка не хочет внуков?

— Потому, что ты мне обещала. Не ему!

Ух, какие у владыки глаза стали! Как у чистого, светлого эльфа, которого собирается подло обмануть человек, не имеющий чести. Не гневные, а потрясённые, неверящие. Ну да, разговор-то был, и я говорила, что хочу ребёнка от него. А сидхе дьявольски чувствительны к произнесённому слову, и Трандуил правда поражён. Торопливо покивала, соглашаясь — лишь бы он не смотрел так потерянно, и была довольна, что король не обиделся. Приобнимая, зашептал, прикасаясь бархатистыми губами к уху:

— В первую ночь Середины Лета проходят соревнования лучников в честь богини и стрелка, выпустившего бабочку её духа.

Угу, «выпустившего»! Да он вышиб её, как пробку из бутылки! Клятые алиены!