Бел привел нас в библиотеку, но не задержался у большого стола, а повел нас через другую дверь в соседнюю комнату с витражными окнами. Вместо стеллажей с книгами тут стояли подсвеченные витрины с артефактами. Оружие, украшения, сосуды, печати… как в музее.
Наконец перед витриной, где лежала хрустальная пластина со странной гравировкой, он остановился. Я ни разу не видела ничего подобного, но сейчас я уже так бегло читала на языке праймусов, что поняла содержание. То, что было там написано, напомнило мне о моем первом визите в Критерион. Это было пророчество Кинтаны.
– Так, значит, ты поэтому тогда отправился в Прагу, да? – упрекнула я Бела. – Тебе нужно было только это тупое пророчество.
А я-то думала, он проявил проблеск человечности и хотел помочь нам освободить Лиззи. Но нет, он преследовал лишь свою личную выгоду.
– Это «тупое пророчество» важнее, чем ты можешь себе представить, – злясь, выдавил Бел. – Оно ни в коем случае не должно попасть в руки к Тристану.
– Почему нет? – вклинился Гидеон. – Нам всем известно, что там. Бред сумасшедшего.
– Кинтана был слегка своеобразным и очень хотел считать себя пророком, но он не был ни сумасшедшим, ни ясновидящим. – Он постучал пальцем по стеклу витрины. – То, что здесь написано, – не пророчество, а инструкция… и предупреждение.
Бел отошел от нас и открыл раздвижную дверь, ведущую в тенистую лоджию внутреннего двора. Неопределенным жестом он позвал нас за собой, приглашая сесть на одно из марокканских кресел, стоящих на балконе. Я проигнорировала приглашение и упрямо скрестила руки на груди.
– Инструкция к чему?
– Чтобы освободить Мару, естественно, – заявил он и опустился в плетеное кресло.
– Королеву ведьм… – Я поняла, что в пророчестве говорилось об этой Маре. В конце концов я сама спекулировала страхом Лиги перед ней. В то время Тристан взял на себя инициативу и предоставил мне все необходимые сведения. Тот самый Тристан, который в Праге передал пророчество Кинтаны ведьмам и сейчас требовал его от Бела.
– Маре нравилось себя так называть, но она была и осталась праймусом.
– Прекрасно, тогда Кинтана не был психом. Он писал «пророчества», – пробурчал Гидеон и пальцами выделил это слово кавычками, – которые рассказывают, как пробудить эту королеву ведьм. Ну и что? Если я не ошибаюсь, та табличка внутри – оригинал или копия – уже прошли через руки Лиги, «Омеги», Тристана, Танатоса, ведьм, твои и бог знает чьи еще. – Командир охотников, кажется, потихоньку терял терпение. – То есть там сейчас нет ничего такого, чего все и так не знали бы. Если ты мне сейчас не сообщишь, что на обороте нарисована карта сокровищ, то я не пойму, почему эта табличка должна стоить дороже, чем просто материал, из которого она сделана.
– Чтобы это объяснить, потребуется некоторое время, потому я и позвал вас сюда. Итак, может, вы будете так добры и присядете, в конце-то концов? Не хочу, чтобы у меня шея занемела.
Меня терзали сомнения, что праймус мог страдать от онемения шеи, и я все еще обижалась на Бела за то, что он использовал нас в Праге. Несмотря на это, мне хотелось знать, что за всем этим скрывалось. Поэтому я сделала, как он просил.
Праймус дождался, пока Гидеон тоже сел, и отметил наше послушание ироничным кивком. Затем начал рассказывать.
– К началу нашего летоисчисления, то есть от Рождества Христова, Немидес уже был членом Верховного Совета. Тогда главой Совета была женщина-праймус – Мара. – Бел закинул ногу на ногу, наслаждаясь нашими нетерпеливыми взглядами. Ни Гидеон, ни я не ожидали, что он размахнется в своем рассказе аж до Рождества Христова. – Мара была для Немидеса и остальных как бельмо на глазу. Одни слухи говорили о некомпетентности Мары как политика и ее болезненной симпатии к полукровкам, другие – о жажде власти Немидеса, третьи – о неудавшейся любви. – Бел пожал плечами, давая понять, как плевать ему было на такие подробности. – Так или иначе, Немидес убедил Совет, что Мара представляет опасность для ценностей Лиги. В результате с легкой руки ее приговорили к смерти. Угадайте с трех раз, какого молодого и амбициозного брахиона на нее натравили.
– Танатоса, – озвучил Гидеон то, что мне уже было известно.
– Совершенно верно, – подтвердил Бел. – Славный папочка Ари вышел на охоту на Мару и убил ее. По крайней мере так гласила официальная версия.
Версия, которая была обманом.
– Он оставил ее в живых, не так ли?
– Да. Якобы так пожелал Немидес. Потому Танатос ее запер и сковал ее гробницу могущественной печатью. Восемьсот лет он был единственным, кто знал, где находится Мара. Он охранял ее, слыша ее голос, следуя ее мыслям и идеям. Она забралась в его подсознание. И, поверьте мне, в этом Мара по-настоящему талантлива…
Тревожная улыбка исказила черты лица Бела. Взгляд его остекленел, словно он погрузился в воспоминания. О, я была готова дать голову на отсечение, что у него была своя история с этой Марой.
– Но у Немидеса росли подозрения, он начал опасаться, что Танатос освободит его пленницу. Он заставил Танатоса привести его к ней и тоже добавил на ее гроб свою печать.
Гидеон хмыкнул.
– Все это, конечно, дико увлекательно, но до меня никак не доходит, какая тут связь с Тристаном и пророчеством. – Он начал беспокойно барабанить пальцами по подлокотнику. Я хорошо его понимала. Тристан дал нам шесть часов. Не так уж много времени, если тебе надо подготовиться к нападению «Омеги».
Бирюзовые глаза Бела опасно сверкнули.
– Думаешь, я пригласил вас сюда, потому что так ценю ваше общество и мне срочно захотелось поболтать по душам – хотя последней у меня нет, кстати говоря? – спросил праймус голосом, которым можно было резать стекло. – То, о чем я вам здесь рассказываю, – самый охраняемый секрет Лиги, и я доверяю вам его не без основания. Было бы неплохо проявить чуть больше уважения!
Хотя полуденная жара к тому моменту была в полном разгаре, у меня по рукам побежали мурашки. Я заметила, что Гидеон тоже сглотнул и потупил взгляд.
– Хорошо, что мы все-таки друг друга поняли, – проворчал Бел. – Теперь перейдем к той части, в которой в игру вступает Кинтана. Гробница Мары была защищена двумя печатями, а Танатос переживал о нашей дорогой Маре куда больше, чем должен был бы. Возможно, он уже был влюблен, а возможно, просто так сильно ненавидел Немидеса, что захотел отомстить. Как ни крути, а ему была нужна помощь.
– Кинтана, – ахнула я. Я постепенно начинала понимать, к чему все клонилось.
– Танатос решил спасти Мару и сделать ее недосягаемой для Немидеса. Сам он этого сделать не мог, потому что как брахион боялся за свою жизнь. Поэтому он обеспечил себе железное алиби и позволил Кинтане перепрятать гроб его сестры.
– И Немидес на это купился? – недоверчиво спросил Гидеон.
– Не прямо так. Разумеется, Танатос попал под подозрение. Но он, недолго думая, подставил под удар Кинтану, за что наш славный пророк осел в Тихом омуте.
– Почему Немидес не убил Кинтану? – не поняла я.
– Он не мог себе этого позволить, на случай если когда-нибудь ему захотелось бы вновь найти Мару.
– Но он так этого и не сделал, – предположил Гидеон, который наконец начинал понимать.
– Нет. Никто не знал, куда ее спрятал Кинтана. Даже Танатос. И не то чтобы он не искал ее, как одержимый. Кинтана был умен. Он тоже поставил на гробницу еще одну печать и в итоге передал того детям Мары.
– Ведьмам? – Гидеон наморщил лоб и недоверчиво взглянул на Бела. – Откуда ты все это знаешь, если это правда так секретно?
– Кинтана был моим другом, – прозвучал от праймуса простой ответ. – Тем не менее он никогда мне не рассказывал, где спрятал свою сестру. Но охотно поделился, что ее кровная линия будет надежно ее охранять – с помощью самого мощного ведьминского барьера, который когда-либо видел мир. Барьера, совсем как тот, который сегодня был разрушен.