— Дурацкий план! — сказал Карасев и рассмеялся. — Но другого варианта у нас нет! Глушителей мыслей пока не придумали… И если Иван не изобретет в ближайшее время, то это все, что нам остается!

Карина улыбнулась и подумала, что на самом деле друзей не так уж и пугает перспектива остаться на Тайвани надолго. Всем здесь понравилось.

Земляне еще немного поговорили, и Карине все же пришлось изложить больше подробностей вечера. При этом она умолчала о намеках на тему «романтической части» и «острой потребности в ее обществе», которые теперь, с почти неосознаваемым сожалением, воспринимала как шутку. Больше сконцентрировалась на рассказах Тарро о Земле и о теории мироздания, изложенной им. Но Дух не забыл о ее взаимоотношениях с Рональдом.

— Ну, и теперь после похода в ресторан и платьев ты будешь говорить, что он тебя не клеит!? — спросил он. — Тут же ясно все!

— Буду! — сказала Карина. — И да, тут все ясно. Ясно, что он большой приколист и далеко не злой человек, который решил помочь новому сотруднику с установлением межведомственных связей. Доброй ночи!

В своей комнате Карина с трудом донесла себя до кровати и уснула, едва успев обратиться к Богу с благодарственной молитвой, прежде чем разум уплыл в ночь на крыле давешней весны в ее душе. Она не знала, что Андрей пытался проникнуть к ней в комнату для нового разговора тет-а-тет.

Открыв глаза в рассветном сумраке, Карина уткнулась взглядом в кресло напротив кровати. В нем сидел Артур. Его обычно открытое лицо ничего не выражало, а в глазах притаилась боль.

— Артур! Как я по тебе соскучилась! — сказала Карина, вскочила с кровати и бросилась к нему, залезла на колени, обняла и прошептала. — Мне так тебя не хватало…

Поцелуя не последовало. Вообще ничего не последовало. Он просто сидел, как истукан. На секунду Карине показалось, что она сидит на коленях не у человека, а у статуи.

— Правда? — вдруг резко сказал он. — И при этом ты так просто от меня отказываешься?

Карина отстранилась, в недоумении посмотрев ему в лицо. Да, твердость, непреклонность и… боль.

— Нет, Артур, что ты, — в панике прошептала она. — Я не отказываюсь от тебя! С чего ты взял?

— А что ты тогда делаешь? — ехидно спросил он.

— Я… — Карина совершенно не понимала, что сказать. Разум подкинул только один ответ, прямой и сюрреалистичный одновременно. — Работаю…

— Вот и работай тогда! Раз ты забыла меня за три дня! — зло сказал Артур, и Карина волшебным образом снова оказалась в кровати, под одеялом, а он исчез. Слезы потекли из глаз, паника стала невыносимой. Она встала с кровати и стала искать его, пошарила руками в кресле, так же, как искала родителей в зеленом тумане, заливавшем ее сны о Земле, стала метаться по комнате. Слезы текли градом, паника превратилась в отчаяние. «Что же я наделала!» — подумала она.

И проснулась. В тайванской комнате без окон царили полнейшая темнота и тишина, а единственная светящаяся точка — экран инфоблока на стуле — показывала, что еще только четыре утра по местному времени, и можно как минимум три часа спать. «Уфф! — подумала Карина, — это только сон…» Но сон, настолько реалистичный, насколько и сюрреалистичный. И все лицо на самом деле было залито слезами…

Тишина в комнате казалась пугающей, как будто она стирала грань между сном и явью. Любой звук, всплеск или огонек — могут показать, это на самом деле происходит или только снится. Оставалось лишь гадать, был ты только что во сне или побывал в сюрреалистичном мире.

…А ведь она и правда за весь прошедший день ни разу и не вспомнила об Артуре… Карина привыкла, что Артур всегда был фоном ее мыслей, а порой вспоминался ярко и ясно, и ее накрывало волной тепла и радости. И волной привычки и комфорта. Здесь же она вспоминала о нем скорее, как о факте своей жизни — у меня есть Артур, я люблю его — просто факт, который она знает и которого держится. Теплая волна не охватывала ее. Мысли об Артуре оставались голыми, без чувств, а потому их было все меньше.

«Похоже, я слишком увлеклась, — подумала Карина. — Вечер с Тарро был слишком затягивающим. Да и вообще, опасный он все-таки человек…» Она попробовала себя в этом убедить. Не очень получилось, но Карина приняла решение в дальнейшем быть начеку. И не ловиться на всякие штучки вроде воспоминаний о Земле… Ведь она слишком ему поверила сегодня (вернее, вчера), намного сильнее, чем заслуживает человек, который похитил их и разлучил ее с Артуром. Пьянящая песня весны в душе накануне вечером не прервалась, но звучала тише, вполовину чувств, и взгляд на ситуацию стал (или показалось, что стал) более трезвым. А сон был как пощечина, приводящая в чувство.

Что это? Предупреждение? Просто сон? Или неизбежность? В «просто сны» подобного рода Карина верила мало. Скорее, она верила в вещую природу слишком реалистичных снов или в предупреждения, приходящие свыше. Паника отступила, но было противно. В значительной степени — от самой себя, от того, что ей вовсе не хотелось заглушать звучавшую в ней песню. Она встала на колени и начала молиться. О том, чтобы не совершить ничего плохого, чтобы чувства и мысли были правильными, чтобы Артуру там не было очень уж плохо без нее. Однако в ответ на молитву Небеса молчали. Поток благодати и глубинного покоя, порой охватывавший ее во время молитвы, не пришел. Только немного успокоения и принятия, достаточных, чтобы уснуть снова. А дальше был сон без сновидений.

Ар’Тур вышел из штаба Союзной службы чрезвычайных положений на Вериане. И здесь ничего. Последние двое суток он только и делал, что мотался по Союзу на скоростном корабле. Если бы машина могла устать, то встроенный датчик расстояний, несомненно, был бы изможден регистрацией бесконечных космических миль. Ар’Тур координировал работу Союзной службы, местных спецслужб и сам лично принимал участие в поисках. Пожалуй, только постоянная активность и спасала его от отчаяния. С другого конца Союза, за много световых лет, поисками руководил Мер’Эдит. Время от времени он отчитывался Ар’Туру, и они решали, как действовать дальше.

Союзные спецслужбы работали слаженно и энергично, но так ничего и не нашли. Попутно разоблачили две зарождающиеся террористические организации, недовольные властью Союза, разрешили несколько неоднозначных вопросов между Союзом и не входящими в него планетами, но по землянам — ничего. Как в воду канули. Артур собирался вплотную заняться несоюзными планетами. Он не сдавался и знал, что не позволит себе сдаться. Всего трое коралийских суток прошло. И все же отчаяние, как сочащаяся вода, прокрадывалось сквозь активность и несгибаемую целеустремленность. Он винил себя.

Ар’Тур винил себя за то, что улетел с Криала. Господи, ну как можно было так поступить! Вспоминая тот вечер в гостинице, он был готов отдать все за то, чтобы вернуть тот момент и… не улететь. Как можно было поддаться на Каринины слова, что все нормально? Как можно было недооценить ее предчувствие, ее панику и страх? В конце концов, даже не веря в предчувствия, как можно бросить любимую девушку в таком состоянии, повестись на ее обычную сдержанность и улететь? Господи, она ведь действительно боялась, а он ее бросил! Ну и что с того, что она сама просила его улететь… Мужик он или кто, в конце концов!

Он осознал это по-настоящему много позже семейного совета, когда сидел на кровати, уткнувшись лицом в руки, и пытался собраться и осознать произошедшее. И стал противен сам себе. Только вернув землян, по сути — вернув Карину, он сможет снова стать самим собой.

Больше всего его пугали ее слова, которые теперь он часто слышал, как наяву, «ну… у меня такое чувство, что я больше тебя не увижу». Это было по-настоящему страшно. Это была неизбежность. Ар’Тур был и коралийцем, и Древним, а потому верил и в интуицию, и в особое чутье Древних. Как можно не верить, если он не раз сталкивался с его проявлениями? Почему он свернул к Розовому Замку, когда Карина сбежала туда, и из нескольких сотен исторических зданий выбрал именно это место? Потому что его потянуло. Он знал — это проявление интуиции. Верил Ар’Тур и в чутье у обычных людей. Почему же он так невнимательно отнесся к ее словам, к ее предчувствию? Может быть, потому, что его собственная интуиция молчала? Это не отговорки. Неважно, было ли ее предчувствие верным или нет, но он не должен был оставлять ее, когда ей плохо. Раскаяние, сожаление и стыд током пробегали по его душе и телу.