- Скажите, товарищ Солнцев, что вы думаете на счет будущего Советского Союза?

Тема уже практически знакомая… Ведь как-то на этот счет уже говорили. Хотя сейчас Михаил постарался развить свои идеи дальше… С учетом достигнутых за последние годы успехов. И Пономаренко внимательно слушал его, порой чуть слышно усмехаясь каким-то своим мыслям. Но того, что случилось дальше, Михаил не ожидал совершенно. А потому не мог и подготовиться… Уверившись в придуманную им легенду, он просто даже не мог подумать о том, что что-то может пойти не так… И потому в первый миг растерялся.

- То, что вы с оптимизмом смотрите на будущее советского союза – это хорошо, - заметил товарищ Пономаренко, но при последующих словах в голосе главы государства вдруг буквально лязгнула. – Однако у нас с товарищами есть еще один важный вопрос. Кто вы, товарищ Солнцев?

- В каком смысле «кто»? – удивленно произнес Михаил. – Советский человек…

- Да в прямом! – отрезал Пономаренко. – Поначалу мы с товарищами считали вас гением… и списывали все ваши, скажем так, «предсказания» на это. Вот только за почти десять лет мы собрали о вас столько информации и… Не сходится!

Откровенно говоря, еще с год назад Пономаренко тоже был уверен в версии «гений»… Но десять лет сбора и тщательной систематизации информации практически полностью опровергали такие предположения… Слишком много набралось фактов, которые не вписываются в общую картину! Но самое главное… Практически все причастные к делу уверены, что Солнцев не просто выдвигал предположения и идеи… Он говорил то, что знал точно! Иного объяснения ряду фактов просто не находилось. Уж слишком четко все сходилось! А верить в чудеса ни Пономаренко, ни Шелепин или другие товарищи как-то не привыкли. И, наверное, можно было бы и плюнуть на все, пустить на самотек… Но не хотел Пономаренко оставлять после себя непроясненный вопрос, который может в дальнейшем привести к непредсказуемым результатам… А потому и решил спросить напрямую. Ну надавить, разумеется, психологически – как же без этого…

Откровенно говоря, Михаил уже настолько свыкся со сложившимся положением дел, что и не думал, что его могут в чем-то заподозрить. Оттого, возможно, и малость потерял осторожность. И вот результат – его приперли к стенке… Взглянув еще раз на Пономаренко, Михаил осознал простую вещь – если сейчас не скажет правду, то отсюда он просто не выйдет. Во всяком случае, свободным человеком. Но и рассказать… Какими будут последствия? Наверное, если бы Михаил умел останавливать свое сердце, то сейчас бы просто приказал себе умереть – и умер. Но он никогда не был этим… йогом. И такого не умел. А, значит, правду из него так или иначе вытрясут. Вколют, например, какую-нибудь сыворотку правды – слышал Михаил, что были на вооружении госбезопасности такие средства… Так что выбора, по сути, нет. Но если он скажет сам – возможно, еще обойдется?

- Хорошо, - тихо произнес Михаил. – Не знаю, поверите ли вы мне, но я из будущего… Из 1998 года. Только то было какое-то другое будущее… Без Долгой зимы!

- Из будущего, значит? – странно, но Пономаренко после услышанного даже словно успокоился – пусть версия и выглядела фантастически, но она объясняла все… или почти все точно. – И как вас на самом деле зовут?

- Солнцев Михаил Васильевич, - усмехнулся Михаил. – Только родился я там на два дня раньше…

- И как вы там? Коммунизм построили? – хоть Пономаренко и старался скрыть свои эмоции, но на этот раз получилось плохо. Уж слишком силен был интерес…

- Построили… - грустно усмехнулся Михаил. – Капитализм…

- Капитализм? – в голосе главы государства на миг проскочило недоумение. – Но как? Была война, и СССР разгромили?

- Если бы… Не было никакой войны… Сами страну развалили!

Внезапно Михаилом овладела давно забытая уж ненависть к «перестройщикм» и всевозможным «новым русским», что растаскивали созданное трудом миллионов советских людей. И, уже не думая о том, к чему это приведет, он начал рассказывать про то, что творилось в стране после развала СССР. Про закрытые и разворованные заводы и НИИ и многомесячные невыплаты зарплаты на предприятиях. Оставшихся без зарплаты и постепенно спивающихся бывших рабочих и инженеров… Про вылезших из тени и расплодившихся спекулянтов и жуликов всех мастей. Про обманывающих людей уродов типа Кашпировского… Про расплодившихся бандитов, проституток и продажных чиновников и политиков, торгующих страной оптом и в розницу… Про чеченскую войну, фактически проигранную Россией, и терроризм. И с каждым словом ненависть к этим людям разгоралась с новой и новой силой…

Хруп! Слова Михаила внезапно прервал хруст раздавленной товарищем Пономаренко авторучки. С каким-то даже удивлением взглянув на ее обмотки и вытекающие чернила, глава государства лишь брезгливо откинул ее в сторону.

- Кто? – в голосе Пономаренко вновь лязгнула сталь. – Фамилии! Должности! В лагерную пыль гадов сотру!

- Их много было, - растерявшись от такого напора, произнес Михаил. – Начинал еще Хрущев… Не знаю уж, со зла или от дури и чрезмерного честолюбия. «Борьбу с культом личности» объявил, Сталина смешал с грязью, в экономике дури полно наворотил… В сельском хозяйстве особенно! Хотя и в промышленности тоже.

- Не зря Берия его в лагеря отправил! – со злостью произнес Пономаренко. – Кто еще?

- А потом много их было, - пожал плечами Михаил. – В 64-м генсеком Брежнев стал, но им дружки его крутили как хотели… Суслов, вроде – некоторые говорят, что он «серым кардиналом» был, хотя официально отвечал только за идеологию. Косыгин, он еще Председателем Совета министров стал, с Либерманом еще… Они еще реформу устроили, которая, как мой товарищ один говорил, «отменила социалистическую экономику».

- Косыгин – Председатель? – насторожился Пономаренко. – Главой государства, значит, стал?

- Формально – наверное… Но фактически у нас там всем генеральный секретарь руководил.

- Вернули, значит, все как прежде, - усмехнулся Пономаренко.

А Михаил продолжил перечислять. Сказал про Андропова и тот идиотизм, что тот устроил, оказавшись у власти. Про его выдвиженца – Горбачева, про «перестройку», «гласность» и прочие прелести так называемого «социализма с человеческим лицом». Про Ельцина, Кравчука, Шухевича и беловежский сговор. Про некоего Гайдара…

- Это который? – насторожился Пономаренко.

- Внук «того самого», - ответил Михаил. – Егором звали… Потом еще были Чубайс, Черномырдин, Гамсахурдия.

Еще несколько минут Михаил перечислял фамилии и, если мог вспомнить, должности, но потом Пономаренко вдруг прервал его.

- Изложишь все на бумаге и передашь мне лично! – заявил он. – Больше никому ничего не сообщать!

- Хорошо, - согласился Михаил.

- Кто еще в курсе? – наконец, спросил товарищ Пономаренко.

- Только батя… И то не про все, - ответил Михаил.

Откровенно говоря, он бы предпочел сказать «никто». Но Пономаренко почти наверняка почувствует ложь – для него это давно должно было стать профессиональным качеством. А, значит, оно станет только хуже.

- Мать, жена, сестра-братья?

- Не знают ничего, - ответил Михаил.

- Это хорошо, что не знают, - заметил глава государства, настроение его явно несколько улучшилось. Предупрежден – значит, вооружен. – Почему сразу не сказал-то?

- А мне бы поверили? – усмехнулся Михаил. – Приходит такой и говорит – «здрассьте, я из будущего»… И куда бы после этого отправили? В «дурку»?

- Скорее всего, - согласился ПредСовмина.

«А если б и поверили – заперли бы куда-нибудь подальше – и сидел бы ты как птичка в золотой клетке», - мысленно дополнил Михаил, но вслух произнес другое.

- Да и кому говорить? К вам-то просто так не попадешь, а где гарантия того, что не наткнешься на заговорщиков?

- Согласен, - вдруг усмехнулся Пономаренко, хотя Михаил вдруг подумал, что тот подумал и о не сказанном им – и, пожалуй, даже согласился с этим. – В таком случае сейчас идешь в специальную комнату и пишешь все, что знаешь о том будущем… Все документы отдашь мне лично! Тогда и видно будет, когда сможешь вернуться домой.