— Да, я любил одну Древнюю.

— А как ее звали? — спросила Карина, почему-то чувствуя, что это жизненно-важный вопрос, и она обязательно должна знать, как звали Древнюю девушку Тарро Рональда, жившую когда-то на Коралии.

— Ее звали Ки'Айли, Карина, — ответил он, как всегда спокойно. Имя прозвучало неожиданно певуче, ярко, словно он пробовал его на вкус после большого перерыва.

Ки'Айли… Ки'Айли… Где-то в груди немного защемило — имя почему-то показалось Карине знакомым. «Наверное, я видела портрет в галерее Древних — подумала она. — Да, точно, там мало женских портретов, вот мне и запомнилось».

— А где она сейчас? — спросила Карина быстро, пока он не передумал отвечать.

Но, вероятно, он передумал… Рональд обернулся к ней, и она провалилась в его личный бездонный космос. А в нем на долю мгновения мелькнула молния боли, сомнения..? Точно понять было невозможно, просто, будто космическое спокойствие вдруг исказилось, как искажает гримаса ровное выражение лица. А Карина осознала, что он не ответит. Как всегда, когда не хотел отвечать, он не врал, не отговаривался, просто молчал в ответ. И так он мне много что рассказал, подумала Карина. Вряд ли кто-нибудь на Тайвани обладал достаточной наглостью, чтобы вот так пристать с вопросами к Тарро. А у нее получилось, и он так долго терпеливо отвечал ей, интересно почему. Успех нужно было закрепить, не идти напролом. «Вызнаю в другой раз», — подумала Карина и попробовала вернуть разговор к более отвлеченным вопросам.

— А почему, если с людьми вы плохо скрещиваетесь, в семьях Древних всегда было так мало детей? И всего Древних было несколько десятков…

— Во-первых, — улыбнулся он, глядя на нее, — когда живешь много тысяч лет, инстинкт продолжения рода и желание иметь детей постепенно отходит на второй план. Б'Райтон и Сона, первые из Древних, кто за такой небольшой промежуток времени восстановили династию. А во-вторых, среди Древних всегда было мало женщин. У Б'Райтона четверо сыновей и одна дочь. Примерно такое же расщепление всегда и было. Когда началась война с геар, — и снова это слово прозвучало очень объемно, словно он катал его на языке, — Древних было пятьдесят два, а женщин из них — только десять.

— Но почему? — изумилась Карина. Мысль о том, что из пяти детей Брайтона Изабелла — единственная дочь, и это не случайно, а связано с определенными закономерностям, никогда не приходила землянам в голову. Да и редкость женских портретов в галерее Древних земляне относили к тому, что женщины сыграли меньшую роль в истории Коралии и Союза. А рассказать об этом — им не рассказали. Интересно, почему…

— Тебя интересуют медико-биологичекие аспекты этого явления? Или почему так может быть согласно глобальным вселенским процессам? — спросил Рональд.

— Нет, ну биологически… статистически, я понимаю, как это может быть… — смутилась Карина, — я все-таки медик, пусть и несостоявшийся. Мне интересно узнать почему так, согласно, как ты сказал, глобальным вселенским процессам?

— О чем тебе говорит термин Хранители Вселенной? — спросил в ответ Рональд.

— Ну… — удивилась Карина. — Хранители Вселенной — это хранители Коралии и Союза. Те, кто издревле хранил Коралию, потом Союз, как бы видимый космос, можно сказать — наш мир.

— А зачем тогда у Древних способность ходить по мирам? — вновь улыбнулся он.

— Ну… это просто свойство Древних, как быстрота мышления, абсолютная память или ловкость и сила… Одна из видовых особенностей.

— Нет, Карина, способность Древних ходить по мирам связана с их непосредственной функцией. Хранители Вселенной, Хранители миров — значит Хранители всей Вселенной, всех миров. В этом и состояла всегда роль Древних. Ходить по мирам и хранить их. Вмешиваться там, где это необходимо. Просто Б'Райтон давно забыл об этом. Да никогда особо в это и не верил — когда Древние ушли, ему было всего тридцать лет.

Карина ошарашенно молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Хранители Вселенной… Хранители Миров… А ведь так все сходится… Это куда больше похоже на правду, чем неясные объяснения, что дают сейчас на Коралии.

— А ты помнил? — спросила она.

— А я помню, — усмехнулся он.

— Но как вы это делали?

— Еще одна способность Древних. Ты не только знаешь, в каком мире который час, — усмехнулся он, — но и ощущаешь, где ты нужен. Для этого существовала специальная методика.

— А как это связано с тем, что среди Древних было мало женщин?

— Думаю, потому что быть Хранителем Вселенной мужчине сподручнее, — сказал он.

— А когда Древние ушли, миры остались без Хранителей? — спросила Карина.

— Когда другие Древние ушли, у меня стало очень много работы, — полуулыбнулся-полуусмехнулся Рональд.

— Но ка-а-к? — изумилась Карина. — Один? Тысячу лет? Миров ведь миллионы…

— Чутье, — улыбнулся Рональд. — Чутье и расчет.

«Господи! — подумала Карина, — какое одиночество!». Она буквально физически ощутила это. Теперь ей стало ясно, что еще чувствовалось в его вековом спокойствии наравне с уверенностью и силой. Неизбывное, непреодолимое одиночество. Он был почти неуязвим, он мог иметь что угодно и обладал способностями, которые не снились даже другим нынешним Древним. И у него была только одна слабость, даже переставшая быть таковой — полное и постоянное одиночество. Одиночество, ставшее привычным, от которого человек уже перестает страдать, независимое, сильное, и до того полное, что обычный человек давно бы сошел с ума. Карина сама плохо поняла, откуда пришло это осознание, но ее просто захлестнуло волной одиночества, исходившего от него и непостижимого ни для кого, кто его видел.

Ей захотелось погладить его плечо, прижаться, быть рядом, быть для него и хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть развеять, пробить невероятное вековое одиночество, сводящее с ума, стоит только к нему прикоснуться хотя бы краем обычного человеческого сознания. О Господи! Сотни лет одному помнить истинную миссию Хранителей Вселенной! Сотни лет хранить этот мир, другие миры… Сотни лет ходить по мирам, реализовывать какие-то «проекты»… Сотни лет делать то, что никто не понимает и не может понять, даже родной брат, забывший о смысле их жизни. Это ведь, наверное, еще и больно… Хотя нет, какая боль, когда что-то становится привычным, оно перестает причинять боль. Или боль становится настолько привычной, что уже не ощущается таковой. «Господи! Прикоснуться, развеять, разбить, положить свою жизнь, разделить, принять! О Господи! Что я думаю! Что я чувствую!»

— О! Дождь! — он неожиданно рассмеялся и поднял лицо вверх. Рассмеялся как обычный человек — весело и беззаботно, а Карина почувствовала, как с лилового неба ей на нос упала крупная капля дождя. Неожиданно она оказалась в воздухе — он подхватил ее на руки, и они быстро оказались в беало. Прозрачная крыша плавно наехала сверху, по ней заструились первые капли. Дождь забарабанил сверху. Длинная твердая рука лежала на спинке ее пассажирского кресла, а его смуглое лицо продолжало радостно смеяться.

— Ты дождя испугался? — рассмеялась удивленная Карина, попадая в его настроение.

— Да, если ты простудишься и умрешь, я буду неутешен до конца своих дней! — продолжал смеяться он.

— А поскольку конец твоих дней пока не предвидится, неутешен ты будешь очень долго! — поддержала шутку Карина: умереть от простуды в начале 21-го века и на Земле-то было практически невозможно, не говоря уж о Коралии или Тайвани.

Улыбка стремительно сползла с его лица. Горячая рука, лежавшая на спинке кресла, скользнула ей на затылок, душу и тело захлестнуло теплой томящей волной… Он слегка наклонился к ней, глядя прямо в глаза. «Что я такого сказала-то? — испуганно подумала Карина, — неужели я ему так дорога?» Черный бархатный космос обволакивал, затягивал и, падая в него, как в колодец, Карина чувствовала, что погружается без остатка, сердце застучало в висках, обрываясь… «Он же меня сейчас поцелует…» — подумала она.

Рональд убрал руку, отвернулся и тронул беало. Карина, пытаясь отдышаться, вжалась в кресло, не смея вымолвить ни слова. «Я что-то сделала не так, — подумала она, — зачем вообще было лезть к нему? Расспрашивать… И почему он не стал меня целовать?» Мысли в голове мелькали, как хаотичные вспышки молнии на фоне общего смятения. И одновременно такие же молнии время от времени вспыхивали в грозовом небе.