«Нет, — проговорил он, — ты абсолютно чист. На вас вообще никто ничем не воздействует. Такое ощущение, что вы пока действуете незамеченными. А что случилось?»

«Я не понимаю, что происходит, — ответил я. — Но раз воздействия нет… ладно, я попробую сам разобраться».

На том я и отключился.

Всё стало понятнее чуть позже, когда сколотуры доставили нас в нужное место. Я спустился со своей, встал на землю, ожидая, пока нам приоткроют выход наверх. И в этот момент я прикоснулся рукой к толще камня, окружающего нас.

И меня буквально прошило дугой боли. И только здесь до меня абсолютно точно дошло, чья именно эта боль.

Это была боль от страданий самой местной земли. Всё то, чем напитывал её Максвелл для того, чтобы пробудить Бельзияра, наносило вред энергетической структуре самого этого мира.

Я вспомнил, как мою душу носило по энергетическим каналам родного мира. На несколько мгновений отрешившись от всего, я увидел, что там, где энергия раньше свободно циркулировала, сейчас она уже не могла этого делать.

Со стороны, наверное, казалось, что я провалился в полубредовое состояние, но увидеть всё это сейчас было необходимо, поэтому я стоял с закрытыми глазами, и внутренним взором следил за тем, как меня несёт по энергетическим каналам.

Вот только сейчас в них не было так чисто, как раньше. Складывалось ощущение, словно в них появились бляшки, которые их закупоривали. Энергия переставала проходить по разломам и каналам этого мира. А самому миру становилось больно и плохо. Он страдал. Ему, как будто бы, просто перекрыли доступ энергии.

Внезапно я понял: что мир, тот самый мир, в котором мы находимся, по сути умирает. И вместе с тем, в тот же самый момент до меня начало доходить, что я уже видел подобное и в своём мире.

Я понял, почему у нас местами пропадала магия. Это результат того же закупоривания энергетических каналов, которые не дают спокойно проходить и циркулировать энергии мира. Здесь сейчас происходило то же самое, но насильным путём

Грязная, кровавая, безумная магия закупоривала прохождение энергии внутри мира, снижая возможность воздействия магии на окружающее.

Через прикосновение к камню я чувствовал, как страдает мир. И когда меня вновь прошило его болью, я вывалился из этого состояния, находясь в полном шоке.

А меня уже вовсю тряс Гризли:

— Витя, мать твою! Очнись! Что с тобой⁈

— Да вроде ничего, — ответил я. — Я, кажется, вышел на связь с местным миром.

— Связь у вас был… с помехами! — выругался Белоснежка. — Тебя било и трясло вовсю. Я думал, ты сейчас о стену тоннеля себе башку расколошматишь!

— Мне показали, что тут происходит, — ответил я, тряхнув головой и пытаясь прийти в себя, — я понял, почему магия у нас в мире начала пропадать.

Я, как мог, объяснил своим друзьям, что кровь и боль жертв закупоривали энергетические разломы, словно делали тромбы в кровеносных сосудах. Из-за этого демонический мир медленно умирал, как человек с перекрытыми венами.

— У нас здесь сейчас то же самое. И у нас в мире, в местах, где бляшки закупорили энергетическую систему мира начала пропадать магия. Например, в столице. Там, скорее всего, тоже есть какая-то огромная бляшка, которая не даёт нормально циркулировать энергии. Да, мы пытаемся сделать что-то снаружи, но это как мёртвому припарка. По сути, нужно чистить изнутри всю внутреннюю энергетическую структуру мира. И этого, и нашего.

Гризли явно был шокирован моими словами.

— Ты вообще понимаешь, что этим не может заняться ни человек, ни маг, а только Гранд? И даже то, что ты это уже увидел, само по себе из разряда фантастики.

— Это всё ерунда, — покачал я головой. — Хуже всего, что я пока не понимаю, как это сделать. А я не уверен, что пустив в разнос один конструкт, его силы хватит для уничтожения того, что наши враги создавали столетиями.

— Если Максвелл с Бельзияром умудряются влиять на структуру целого мира, то, я боюсь, мы сейчас не вывезем, — проговорил Белоснежка, который до этого внимательно слушал. — Ты вообще представляешь себе объём задействованной энергии⁈

— Вот-вот, — добавил Гризли. — Как мы должны разрушить жертвенник, если он уже имеет такой энергетический запас, что влияет на саму структуру мира? Если эта земля сама уже не может сопротивляться? Мир пытается, ему плохо, больно, но он не вывозит, то что можем сделать мы? Пятеро человеческих засранцев и дочь высшего демона? Мы-то даже не демоны и не имеем к этому миру отношения.

— А вот тут ты не прав, — проговорил я. — В отличие от местных, у нас есть охренительное преимущество.

— Какое же? — все присутствующие посмотрели на меня.

— Мы — родовичи, — сказал я. — Мы умеем пользоваться силой земли, и от этой силы мы будем подпитываться для того, чтобы уничтожить жертвенник. Нам достаточно уничтожить хотя бы один жертвенник, чтобы пустить вразнос всю конструкцию. И это единственное, что мы можем сделать. Если я правильно понял подсказку, местный мир с его энергетическими разломами сам поможет нам это сделать.

Внутри меня загорелась уверенность в собственных словах.

— Артём, — обратился я к Муратову: — Тебе сейчас необходимо определить, какой из жертвенников является самым слабым звеном, с которым мы попрощаемся.

Пальцы Артёма вновь забегали в пространстве, но теперь он ориентировался значительно быстрее, поэтому сразу же потянулся туда, куда нужно. После этого, сверившись с информацией, показал налево:

— Нам нужен самый крайний жертвенник, — проговорил он таким голосом, словно воочию видел нужное нам место. — Не центральный, где всем заведует Максвелл и идёт постоянный приток энергии от жертв. Нет, нужно брать вон тот, крайний.

И вместе со сколотурами мы отправились к указанному жертвеннику.

Выбрались, находясь под прикрытием небольших скал, и поняли, что по сути находимся практически в нужном нам месте: жертвенник было видно издалека, и понятно, что охрана у него тоже была, но не очень большая, всего пара легионов низших. Однако воевать мы не собирались. Тем более, нам это было и не нужно.

В это время Муратов, примерно понимая поставленную перед ним задачу, а именно что нам нужно будет воспользоваться энергетическими разломами, расчертил на основе рун, которые некогда позаимствовал у Мирославы, некий конструкт, чем-то похожий на пентаграмму, и расставил нас всех по её лучам.

— Вы, как родовичи, в состоянии прицепиться к магии земли, — сказал он. — Вам нужно почувствовать её и пропустить сквозь себя. Давайте делать с вами примерную структуру, как у Максвелла. Мы берём энергию из разломов, из земли, и переправляем её на Виктора, потому что он сильнее и выносливее. У него организм значительно больше под это подходит.

Он обратился ко мне:

— А ты будешь пропускать через себя и аккумулировать энергию в себе, как Максвелл. То есть мы повторим демоническую структуру, но только в меньших масштабах.

Я пока не совсем себе представлял, что произойдёт, но понимал: сейчас мои друзья начнут тянуть энергию, затем сливать стихии в единый ударный конструкт, который будет зациклен на мне. Пока я буду копить силы для одного единственного и точного удара.

Тем временем Артём продолжал:

— Я точно тебе скажу момент, когда нужно будет ударить. Потому что пока — на данный момент — структура уравновешена, и мы точно не пробьёмся. По крайней мере, одним даже суперточным ударом не выйдет. Я буду ждать и скажу тебе подходящий момент. Предполагаю, что это произойдёт буквально перед самой запиткой, когда окончательная структура в последний момент, как будто бы, мигнёт.

Частично Артём сейчас был похож на сумасшедшего, разговаривающего с самим собой, но я знал, что это из-за колоссального вовлечения в происходящее.

— Да. Это будет момент полного заполнения и только потом последует активация и детонация. Так вот: в момент полного заполнения и перед активацией я дам тебе знак, и ты должен будешь ударить по жертвеннику. И вот тогда вся эта хрень, весь их конструкт пойдёт в полный разнос.