Михаил Инеев чётко понимал, что перед ним враги, желающие уничтожить капище, принадлежащее роду Морозовых. Капище дрожало. Несмотря на то, что оно сейчас спало. Оно уже страдало от того, что его покой потревожили.

Внезапно по ледяному столбу, который стоял в его центре, испещрённому древними письменами, пошли трещины.

Рядом с ним стоял незнакомый Белоснежке мужчина, весь в меховых шкурах, обмотанный, чуть ли не в три слоя. И сам себе что-то бормотал нараспев.

Из пятнадцати человек, прибывших к капищу, убиты были семь. Ещё семеро охраняли неумелого певца, несущего ужасную тарабарщину. Инеев посмотрел на своих, прибывших на ледяных салазках, и распорядился:

— Взять их.

В ледяной пустыне для чужаков скрыться было практически негде. Для самих же магов льда скрыться за снежными щитами не составило никакого труда. Колючие снежинки, бьющие в лицо врагам, заставляли тех отворачиваться, поэтому группа Инеева подошла к чужакам практически незамеченной.

Маги, последовавшие за Инеевым, обошлись самым примитивным для себя оружием. Они все чуть ли не разом метнули в неприятеля ледяные диски.

Часть из них, разумеется, увязли в магических щитах, ещё часть успели сбить. Но летающих ледяных дисков с острейшими краями было столько, что сбить все их просто не представлялось возможным. Поэтому после первого же залпа две головы слетели с плеч, но кто-то успел поднять тревогу.

И со всех сторон полетели боевые магические конструкты: огненные всполохи, зарницы, воздушные плети. Позёмку, лежащую поверх наста, закрутили небольшие смерчи. Два противоборствующих лагеря сошлись в жёстком бою.

Белоснежка то и дело ставил щиты. Самым неприятным было то, что среди нападавших были огневики. Вот только он по пламени видел, что это явно не тохары и даже не Рароговы. Пламя было странного зеленоватого оттенка. «Ну и чёрт с ними», — думал Инеев.

И при всём том человек, которого закрывали собою нападавшие, стоял перед ледяным столбом капища и не прекращал пищать свой речитатив.

И хоть раньше Белоснежка запретил его трогать, сейчас принял решение, которое можно было бы озвучить примерно так: «Да хер бы с ним, пусть угроблю, лишь бы капище не добили». Потому что трещины на стеле всё разрастались и разрастались. Внизу трескался постамент, и Михаил понял, что капищу скоро придёт конец.

Недолго думая, он вырастил знатную ледяную дубину и огрел по голове читавшего свои заклинания парня. Такая импровизированная палица пробила не только капюшон и несколько слоёв одежды, но и защитный купол, который был в аккурат над головой чужака. Эффект был достигнут практически мгновенно. Читавший разную тарабарщину заткнулся.

А вот бедное капище буквально выло и стонало. Кровь, натёкшая повсюду, всё-таки добралась до постамента. Землю под ногами качнуло.

Белоснежка постарался сделать так, чтобы тот нападавший, который был здесь явно главным, никуда не убежал: он заморозил его по пояс. Затем подумал и приморозил руки, к корпусу, потому что оставлять их свободными было чревато.

И тот, придя в себя от сокрушительного удара, первым делом начал материться, причём на чистом русском языке, после чего выдал сакраментальное:

— Да вы вообще знаете, кто я⁈ Как вы вообще посмели⁈ Да я тут с исследовательской миссией! У меня тут вообще этнографическая экспедиция!

— Во-первых, кто ты? — не обращая внимания на потуги парня, довольно резко спросил Белоснежка.

— Когда узнаешь, ты вообще офигеешь! — продолжал хорохориться парень. — Ты вообще знаешь, что мой дядя⁈.. Он вообще глава Генерального штаба! Он тебя… знаешь, что с тобой сделает? На Стену тебя сошлёт, понятно?

— Ага. Понятно, — кивнул Белоснежка. — Предатель Чернышов, запомним.

— Да какой же он предатель⁈ О чём это вы говорите⁈ — внезапно вскинулся парень. — Никакой он не предатель!

— А ты у нас кто будешь? Племянничек его, что ли? — уставился на парня Белоснежка. — Это не ты ли, случайно на сестру Медведева полез? Это ты та родовитая скотина, которая считает, что тебе всё дозволено, так?

— Да что вы себе позволяете⁈ — вскинулся Чернышов.

И тот вдруг — бац — ему в лицо прилетел удар кулаком с такой силой, что рот сразу же наполнился кровью. Чернышов отвернулся и сплюнул кровь вместе с парой зубов, видя, как по снегу под его ногами расплывается ещё одно красное пятно.

— Ну что ж, продолжаем допрос, — достаточно флегматично проговорил Белоснежка.

— Да фо фы фа офморовок факой? — Чернышов смотрел на него с ненавистью, правда, из-за выбитых зубов уже конкретно так шепелявил:

— Фы поимаешь, фо фебе не жифь?

Но Инееву было плевать. Отчего-то сильно хотелось заржать, слушая гротескные угрозы чужака.

— Что ты здесь делал? — спросил Белоснежка.

— Поффоряю, я быф ффесь на эфнографифеской эфпефицией, — ответил ему Чернышов.

— Ой, да не смеши меня, — ответил ему Инеев. — Это вот — тоже твои коллеги-этнографы из экспедиции с перерезанным горлом-то по краям круга валяются? Я же могу всё это заморозить, да и доставить в Тайный сыск. Тебе, дорогой мой, по большому счёту, не то что каторга светит. Тебя там на кол посадят, а может быть, даже и четвертуют. Или есть такая классная штука: колесование. С другой стороны, надо, чтоб ты хорошенько помучился. Так что выбор, думаю, будет у тебя не сильно большой.

— Фы профо не понимаешь, ф кем имеешь фело, — этот парень явно не понимал, что ситуация уже далеко не на его стороне.

— Слушай, я же могу вовсе сделать вид, что тебя никогда не существовало, — пожал плечами Белоснежка. — Заморожу тебя к чертовой матери. Видишь, как ты сейчас как по пояс заморожен? А я тебя целиком превращу в лёд. А потом тебе начнут потихонечку пальчики отбивать молоточком. Если захочешь, могу ножку твою отбить. Например, расколоть коленную чашечку. Сначала ты ничего не почувствуешь. Но потом… потом тебя даже на Стену не возьмут, — Белоснежка широко улыбнулся, — потому что ты будешь калекой. И вообще будешь сидеть где-нибудь в тюрьме в качестве девчонки для таких же, как ты, ублюдков. Потому что там, знаешь ли, любят симпатичных, холёных мальчиков.

— Фа фы фо факое гофорифе⁈ — до Чернышова, кажется, начала доходить вся ситуация.

— Продолжаем допрос, — по-прежнему флегматично проговорил Белоснежка.

Но прежде чем задать сам вопрос, дал Чернышову в зубы ещё раз. Без сильного размаха, но с оттяжкой. Так что был слышен хруст челюсти.

— Что ты здесь делал? Что это за конструкт? — спросил Инеев.

— Фы можеф, фначала фпрашивай, пофом бей⁈ — в глазах холёного мальчика появились слёзы.

— Говори, — оборвал его Белоснежка, не разжимая кулак.

— Меня прифлали. Фкафали, фо ужно фабрафь екий эергефифеский акопифель.

— Ага. А ты, значит, не догадался, что изъятие энергетического накопителя из капища равно смерти капища?

— Я ифего эфого е фнаю! Эфо ас е кафаефся, — Чернышев, кажется, снова начал поднимать голову.

Ещё удар в зубы. На этот раз — и ещё сильнее.

— Хреново ты учился в академии, — всё так же холодно проговорил ему Белоснежка. — А по-любому должен был её закончить. Минус твоим преподавателям. Ещё раз тебя спрашиваю: кто тебя сюда направил?

— Икто мефя фюда е фапрафлял!

Уже даже спутники Белоснежки зажмурились, когда он дал в зубы племяннику главы Генерального штаба ещё раз. На этот раз, кажется, одними выбитыми зубами не обошлось.

— Фа фе фаю я! — взвыл тот, пытаясь говорить внятно. — Фяфя ф кем-фо рафгофарифал. Ф кем-фо иф Бофофофых. Фыфал мфе бумажку фо фхемой коффрукфом и фкафал, фо я фофжен эфи фепофяфые фофа профифафь, перерефафь горфо кафорфникам, и пофуфить фебе феобъяфную фифу богафырфкую.

С фифы богатырской не удержались и заржали уже окружающие Михаила маги льда.

— Ага. А вот это уже понятнее, — кивнул Белоснежка. — Что за голос был, который общался с дядей?

— Фе фаю.

— А в зубы?

— Фе фадо в фубы! пошёл на попятную Чернышев. — Жефкий… жефкий эфо быф гофоф.

— Отлично, — кивнул Белоснежка, потирая кулаки. — Опознать сможешь?