— Всё в порядке, — ответил Борис, — на Байкал мы едем с тобой.

— Отлично! — Артур подошёл к Борису фон Адену и хлопнул его по плечу. — Ещё одна хорошая драка нам не повредит!

— Как у тебя сейчас с магией-то? — спросил его Борис.

— Я, конечно, не знаю, что я там со своей землёй сделать смогу. Туда, понимаешь ли, лучше бы было лёдников, водников. Даже у вас с огнём, и то получше будет сражаться в тех условиях, чем у меня с землёй.

— Это ты брось, — сказал ему Борис. — Ты что, забыл, что Байкал идёт ровно по разлому? Там так фонит, что тебе даже банально тряхнуть его хватит, чтобы все льды на поверхности потрескались.

— Слушай, — Кемизов кивнул, — а это идея. К тому же там горы вокруг.

— Вот именно, — сказал фон Аден, — притянешь себе всё, что нужно.

— Ну, значит, зададим жару, — согласился Артур. — В путь?

— В путь, — ответил Борис фон Аден и на прощание обнял сына.

Мирослава наблюдала за эвакуацией с острова Ольхон. В конце концов, на нём должны были остаться только те, кто обладает даром, для прикрытия магов империи. И постепенно начавшие прибывать силы обороны — по два, по три человека. Это были высокоранговые маги с разных оборонительных фортов на границе. Помимо них прибывали родовые клановые дружины, чтобы вступить в этот бой.

Но самое главное, Мирослава знала, что вот-вот должны были эвакуировать спецбольницу, при которой находилась её мать.

Она была здесь уже давно. В связи с тем, что помутилась рассудком. Но оставлять её в одиночестве не было никакой возможности, пришлось передать на поруки под специальный уход.

«Наверное, — думала Мирослава, — только у менталистов могло появиться подобное заведение». А всё потому, что многие из клана Молчащих, даже в юности, после инициации не выдерживали подобного дара и могли сойти с ума.

К этому относились терпимо. То есть выбросить такого человека из дома или умертвить — никто бы и не взялся. Тем более что всегда оставалась надежда: особо сильный менталист сможет «вправить» потерявшемуся мозги.

Говорили, что в древности среди клана Молчащих существовали специальные магии такого уровня, которые были в состоянии вернуть личность и исправить эту проблему. Поэтому так сложилось издревле: за подобными, как говорили, «выгоревшими» магами присматривали. И да, их считали такими же членами общества, ведь понимали, что из-за этого побочного эффекта их работы подобное могло случиться с каждым. Просто не повезло конкретно этим. За ними нужно было присматривать и ухаживать. И с этим ничего не поделаешь, это была профессиональная болезнь менталистов.

Поэтому перед эвакуацией спецбольницы Мирослава явилась к матери. Почему-то ей показалось очень важным сделать это: прийти и увидеть мать.

В этот момент у той проходила так называемая арт-терапия. Она размягчала глину, капала в неё воду, делала её пластичной, чтобы вылепить что-то. До этого она уже вылепила всевозможные кувшинчики, тарелочки, чашечки — вся её комната была ими украшена.

После того как изделия высыхали, она разрисовывала их вручную. Это успокаивало мать Мирославы, как утверждали лекари.

Поэтому Мира села напротив матери и принялась в деревянной тарелочке смешивать точно такую же глину, размягчать её, разминать. Она начала что-то лепить — бездумно, наблюдая за тем, как мать улыбается, занимаясь творчеством. В такие моменты она очень напоминала дочери себя прежнюю. Хотя, как это может быть, Мира не совсем могла объяснить, это было очень странное понимание.

Потому что с самого своего рождения она знала мать как сумасшедшую. Но при этом в её воспоминаниях она могла увидеть её прежнюю: весёлую, юную, спокойную и очень красивую девушку. И Мирославе очень хотелось когда-нибудь снова увидеть мать именно такой, какой она видела её в воспоминаниях.

И она лепила из глины, сидя напротив матери. И она разговаривала с это, погружённой в свои творения женщиной.

— Ты знаешь, мам, — говорила она, не глядя на неё, — мне кажется, я нашла человека. Очень необычного. Он, ты знаешь, настолько похож на меня, — Мира усмехнулась. — Настолько похож, что и человеком-то его тоже назвать сложно. Его зовут Костя, — продолжала она. — И демоны доставили ему проблем не меньше, чем мне. Но при этом, как ни странно, мы оказались очень близки. Да, в том числе и на этой почве тоже.

Девушка посмотрела на мать и проследила за безразличными движениями той.

— Ты знаешь, мам, так просто и, оказывается, невероятно встретить кого-то, кто не считает недостатком моё происхождение. Да и достоинством тоже. Это просто есть, как факт. На нём никто не зацикливается. Мы оба принимаем наше происхождение как данность.

И в своём собственном сознании Мирослава отвечала за мать:

«Да, — говорила она от её имени, — это очень здорово, дочь, что у тебя теперь есть такой человек».

— Но это ещё не всё, — сказала Мирослава и поняла, что голос её вот-вот может дрогнуть.

Поэтому она замолчала, вдохнула воздух, попыталась проглотить вставший в горле комок.

— Я нашла друзей, — продолжила она, когда снова смогла говорить спокойно. — Что удивительно, возможно, даже не просто друзей, ведь… Ты не поверишь, мам, но те люди, которые сейчас меня окружают, как будто стали моей семьёй. По крайней мере, в будущем, я полагаю, так и будет. Мы станем одной большой и дружной семьёй. И нас всех собрал вокруг себя человек, который тоже не понаслышке знаком с демонами. И вообще, мам, ты знаешь, всё, что происходит сейчас в нашей жизни, настолько тесно переплелось друг с другом, что больше похоже на сказку.

«Сказки — это прекрасно», — снова ответила она за мать в собственном сознании:

— Ну, эта сказка, конечно, страшная, — проговорила Мирослава, — но я всё равно очень надеюсь, что она будет со счастливым концом. А ещё, мам — продолжила она, — сейчас напротив нашего острова Ольхон собирается огромная армия. Я со своими друзьями, с людьми из нашего клана, с бойцами со всей империи, планирую ей противостоять и выдавить демонов обратно с родной земли. Ты знаешь, мам, наш клан снова приняли в империи. Мы больше не изгои. Мы теперь внезапно всем понадобились.

Она ещё долго говорила, вылепливая что-то из глины, делилась самым сокровенным, своими мыслями и отвечала себе за мать.

Через некоторое время она проговорила:

— Я рассказываю тебе всё это, мама, потому что очень боюсь, мы можем больше не увидеться. У нас и так мало разговоров, как у матери с дочерью. Но я очень надеюсь, что когда-нибудь стану настолько сильна, что смогу взять тебя за руку и вывести тебя из тьмы твоего собственного разума. Ты знаешь, мам, я же уже тренировалась, можно сказать. Мне уже удалось отыскать одного человека и вывести его из подобного состояния. Правда, конечно, мне помогали.

Мирослава вдруг вспомнила те годы, что провела в сознании Муратова.

— Ты представляешь, мам… У меня теперь появился названый брат. Я точно так же пошла и решилась на то, чтобы войти в разум Артёма Муратова. Потому что считала, что это будет очень хорошая тренировка. Может быть, получится и тебя со временем вытащить. А сейчас ребята пошли за короной первожреца богини Арахны, это богиня ментальных способностей. И когда они её соберут, и мы победим, я очень надеюсь, что с помощью этой короны смогу войти к тебе, в твоё сознание, в твои воспоминания. И вывести тебя оттуда настоящую будет гораздо проще. И я смогу это сделать. Я знаю, что где-то там ты всё ещё та самая красивая и очень разумная девушка, которая мучается от того, что сидит взаперти.

Мирослава поняла, что из её глаз каким-то образом сами собой катятся слёзы и капают на глину, которой она всё это время придавала форму. И когда Мирослава опустила глаза, то вдруг увидела, что вылепила из глины ту самую корону, о которой рассказывала матери.

В этот момент она поднялась и поцеловала мать в лоб, и оставила эту корону напротив неё. А когда уже собиралась уходить, её мать вдруг подняла на неё глаза.