Горислава фон Аден шла по коридорам Екатерининского дворца в некотором недоумении. Когда в Институт благородных девиц прибыл гонец с приглашением явиться на аудиенцию к императрице, она и не знала, что думать.

«Скорее всего, речь пойдёт об Институте благородных девиц», — решила она про себя. Ведь сейчас их с Екатериной Алексеевной связывало только это.

С другой стороны, Горислава вспомнила, как императрица выглядела на траурных мероприятиях. А выглядела она, откровенно говоря, не очень. Хоть ранее они и были с Екатериной врагами, однако же с течением времени, исподволь, отношения между ними изменились. Горислава сама не смогла бы сказать, когда это произошло. Но в моменте, когда она объясняла Виктору, на какую жертву пошла императрица для того, чтобы даровать подданным хотя бы каплю надежды после всех испытаний и сообщить о наследнике, Горислава почувствовала, что уже не испытывает той ненависти и злости в отношении Екатерины Алексеевны, которую испытывала ранее.

А потому баронесса фон Аден шла на аудиенцию, пусть в некотором замешательстве, но без каких-либо негативных мыслей.

У кабинета императрицы Гориславу встречал Иосиф Дмитриевич Светозаров, глава Имперской службы безопасности и дядя Екатерины Алексеевны. Он хмурился и, бездумно уставившись в окно, о чём-то размышлял. Глубокая морщинка залегла между его бровей, пальцы выстукивали на подоконнике воинственный марш.

— Иосиф Дмитриевич, — кивнула Горислава, приветствуя одного из самых влиятельных людей империи.

— Баронесса фон Аден, рад, что вы так оперативно откликнулись на мою просьбу.

Горислава про себя отметила, что ей несколько непривычно слышать о себе с приставкой «баронесса». Однако же так всё и было: с получением мужем титула она сама получила соответствующий статус.

— Не подскажете, чем вызвана сия аудиенция? К чему хотя бы готовиться? — осторожно решила прощупать почву Горислава.

— Сие для меня загадка, — кивнул безопасник. — Знаю только, что встретиться Екатерина Алексеевна хочет с вами наедине. Я вас очень прошу, Горислава… Будьте с ней поласковее. Её состояние здоровья вызывает немалые опасения, а потому… Вы знаете, как мы все не любим болеть и как во время болезни портится у людей характер. Если вдруг она позволит себе какие-либо резкости, не воспринимайте их на свой счёт, я вас прошу. В последнее время Екатерина Алексеевна на редкость здравомысляще подходит ко всем вопросам. Однако же, сами понимаете, возможны эксцессы.

— Понимаю, — кивнула Горислава, однако же в душе совершенно ни черта не понимала. Это что же за состояние здоровья такое у императрицы, что о нём отдельно предупреждает её дядя?

Тем временем Иосиф Дмитриевич заглянул в кабинет к императрице, что-то произнёс, а после попросил Гориславу войти, сам же осторожно покинул помещение, прикрыв за собой дверь.

Горислава медленно прошла в центр комнаты, больше похожей на бальный зал, чем на кабинет. Императрица развалилась в кресле у рабочего стола, сейчас засыпанного множеством бумаг. Однако же первое, на что пришлось обратить внимание, — это воздух. Спёртый воздух с запахами болезни, всевозможными ароматами сухих трав, настоек, микстур и прочего. Ощущение было, будто Горислава вошла в покои умирающего человека.

Однако же императрица полулежала на специальном кресле (никакой кровати не было) и параллельно пыталась ещё читать некие документы. Увидев Гориславу, она отложила бумаги в сторону и кивнула, чуть приподнявшись на локтях:

— Простите, баронесса. Встать и поприветствовать вас подобающе не могу — состояние здоровья не позволяет.

Горислава склонила голову в приветствии и сделала небольшой книксен — всё-таки разница положений обязывала.

Императрица указала рукой на свободное кресло.

— Присаживайтесь, нам есть о чём поговорить.

Горислава последовала предложению, расправила складки платья и только сейчас заметила, что под пёстрыми одеждами родовичей, вышитыми обережными символами, живот у императрицы уж очень сильно выступает.

А если императрица находится на поздних сроках беременности, тогда подобное состояние вполне объяснимо…

Сама же Горислава из собственного опыта помнила, что поздние сроки были не самыми радужными в жизни женщины. Однако же за все три подобных периода Горислава не припомнила, чтобы у неё было настолько плохое состояние, как у императрицы.

Что-то не так…

В сердце закрались тревога и мимолётные нехорошие предчувствия.

— Баронесса, я знаю, у нас с вами были разногласия в прошлом по разным причинам. Мы практически сверстницы, были молоды, сильны, красивы, конкурировали какое-то время за внимание мужчин. Но жизни наши сложились по-разному. Вы — счастливая мать, жена. Я же… императрица. Моё же счастье прервали заговор Молчащих и смерть отца на моих глазах. После этого столько всего свалилось… Но старая вражда и соперничество продолжали между нами тлеть. Однако же последние месяцы заставили меня полностью изменить своё отношение к Рароговым и фон Аденам. Каковы бы ни были наши с вами взаимоотношения, империи ещё нужно поискать таких же верных и достойных подданных.

«Когда так мягко стелют, спать будем на лезвиях», — мелькнула непрошенная мысль у Гориславы.

— Поверьте мне, я очень ценю всё то, что твоя семья и твой род делают для империи. Вам есть чем гордиться: и мужем, и детьми, и всем кланом Рароговых. Сейчас империя находится в таком состоянии, когда любое событие может привести как к её возвышению, так и к краху. Мы живём в такой момент, когда всё, что было раньше, уже не работает, приходится реагировать на опасности, возникающие одна за одной. А для этого нужно быть сильной несмотря на то, что чувствую я себя полнейшей развалиной.

Горислава держала себя в руках, всё больше изумляясь откровенности и горячности императрицы. Где та ледяная стерва, которая взирала на неё с трона все эти годы? Куда подевалась?

А Екатерина Алексеевна тем временем продолжала говорить, изредка прерываясь, чтобы отпить травяного отвара из кубка:

— Боги когда-то над нами пошутили, сказав, что чудо рождения новой жизни — это лёгкое, приятное занятие. До сего дня мне не довелось испытать радости материнства, но я очень надеюсь, что смогу вынести всё происходящее до конца и взять на руки собственного ребёнка. Но… мои личные силы на исходе, — императрица горько улыбнулась. — Меня обвесили артефактами, как ёлку игрушками, и всё это уходит будто в бездну. Я чувствую себя всё хуже и хуже. Я не могу ходить, не могу сидеть. Всё, что я могу — лежать. Ты не представляешь, чего мне стоило выйти на сцену. И сейчас я хочу задать тебе один вопрос. Я знаю, что ты сильно пострадала в Горном во время обороны от демонов, что ты практически выгорела и впала в магическую кому. Я, по уверениям лекарей, близка к тому же состоянию. Скажи, как ты смогла выбраться? Мне нужно доносить ребёнка. Любой ценой. Иначе трон оставить будет некому, а смуту в такое время империя может и не пережить.

Горислава взирала на Екатерину Алексеевну и видела, что та не лжёт. Уставшая, измотанная женщина здесь и сейчас зарывала топор войны. Не было это похоже на лесть, ни на тонкий расчёт, ни на какую-то политическую игру. Императрица, видимо, оказалась в том состоянии, когда готова обратиться за помощью даже к врагам. При этом Горислава прекрасно понимала, что конкретно врагами Рароговы и фон Адены для Светозаровых и империи никогда не были. Да, имелось личное соперничество между женщинами-магичками, но никак не вражда.

А потому Горислава решила ответить правду:

— Из этого состояния меня вытянуло капище. Если бы не оно, шансов бы не было. Оно стабилизировало меня и только после помогло вернуться. У тебя же, насколько я помню, тоже есть капище…

Раз уж императрица попрала протокол, Горислава тоже перешла на ты, как в давние времена, когда они обе ещё были юными девчонками и соперницами.

Императрица задумалась, а после по её лицу пробежала волна боли. Женщина схватилась за низ живота и едва ли не скрючилась, не в состоянии удержать стон сквозь зубы. Екатерина Алексеевна закрыла глаза, из уголков которых закапали слёзы. Сделав несколько глубоких вдохов и обождав, пока приступ боли завершится, императрица просто кивнула.