— И вопросы эти, как я полагаю, вы собираетесь задать мне? — поинтересовался Салтыков.
— Ничего от вас не скроешь, — хохотнул Светозаров, но в смехе его совсем не было веселья. — Итак, пожалуй, начнём. Скажи мне, пожалуйста: два года назад был ли ты уже заместителем Леонтьева?
— Да, был, — ответил Салтыков. — Я уже четвёртый год заместителем начальника столичного управления Тайного сыска работаю.
— Хорошо, — кивнул Светозаров, взял бумагу, перо, окунул его в чернильницу и что-то записал на листе. — А по делу о разбирательствах с Медведевыми, Чернышёвыми, Голицыным и вот иже с ними, что можешь рассказать? Имел доступ к этому делу? Помнишь его вообще?
— Про дело помню, — ответил Салтыков, — но доступа я к нему не имел. Сначала оно выглядело как достаточно громкое и резонансное, но потом его попытались замять, и с ним разбирался конкретно сам Леонтьев. Я даже материалов дела не видел. Но, насколько помню, всё там было достаточно мутно. Не разбирались, кто прав, кто виноват, потому что кто такие Чернышёвы, и где на тот момент были Медведевы. Закончилось всё, естественно, не в пользу последних. А спорить с решением начальника столичного управления никто не стал.
— Очень интересно, — проговорил Светозаров и записал ещё что-то. Затем взял другую бумагу, начеркал на ней что-то и подписал. И протянул Салтыкову. Тот взял и понял, что это ордер.
А затем, подняв глаза на высокое начальство, увидел, что тот протягивает ему перстень с гербом.
— Значит, слушай меня сюда, Анатолий Сергеевич, и слушай внимательно, — проговорил Светозаров.
И сейчас он был похож на дикого зверя, готового не то растерзать кого-то, не то защищать свою семью до последнего.
— Сейчас ты берёшь мою родовую гвардию, едешь в управление и берёшь своего начальника Леонтьева Петра Павловича под стражу и сажаешь в наши казематы. Понял? Не в ваши, в наши. Только не сажай в соседнюю камеру с сестрой, не хочу, чтобы они переговаривались.
— А дальше? — спросил Салтыков, который совершенно не понимал, что делать после этого.
— А дальше мы с тобой, дорогой мой, будем разбираться и поднимать дополнительно много-много разной очень интересной информации. Пойдём на допрос твоего начальника, но перед этим найдём кое-какие документы, в том числе и по делу Медведевых, но с ним мы будем всё решать отдельно. А ещё допросим сестрицу Леонтьеву по поводу ситуации в Институте благородных девиц.
— А там-то что? — Салтыков смотрел на Иосифа Дмитриевича, понимая, что перемены, по крайней мере, в столице грядут просто невероятные.
— Да, вот надо узнать, с чего это она вдруг превратила Институт благородных девиц в филиал казематов и даже не Тайного сыска, а чего похуже.
— А что не так с институтом-то? — ещё больше напрягся Салтыков.
— Там большой список. Сестре Леонтьева вменяется излишняя жестокость по отношению к послушницам, принуждение к труду, пытки голодом и много различных преступлений. Но кроме этого, попытка опорочить честь императорской семьи, — Светозаров склонился над столом. — А кроме всего прочего нужно ещё определить, каким это образом на девицах Института оказалось порядка сотни блокираторов магии.
— Них… себе! — Салтыков едва сдержался, чтобы не присвистнуть в присутствии высокого начальства. — Да, артефакт не самый дешёвый, чтобы вот так взять и поставить такую партию не куда-нибудь в тюрьму для магически одарённых, а именно в Институт благородных девиц.
— Слушай, — проговорил Светозаров, — поскольку Леонтьева — это сестра твоего начальника, может, ты слышал о ней что-нибудь? Я не могу понять её мотивов. Что ты знаешь на её счёт?
— Знаю только то же, что и все остальные, — пожал плечами Салтыков.
— Что именно? Мне сейчас некогда рыться в её досье, кроме этого дел по горло, — Иосиф Дмитриевич не просил, он требовал.
— Из общеизвестного, — ответил Анатолий Сергеевич, — магичка, перегорела во время обучения на боевом факультете. В связи с этим, а возможно, и по причине дурного характера, оказалась никому не нужна в качестве супруги. Старая дева. Около трёх лет назад получила должность директрисы Института благородных девиц. В общем-то, и всё.
— Эх, ёпрст, — проговорил Светозаров, массируя затылок. — Это ж как дважды два, понимаешь? Теперь хоть понятно, откуда у неё такая нелюбовь к магически одарённым девушкам и попытка задавить их, а также задушить на корню все их возможности. Ладно, свободен. Перстень. Гвардейцы. Леонтьева под стражу. Распутываем клубок дальше.
Салтыков вытянулся.
— И да, — как будто опомнился Светозаров. — Будь готов к тому, что временно становишься исполняющим обязанности начальника столичного управления Тайного сыска.
— Служу Отечеству!
* * *
Ближе к вечеру меня вызвали в новую резиденцию. В кабинете Креслава, который, можно сказать, превратился в переговорную, меня уже ждали: кроме самого деда, мать и Ада.
— Вить, — сказала мама, — мне надо, чтобы ты присутствовал при этом разговоре, хотя тебя он касается не в первую очередь.
— Вот даже как, — ответил я и усмехнулся. — Даже удивительно. Обычно в последнее время как раз меня-то всё в первую очередь и касается.
Мать развернулась к Аде. И тут я примерно уже понял, о чём будет идти разговор, и понял, зачем здесь я.
— Моя дорогая дочь, — проговорила Горислава, — через пару дней заканчиваются ваши вынужденные каникулы после происшествия на День урожая в академии. И по сути, вроде бы тебе нужно будет выходить на учёбу.
— Конечно, — кивнула Ада, которая ещё не поняла, к чему всё идёт. — Экзамены же я сдала?
— Ты — большая молодец, — ответила на это мать. — Ты всем доказала, что ты — сильная магичка, достойный член рода и продолжатель наших семейных традиций, а также адепт огня.
— Ой, спасибо, мам! — улыбнулась сестра, не понимая, что последует за столь яркими похвалами.
— Мы думаем, что тебе не составит особого труда нагнать пропущенные три месяца занятий. Поэтому тут особых-то вопросов и нет, — мать по обыкновению стелила очень мягко.
В этот момент Ада глянула на меня и, кажется, тоже догадалась, что что-то не так.
— Как я подозреваю, — проговорила Ада, — если бы всё дело было только в этом, разговор не состоялся.
— Совершенно верно, — кивнула Горислава. — Не состоялся бы. Просто ситуация, на самом деле, несколько сложнее, чем кажется. Как бы не просто так императрица предложила тебе пойти в Институт благородных девиц. Да, у тебя с пробуждением магии был вариант поступить в академию, но всё действительно не так просто. Швыряться фейерболами, вставлять огненные стены, использовать мощные конструкты — это, конечно, круто.
Мама качала головой, взглянула на меня.
— Вот у Вити можешь спросить. Да и вообще, воевать на Стене, как твой отец, это достойно уважения и защищать всех тех, кто находится за Стеной в империи, это здорово. Профессия военного очень уважаемая. Но, кроме всего прочего, Ада, ты ещё и девушка.
— Ну и что? — проговорила моя сестра. — Я же могу быть боевым магом?
— Конечно можешь, — согласилась с ней мать. — С этой точки зрения у тебя всегда есть две дороги. Вот у мужчин, — Горислава развела руками и улыбнулась, — есть только одна дорога, и выбора нет. А тебе нужно хорошо подумать не только над тем, чего ты хочешь прямо сейчас, а над тем, как ты видишь своё будущее. И не только на ближайшие пять-десять лет, а над перспективой на пятьдесят, семьдесят, сто, сто пятьдесят, даже двести лет. Понимаешь? И эта перспектива у мужчин и у женщин разная.
— Я не совсем понимаю, — проговорила Ада, глядя на мать, — что ты имеешь в виду?
— Я тебе тогда проще скажу, — ответила ей мать. — Ты можешь пойти либо по моему пути, либо по пути отца. Если ты идёшь по пути отца, то заканчиваешь академию вместе с Витей.
Она показала на меня.
— Ты становишься военнообязанной и служишь на Стене как кадровый военный. После замужества, и в случае рождения детей, ты, естественно, получаешь отпуск по уходу за детьми, но по истечении их пяти-, шестилетнего возраста, когда их передают на руки воспитателям и в соответствующие детские учреждения, ты продолжаешь служить дальше. На пенсию ты, извини, не выходишь. Точно так же с супругом или без, но ты служишь. И это твоя работа до конца твоей жизни, точнее, до момента смерти.