— Вить, поехали! — раздался голос матери, и я обернулся. — Ты чего там застрял?

— Иду! — ответил я и снова перевёл взгляд на камень. — Обязательно вернусь, — пообещал я той, что хихикала. — Если это поможет мне в грядущей битве.

— Битва, хи-хи, — отозвался голосок, прозвенев приятной трелью. — Она никогда и не заканчивалась. Лишь повышаются ставки.

И всё. После этого голос пропал. И я почувствовал некоторое опустошение. Хм, интересно. Ладно, разберусь позже.

— Созидания тебе, дух, — сказал я на прощание.

И, несмотря на корявость фразы, что я ещё мог пожелать духу? Здоровья? Успехов? Спокойствия? Денег?

Пока я шёл к карете, на которой будут возвращаться мать с сестрой, ироническая улыбка блуждала на моих губах. Я перечислял в уме всю ту нелепицу, что можно было пожелать духу.

— Ну ты чего там застыл? — окликнула меня Ада. — Неужели капище приняло тебя?

— А тебя? — уточнил я, хотя уже по выражению маминого лица знал, что ничего не вышло.

Сестра расстроенно покачала головой. И я решил не расстраивать её.

— Видимо, настроения у духов нет, — ответил я и запрыгнул на Резвого, который на этот раз даже не дёрнулся подо мной.

— Ого! — сестра округлила глаза и сейчас снова стала похожа на маленькую девочку пяти лет, которую я дразнил и донимал всего каких-то восемь лет назад. — Ты своего монстра смог приручить⁈ Ничего себе, Витька! Ты — молодец!

«Ну, файербол в лоб кого хочешь усмирит», — подумал я, но вслух этого не сказал.

— Ко всем просто нужен свой подход, — заметил я и усмехнулся.

А вот Резвый после этой фразы обернулся и посмотрел мне в глаза с некоторым укором. Ничего-ничего, привыкнет.

Дома нас ждала тревожная новость, Димку ранили. Сейчас он лежал в военном лазарете при городской управе. Мама с сестрой хотели, не заходя домой, ехать туда, но их остановили, сказав, что всё равно посещения на данный момент ограничены, и увидеть раненого можно будет только завтра.

И тут меня первый раз кольнуло. Не было такого! Да, я пролежал в коме почти пять дней, но никакого упоминания о ранении брата, даже вскользь, не помню! Что это? Что происходит⁈

С этими мыслями я и прибыл на конюшню, чтобы вернуть Резвого в стойло. У ворот меня встретил старый, но очень крепкий дед, старик Аркви. Я хорошо помнил его из детства, потому что очень боялся. Он казался мне старее нашего мира, но детство на то и детство, чтобы самому себе придумывать страшилки.

Помню, мне говорили, что он был оруженосцем ещё у моего прадеда, который выводил род Аденов из Тохарской империи после прорыва. Но, конечно, я этому не верил. Просто не мог представить, что человеку несколько сотен лет.

Имя Аркви означало на нашем исконном языке «белый». И я полагал, что это из-за выцветших волос, которые цветом напоминали снег. Но сейчас я посмеялся над теми своими мыслями. Он же не седым родился, правда?

— Долгих дней, молодой господин, — поклонился мне Аркви, когда я соскочил с коня, передавая ему поводья. — Вы так возмужали.

— Спасибо, Аркви, — сказал я и указал на Резвого. — Покорми его, он заслужил. Можешь лакомство дать какое-нибудь.

— Говорю же, возмужали, господин Аден, — улыбнулся старик и похлопал жеребца по плечу. — Вот и скакуна усмирили, — он провёл указательным пальцем по лбу коня и добавил: — Даже ритуал приручения исполнили.

— Ритуал? — я с удивлением уставился на него. — Да нет, я просто бахнул ему пламенем, чтобы не сопротивлялся.

— Это он и есть, он и есть, — проговорил Аркви, заводя скакуна в стойло. — Вы действуете интуитивно, господин. И это правильно. Но будьте осторожны. Время ускорилось.

— Что? — не понял я и напрягся.

Мне почему-то показалось, что вот-вот услышу истину, которая поможет мне понять, что происходит. Которая позволит мне дышать свободно, а не задыхаться от непонимания. Слова, которые расставят всё по своим местам.

— Время, — повторил старик, не глядя на меня. — Оно сорвалось с вершины и теперь кубарем летит вниз, сбивая всё, что попадётся на пути. На этот раз оно вас не пощадит.

И тут я вспомнил, что оруженосца моего деда или прадеда в дополнение ко всему считали сумасшедшим. Да уж, и от кого я собрался услышать истину?

— Хорошо, учту, — ответил я, развернулся и пошёл в дом. — Лишь бы оно мне не мешало, — пробубнил я себе под нос.

— На каждое действие всегда будет противодействие, — внезапно донеслось со спины. — Таков закон.

Я лишь кивнул, не собираясь разбираться в бреднях старого сумасброда, неизвестно как дожившего до наших дней.

Дом меня встретил феерическими словесными оборотами от маман, которая чихвостила отца на чём свет стоит. Причина, конечно же, была в ритуале, проведённым надо мной. Если убрать все ругательства, непереводимые обороты, уточнения о муках, которые отец и брат должны принять, а также поминание различных сущностей, мамина речь сводилась к следующему.

— Я же говорила, сын пустынного шакала, что нельзя трогать источник Виктора, так как он закостенелый и может от любого воздействия лопнуть или треснуть. Но тебе, порождению дикой обезьяны, с руками, растущими из нижней части спины, и мозгом, переставленным из грецкого ореха, это показалось непонятным, и ты решил наплевать на слова женщины, которая пожертвовала всем в своей жизни ради тебя, и решил сделать по-своему, совершенно не задумываясь о последствиях!

В полной версии эта речь заняла минут двадцать и выглядела скорее виртуозным вызовом потусторонних духов пополам с чистым потоком эмоций. Мама, если её задеть, то она умела быть многословной. Ну и убедительной.

Отец прятал взгляд, стараясь не смотреть на супругу. Чувствовал себя виноватым и признавал, что был не прав. Однако я помнил, как они друг друга любили, и всё это было немного театральщиной. Хотя, конечно, отец ослушался мать и сделал по-своему. Впоследствии эта ситуация ещё долго будет основой для едких шуточек в сторону Бориса фон Адена от его горячо любимой жены.

Но в этот раз Горислава закончить не успела, так как в дверь позвонили.

— Ты кого-нибудь ждёшь? — тут же собралась мать, глядя на мужа.

Подобные звонки без предварительного оповещения могли нести много горя. Я же пока был спокоен, так как не помнил ничего, хоть мало-мальски требующего моего внимания. Если не брать в расчёт ранение брата, которого не было в прошлой жизни.

— Нет, — ответил мой отец и пошёл открывать.

За дверью оказался курьер с большим конвертом, запечатанным алым сургучом и тяжеленным пакетом.

— Борис Каумович Аден? — официально осведомился курьер.

— Так точно, — по-военному ответил отец и тут же встал в позу «смирно».

— Вам приглашение на официальный приём в императорском дворце, — курьер протянул конверт, а мой родитель взял его в руки. — По случаю чествования присвоения дворянства. Действует для всех членов семьи включительно.

— Ого! — отец явно не ожидал ничего подобного поэтому немного растерялся.

Он взял конверт и попытался закрыть перед курьером дверь.

— Подождите! — воскликнул тот, враз растеряв свой лоск. — Подождите! Вот ещё!

И он пододвинул неподъёмный пакет внутрь дома.

— А это ещё что? — Борис Аден приподнял бровь.

— Три тома официального протокола мероприятия со всеми нормами этикета. Ну и ещё дополнения, — курьер тяжело вздохнул и поклонился. — Теперь всё.

Дверь закрылась, и отец принялся вскрывать конверт с приглашением нашей семьи в императорский дворец.

— Это что же, — проговорил мой родитель, срывая бумагу. — Вить, ты прав что ли оказался? Нам титул присвоят?

— Этого не должно было быть, — проговорил я, глядя остановившимся взглядом на клочки, летящие от конверта. — Это неправильно. Они должны были просто прислать уведомление о титуле барона! Не должно быть никакого мероприятия!

«Какого хрена? — думал я. — Мало того, что вместо обычного оповещения мы получили приглашение во дворец, так ещё это произошло на пять дней раньше! Да что ж это происходит? Неужели, виной всему этому я?»