— Что, совсем плохо?

— Не то слово. Еле жив остался, а тут еще в город послали.

— Бывает, — хмыкнул мужик. — Травяную настойку будешь? Горячая.

— Нет, спасибо.

— Ну, как знаешь.

У меня в душе на мгновение вспыхнула жгучая злоба — если верить Шенне, сидевший рядом мужик отлично знал о том, что меня будут убивать. И это знание ни капли не мешало ему веселиться, пить чай, обсуждать мое самочувствие…

— Сука.

— Чего?

— Рана болит. Гадина.

— Сочувствую. Мазь нужна?

— Нет, это внутри.

— Смотрю, крепко тебе досталось. Много хоть гаранцев положил?

— Одного, кажется. Потом по башке дали.

— И то хлеб…

Минут через десять повозки начали одна за другой выезжать за пределы лагеря. Наша оказалась замыкающей.

— Не люблю в город таскаться, — сообщил возница, лениво хлопая поводьями. — Сюда обычно утром едешь, все видно, враги за речкой сидят. А обратно… эх.

— Нападают?

— Было пару раз. Сейчас перестали, но все равно тревожно.

— Ясно.

Колесо угодило в небольшую выбоину, телегу слегка тряхнуло и я тут же скривился:

— Вот дерьмо…

— Что, совсем плохо?

— Лучше бы я у целителей сидел.

— Ну, командирам виднее. На то они и командиры.

— Угу.

Через несколько минут тряска возобновилась. Я снова поморщился, несколько раз глубоко вздохнул, а потом демонстративно скрипнул зубами:

— Вот дерьмо. Блевать тянет.

— Терпи, недолго осталось.

Учитывая обстоятельства, совет прозвучал откровенно издевательски. Впрочем, на этот раз я пропустил его мимо ушей и закинул следующую наживку:

— Слушай, мне что-то совсем хреново. Надо вернуться.

— Нельзя, — тут же помотал головой спутник. — Если приказано в город — надо в город.

— Ты-то езжай. Я сам вернусь.

— Мне лейтенант голову оторвет. Даже не думай.

— А где он? Может, договориться?

— Приказ надо выполнять. Терпи.

Я пробурчал ругательство, однако настаивать на возвращении не стал — мы все еще находились рядом с лагерем, да и вокруг было слишком светло. Требовалось немного подождать.

— Помню, как-то везли картошку, а по дороге…

— Не надо о еде. Меня сейчас вывернет.

— Ладно, извини. Может, настойку?

— К черту настойку.

— Если хочешь, могу сзади место разгрести. Ляжешь.

— Не надо, еще хуже будет…

В том, что где-то впереди нас ждет засада, я уже не сомневался. Само собой, разум время от времени захлестывали волны иррационального скепсиса, но фрагменты мозаики один за другим становились на предназначенные им места и возникающие сомнения быстро рассеивались — меня действительно везли на убой. Причем я до сих пор не понимал, из-за чего конкретно. Или для чего.

— Дерьмо.

— Терпи.

Когда сумерки окончательно сгустились, я понял, что тянуть дальше уже нельзя. Пришла пора действовать.

— Стой… стой…

— Чего еще?

— Совсем хреново. Надо проблеваться… стой…

К счастью, мне удалось добиться нужной степени достоверности — уже привыкший к жалобам возница тихо ругнулся, а затем натянул поводья, останавливая лошадь. Ехавший чуть впереди всадник оглянулся, придержал коня, но затем расслабился и продолжил движение. А у меня наконец-то отлегло от сердца.

— Давай быстрее. Нельзя разделяться.

— Можешь ехать, — пробормотал я, вялой гусеницей сползая с телеги. — Догоню как-нибудь…

— Ну-ну.

Откровенно говоря, застрелить меня прямо здесь и сейчас не составляло вообще никакой проблемы — это смог бы сделать даже ребенок. Но убийцы ждали в другом месте, а у моего сопровождающего явно не было такого приказа. В итоге я целым и невредимым добрался до маленького кустика, скрылся за ним и попытался изобразить рвоту.

— Ты там скоро?

— Подожди… тьфу…

— Блевал бы здесь.

— Подожди…

Если бы вместе с нами остановился весь обоз или хотя бы тот самый охранник, моим планам сразу пришел бы конец. Но минуты шли, расстояние до ближайшей повозки неуклонно увеличивалось, а клубившаяся вокруг тьма позволяла надеяться, что все пройдет как по маслу Впрочем, здесь имелись и свои трудности — хотя лично для меня сумрак больше не являлся проблемой, я понятия не имел, видит ли нас сейчас кто-нибудь еще.

По идее, обычные люди в такой ситуации должны были оставаться слепыми и беспомощными, но утверждать это со стопроцентной гарантией я не мог. Возможно, света и дистанции до сих пор хватало для визуального контакта между телегами. Возможно, нет.

— Ты скоро?

— Дай сдохнуть спокойно…

— Надо ехать, — в голосе возницы послышалась озабоченность. — Темно уже.

— Езжай, — огрызнулся я, не двигаясь с места. — Мне тут хреново, знаешь ли.

Утративший остатки терпения мужик соскочил с телеги, дошел до моего куста…

— Эй?

Призрачный клинок описал едва различимую в темноте дугу, прошел сквозь шею остановившегося рядом со мной человека и погас. Ноги мгновенно стали ватными, перед глазами вспыхнули несколько предательских звездочек, но я все-таки удержал равновесие и даже сумел подхватить валящееся на землю тело.

— Извини, приятель. Не хочу, чтобы меня убили.

Душу захлестнула очередная волна сомнений, но дороги назад уже не было. Прохладный ветерок радостно откликнулся на зов, лицо возницы исказилось от безмолвного ужаса, а еще через мгновение сквозь меня потекли чужие воспоминания. Дым от пожаров, отголоски чьих-то криков, вкус приторно-сладкого вина, женский смех…

Когда все закончилось, я обыскал труп, забрал спрятанную в потайном кармане мелочь, после чего вернулся к телеге. Достал из нее рюкзак, с трудом закинул его на плечи, а затем опять сошел с дороги и двинулся на восток.

Никто ничего не заметил. Обоз мало-помалу исчезал во мраке, патрульных рядом не оказалось, тревоги никто не поднял. Остались с носом даже сидевшие в засаде убийцы.

— Хрен вам всем, — пробормотал я, с трудом переводя дух. — Обломаетесь, падлы.

Как раз в этот момент издалека донесся отчетливый топот, заставивший меня испуганно вздрогнуть. Еще через несколько секунд мне удалось рассмотреть фигуры двух всадников, быстро приближавшихся к тому месту, где стояла брошенная телега. Охранники наконец-то взялись за выполнение своих прямых обязанностей, тело возницы должны были обнаружить с минуты на минуту, а уйти от дороги на хоть сколько-нибудь значительное расстояние я так и не смог.

— Черт бы вас всех побрал…

Тело до сих пор испытывало чудовищную слабость, двигаться в нормальном темпе было невозможно, так что мне оставалось надеяться только на то, что враги побоятся устраивать нормальную погоню. Для этого им пришлось бы как минимум задержаться и кинуть обоз, а это вряд ли входило в планы спесивого лейтенанта. Разумеется, если его первоочередным заданием не являлось мое убийство.

Топот стих. Некоторое время ничего не происходило, а затем всадники направились в обратный путь, причем с гораздо большей скоростью, чем раньше.

— Твою мать…

Сил оставалось на донышке, но предусмотрительно взятая с собой четвертинка хлеба исправила ситуацию — отправив в желудок сыроватое тесто и запив его водой, мне удалось временно избавиться от слабости, а также немного увеличить скорость. И хотя двигался я по-прежнему в темпе уставшей черепахи, но расстояние до врагов мало-помалу росло, а погони все не было и не было. Прошло пять минут, десять, пятнадцать…

Где-то через полчаса стало ясно, что гоняться за мной никто не собирается. На смену суетливой тревоге сразу же пришло отрешенное спокойствие — теперь я медленно ковылял по заросшей травой степи, время от времени прикладываясь к бурдюку с водой и размышляя о своем поступке. На душе было мерзопакостно — убив возницу и дезертировав, мне удалось единым махом перечеркнуть все достижения последней недели. Служба в армии оборвалась, я снова лишился какой-либо поддержки, на горизонте возник навязчивый призрак безденежья…

Я в очередной раз подумал, что слова Шенны вполне могли являться частью какого-нибудь хитрого плана по выдворению слишком опасного жреца из лагеря, но эта мысль вызвала только волну глухого раздражения. Меня хотели убить, прогнать — но зачем?