— Броненосец «Ростислав» пока стоит в Николаеве, Федор Карлович — с него сняли башни среднего калибра для уменьшения перегрузки, на их месте идет установка 152 мм пушек со щитами. Заменена противоминная артиллерия из орудий «гочкиса» на 75 мм пушки Кане. Кроме того, корабль всячески «облегчают» — вы сами знаете, что строительная перегрузка на нем чудовищная, чуть ли не в две тысячи тонн. Вместе с ним готовят к переходу две канонерские лодки — больше вывести ничего нельзя, с Черного моря мы забрали все лучшие корабли. Теперь нужно дожидаться достройки «Потемкина» и обоих бронепалубных крейсеров, а это дело не скорое, на пару лет затянется, особенно достройка «Кагула» и «Очакова».

— Я уже дал указание адмиралу Безобразову внимательно наблюдать за нефтяным питанием котлов — он как раз работает над переводом части новых кораблей на него. Из заказанных у немцев новых минных крейсеров половина будет на смешанном отоплении — другая четверка чисто угольная.

Вот тут Рожественский мог вздохнуть спокойно — сразу две германские верфи взялись очень охотно за постройку восьмерки минных крейсеров, которые могли действительно считаться первыми мореходными эскадренными миноносцами, причем заложенными почти на год раньше. Дело в том, что когда японцы напали (а теперь еще только нападут на Порт-Артур или Дальний), стали собирать крупные добровольные пожертвования на строительство миноносцев для усиления флота.

Отсюда и название этих кораблей — «добровольцы». Строили их на германских верфях, но разбирали и привозили по частям в Ригу, где заново собирали и вооружали, так как Германия официально держала нейтралитет. Это несколько увеличивало сроки введения в строй и требовало дополнительных затрат, а также снижалось качество — ведь сборка велась на отечественных верфях, где мастеровые не имели высокой квалификации. Но сейчас сделали все иначе — заказ провели через Министерство торгового мореплавания и портов, оплатив постройку быстроходных «посыльных судов», «яхт» и «пакетботов» для обеспечения судоходства. Теперь, начнись война, немцы, не моргнув глазом, скажут, да хоть на евангелии поклянутся, что нейтралитет они не нарушали, так как выполняли «невоенный заказ» исключительно для Балтийского моря. И не их проблемы, если русские поставили на построенные по довоенному заказу «мирные суда» вооружение — по три сдвоенных 18-ти дюймовых торпедных аппарата и пару 120 мм пушек с броневыми щитами на баке и юте.

Сам Зиновий Петрович, не мудрствуя лукаво, взял прежнее задание, только ввел коррективы — увеличил водоизмещение до восьмисот тонн, скорость хода до 27 узлов при дальности плавания в две тысячи миль. Зная по опыту войны, что калибр противоминной артиллерии должен быть не меньше четырех дюймов с увесистым фугасным снарядом, прежнее вооружение из двух 75 мм и полудюжины 57 мм орудий было решено заменить на что-то более серьезное калибром в самом начале. В том, что германские верфи легко справятся с заданием, он нисколько не сомневался, зная, что те уже имеют в «загашнике» подобные проекты.

— За турбинами и нефтяным питанием будущее, Федор Карлович, и постройка таких кораблей для нас крайне необходима. По крайней мере, в боевых условиях, на войне, отработаем механизмы, получим должный опыт. А сейчас важно не упустить времени — пока генерал Куропаткин в Японии, а там время на возвращение и переговоры дипломатов, еще раз переговоры, месяцев пять-шесть и пройдет. Мы должны успеть за это время перебросить все броненосцы, которые смогут отправиться в плавание…

Минные крейсера типа «Доброволец», строились для войны с японцами, и там бы, несомненно, проявили себя, но на оную опоздали. А в мировой войне, которую позже нарекут «первой», они уже являлись устаревшими, и не шли ни в какое сравнение с турбинными «новиками»…

— Государь, я исходил из того, чтобы с наибольшей экономией казенных денег, сделать эскадренные качества наших кораблей линии намного лучше, а их способность выстоять в бою против японских броненосных кораблей станет заметно выше. Но первое дело — убрать перегрузку всеми допустимыми мерами, она замедляет ход, снижает остойчивость, ухудшает маневренность. А это очень плохо, государь, и чревато в сражении нехорошими последствиями, вплоть до гибели корабля.

Рожественский говорил четко, выделяя слова, словно стоял на мостике броненосца и докладывал флагману, в роли которого сейчас выступал «самодержец Всероссийский», каким Николай Александрович не являлся — слишком был «стиснут» со всех сторон различными придворными группировками, во главе которых были представители правящей династии. А это означало много, ведь со времен гвардейских мятежей царям было давно известно, что их власть ограничена «удавкой на шее». И последний такой случай, произошедший три четверти века тому назад, ясно показывал, что будет, если…

— Я внимательно прочитал вашу докладную записку, Зиновий Петрович, и одобряю предложенные вами меры. Хотя, не скрою, меня пытались отговаривать, говоря, что вы паникуете напрасно, и таких пожаров, подобных тем, что бушевали на испанских и китайских кораблях, у нас не произойдет. Но я специально посмотрел, что корабли эти были построены по английским, итальянским и германским образцам, а принц Генрих отписал, что на кайзерлихмарине дерева вообще нет как такового на кораблях.

Молодой император (всего то 34 года, в сыновья годится 55-ти летнему адмиралу) отложил в сторону одну из бумаг, а таких на столе было во множестве, и внимательно посмотрев на Рожественского, добавил:

— Меня многие убеждают, что войны с японцами не будет, и потому не следует ассигновать дополнительные средства. Даже если война с Японией и начнется, мы, используя громадное превосходство в людях и кораблях, легко добьемся победы и подпишем мир в Токио. Потому мне интересно узнать ту точку зрения, которой придерживаетесь вы, Зиновий Петрович. Говорите честно — я могу вам доверять, вы уже показали свое рвение и умение, честно служите нам, не жалея сил.

— Я моряк, ваше величество, и не раз смотрел смерти в лицо. Но говорить вам буду, что на душе сейчас лежит, и отчего я стараюсь сделать больше, чем в моих силах, — Рожественский старался смотреть честно и смело, прекрасно понимая, что убедить императора можно только так — дать ему возможность выбирать между хреновыми вариантами, среди которых затесался лишь один хороший. Доказывать и убеждать не стоит, человек всегда легче поддается чужому влиянию, если перед ним ставят выбор — у него просто возникает ощущение, что он сам решил, что делать.

— Если война начнется в течение ближайших трех-четырех месяцев, мы потерпим горчайшее поражение, так как не сможем уже без больших проблем перебросить морем броненосцы. Если через полгода, у нас будет шанс переломить ситуацию в свою пользу, сосредоточив хотя бы равные по силе эскадры. Самый оптимальный срок год — тогда есть приличные шансы победить неприятеля, ибо мы успеем создать на морском театре значительное превосходство в силах. И вырвем победу, хотя совсем не так, как говорили вашему величеству. Вернее, совсем не так!

— Благодарю за откровенность, адмирал, — голос царя был ровный, а взгляд внимательный. — Но теперь вы объясните подробно, почему вы придерживаетесь именно такой точки зрения? Неужели мы не можем побеждать японцев равным числом вымпелов?

— Не можем, государь, упустили время, теперь его нужно лихорадочно наверстывать, так как совершили немало ошибок, трудно исправимых. Все очень просто, ваше императорское величество. У японцев сейчас двенадцать кораблей линии, у нас только девять, и еще два броненосца идут на Дальний Восток. Но один из них не стоит принимать всерьез — на нем устаревшая артиллерия. Фактически двенадцать против десяти, но вся штука в том, что у японцев Объединенный флот недаром так называется, он стянут в кулак, а у нас семь кораблей в Желтом море, и три во Владивостоке.