— Смотрите, Александр Михайлович, а ведь брешь между броненосцами и «асамоидами» растет, еще немного потерпеть и мы их разрежем на две половинки. И начнется свалка…
Закончить мысль Вирениус не смог — шарахнуло так, что его буквально отбросило как пушинку на великого князя. Свет пропал, глаза перестали видеть, все внутри боевой рубки заволокло дымом и гарью, началось удушье — и сознание померкло…
Бортовой залп «убийцы крейсеров» производит неизгладимое впечатление на слабонервных…
Глава 39
— Что удумал наш Андрей Андреевич, что учудил. Всякое от него видел, но такое впервые…
Степан Осипович напряженно смотрел в узкую броневую прорезь боевой рубки, он специально приказал сделать небольшой отворот на броненосцы Того, чтобы увидеть, что происходит в бою между отрядами Вирениуса и Камимуры. Адмирал был раздосадован неожиданно быстрой потерей «Сисоя Великого». Ясно было, что там загорелись пороховые заряды, и от них детонировало несколько поднятых из погреба снарядов. Но не последний, иначе бы корабль уже ушел на дно от взрыва.
Однако вот поворот двух концевых броненосцев на пересечение курса 2-й русской эскадры из «пересветов» и «рюриковичей» оказался для него удивительным. Ведь концевой «Фудзи» сразу попал в переплет, оставшись без поддержки — по нему стреляли «Петропавловск» с «Полтавой», причем на удивление точно — за десять месяцев войны комендоры и офицеры многому научились у врага, да и снаряды после некоторой доработки взрывателей, стали чаще срабатывать.
В схватке Камимуры с Вирениусом успех однозначно был на стороне последнего только потому, что все русские корабли отряда по весу бортового залпа превосходили любой отдельно взятый японский крейсер. Причем преимущество броненосцев неоспоримое, что уже не раз проявлялось в боях. А над новой «Асамой» так вообще двойное — этот чилийский крейсер был слабым как по вооружению (бортовой залп из 3–203 мм и 5–152 мм пушек), так и по водоизмещению, что меньше на тысячу двести тонн). К тому же никудышная защита — вместо двух броневых поясов, только один, короткий и узкий, как набедренная повязка у туземцев.
Так что когда увидел «Касугу» между двух групп малых крейсеров по три единицы в каждой, то сразу понял, что Того тоже прибегнул к резерву, который Андрей Андреевич именовал не иначе как «пожарной командой. И тем самым парировал серьезную угрозу для своих бронепалубных крейсеров — ведь в отряд вице-адмирала Безобразова для сокрушительного удара по 'собачкам» был специально введен броненосный крейсер «Баян».
— До транспортов вражеские крейсера не доберутся, ваше высокопревосходительство, как и до «Сисоя» — путь с двух сторон перекрывают броненосцы Скрыдлова. К тому же на помощь может подойти из отряда Небогатова наш «Нахимов», а «князья» останутся на охране, как и предусматривалось. Впятером они отобьют два японских броненосца, — начальник штаба контр-адмирал Молас как всегда был рассудителен.
— Что касается маневра Вирениуса, то он слишком дерзок — японцы могут не пойти на «Сисой», зато получат возможность выбить «Ослябю» вслед за ним — а вывод одного из наших флагманов принесет сумятицу в действия. Но да — он так отрезал крейсера Камимуры от двух броненосцев, что могут попасть в скверную ситуацию. И это не только отображение на «игровой» карте, а самая настоящая реальность.
Макаров машинально посмотрел на прикрепленный к стене большой планшет на деревянной карте, на котором прочерчивались курсы противоборствующих отрядов и постоянно переставлялись булавки с цветными головками, размер которых соответствовал типу корабля. Здесь безостановочно «колдовали» два флаг-офицера, постоянно получавшие доклады и тут же вносившие изменения в картину сражения. Да, определенные искажения в ней имелись, но приблизительная диспозиция была относительно верной, так как радиограммы уже передавали без ошибок и путаницы, а сигнальщики с мощными биноклями с открытого кормового мостика прекрасно видели всю картину сражения и дополняли информацию. Правда, и потери среди них имелись, и уже выбыло два офицера ранеными — японская шимоза являлась смертельно опасной как для людей, так и неприкрытых броней конструкций. Но замена тут же отправлялась наверх, в кирасах и касках — запас подготовленных наблюдателей и сигнальщиков имелся теперь на каждом русском корабле, от броненосца до крейсера.
— Послушайте, Михаил Павлович, а ведь это «мешок», если «Ослябя» отойдет в сторону, то японцы в него сами залезут. А мы тут же развернемся и пойдем на помощь, причем Ухтомский со своей парой будет нас прикрывать сзади — мы сделаем последовательный поворот только нашими броненосцами. И тогда «чилийцев» не выпустим.
— Вы правы, ваше высокопревосходительство, думаю, Вирениус сделает ложный выкат «Осляби», даже прикажет спустить свой флаг для вящего обмана японцев — о таком обмане противника он не раз говорил…
— Фудзи'!
Громкий выкрик раздался в рубке, и Макаров тут же бросился к прорези — зрелище было впечатляющее. Как до этого полыхал «Сисой», так весело загорелась носовая башня концевого вражеского броненосца. Из орудийных амбразур выплеснулись длинные языки пламени и дыма, и теперь все ожидали взрыва, которого не случилось весной. Ясно, что запас пороховых зарядов под броневой крышей колпака, куда они заранее поднимались из погреба вместе со снарядами, воспламенился, и вот-вот последует взрыв, и черная пелена накроет вражеский броненосец — не может ему постоянно везти и быть «вечным счастливцем».
— «Ослябя» вышел из колонны, повернул к осту, на нем подняли сигнал — «адмирал передает командование»!
От звонкого выкрика сигнальщика Макаров поморщился и посмотрел — как он и предполагал, флагман Вирениуса стал выкатываться из строя и без всяких пожаров. Степан Осипович только усмехнулся в бороду — «ах, Андрей Андреевич, вечно вы не вовремя со своими хитростями», и начал громко отдавать команды:
— Нам обязательно нужно добить «Фудзи», сколько раз его упускали! Повернуть на три румба, идем на сближение с неприятелем! Броненосцы Того более ценны, чем «чилийские покупки»!
Ночной бой между русскими и японскими эсминцами, которые являлись «расходным материалом» войны…
Глава 40
— Ваше превосходительство, очнитесь!
Андрей Андреевич слышал голос будто издалека, словно пробивавшийся через толстый слой ваты. И странное дело, он узнал его — надворный советник Солуха, старший судовой врач «Осляби», переведенный на броненосец с затонувшего «Рюрика». С Николаем Петровичем он часто разговаривал на медицинские темы, и что удивительно, обрел в нем своего рода ассистента, которого порой консультировал по многим вопросам. И тот свято соблюдал условие — не задавать вопросов об источнике знаний и умений у «его превосходительства», и никому не рассказывать ничего лишнего. На этом и сошлись, причем в комплот вступил и коллежский асессор Брауншвейг, всегда смотревший на него восторженными глазами. Да оно и понятно — Эрнесту Гуговичу всего 34 года, Солуха старше его на три года — молодые люди в принципе, ему в сыновья годятся.
Пришлось им, да и другим врачам, ведь разговоры на флоте шли, их было не унять, все знали кто оперировал моряков «Осляби», изложить несколько мистическую составляющую. Будто бы каждую ночь во сне он занимается с больными, ставит диагнозы, лечит, а порой даже делает операции, но только по части урологии. Но якобы дело происходит в иные времена, отдаленное будущее. Вот тут он замыкался и жестко пресекал любые расспросы. Про медицину, пожалуйста, все прочее — политика, техническое развитие, военное дело и история — на корню «мотыгой гасил». Но лекарям этого хватало — чудодейственная мазь Вирениуса-Бунге для лечения ран была всем известна, настырный флаг-врач наместника категорически отказался присваивать себе одному славу — а немцы они упертые.
— Андрей Андреевич, да очнитесь, пожалуйста, умоляю!
И столько было в голосе врача отчаянной мольбы, что Вирениус вышел из забытья, как бы потянулся на зов, словно «вынырнул» сквозь плотную завесу беспамятства. И прозрел, уставив взгляд в покрытую белой краской переборку, освещенную достаточно ярким светом электрических лампочек. С первого боя выводы по размещению лазаретов были сделаны правильные, и теперь те находились в самых защищенных местах. А гальванеры провели в них дополнительное электроосвещение, утроив число светильников и зарезервировав несколько линий от динамо-машин. То есть, даже при повреждении отсека, свет все же будет, но на всякий случай имелись свечи и керосиновые лампы — в бою всякие пакости случаются.
