Рожественский говорил осторожно — войдя в альянс с наместником и министром внутренних дел, он стал в отличие от военного министра генерала Куропаткина разделять его точку зрения, считая, что дальнейшие уступки неизбежно приведут Россию к революции, которую ему довелось видеть. А также испить горькую чашу позора в пух и прах проигранной войны. И сейчас он решился сказать о главном, о чем размышлял последнее время, понимая, что такой выбор рано или поздно придется сделать.

— Государь, четырнадцать миллионов корейцев будут, безусловно, лояльны вашему императорскому величеству, так как они теперь серьезно опасаются неизбежной мести со стороны японцев, — Рожественский знал, что там происходят ужасные вещи — сторонников Страны Восходящего Солнца буквально вырезали, как и переселенцев с восточных островов, подданных микадо. Высадившиеся в Мокпхо десанты докладывали именно о беспощадной резне, которую организовали по призывам короля Коджона, призывавшего мстить за убитую самураями жену. Да и наместник адмирал Алексеев этому немало потворствовал, приказывая русским войскам не вмешиваться в происходящее, а только воевать с японцами.

— Я тоже так думаю, — после долгой, мучительно долгой паузы отозвался император, и впился взглядом в Рожественского, внезапно охрипшим голосом произнес странное:

— Бедный, бедный Сергей Юльевич… Мне только сообщили, что председатель кабинета министров Витте скончался от неожиданного апоплексического удара. Он многое сделал для державы нашей, вот только в пользу или во вред, не мне о том судить…

Царь недоговорил, особого сожаления в голосе не слышалось, как и радости — какая-то тягостная пустота…

Во времена СССР зачастую бывали и такие агитационные материалы. Хотя создателям их требовалось обратить внимание на детали, хотя бы на остров Сахалин…

— Господа, его императорское величество выражает свое благоволение за одержанную над неприятелем победу, — Степан Осипович говорил несколько торжественно, пребывая в состоянии молчаливого торжества. Еще бы не радоваться — за славную победу над неприятелем, в которой тот потерял потопленными два броненосца, три крейсера и пару миноносцев, ему даровали третьего «орла» на погоны, белый крест «георгия» на шею, пусть и без звезды, и, главное — вывели из подчинения наместнику, с которым он теперь сравнялся в чине. И тем «руки развязали» — теперь можно было игнорировать распоряжения, идущие из «морского штаба» наместника. Алексееву оставили только общее военно-политическое руководство, да занятие войсками собственно всех корейских земель, с чем вполне справятся генерал Линевич, назначенный там командующим.

— Из Петербурга получено штатное расписание Тихоокеанского флота, с росписью, подготовленной вице-адмиралом Рожественским. В состав главной эскадры отныне входят две дивизии броненосцев, по шесть вымпелов в каждой. В сражении я буду командовать 1-й, составленной из быстроходных броненосцев, держа свой флаг на «Ретвизане. Младшими флагманами у меня контр-адмиралы Молас 1-й на 'Цесаревиче», и князь Ухтомский на «Пересвете». А вам, Григорий Павлович надлежит командовать 2-й дивизией, тоже из шести броненосцев, но тихоходных — четыре с двенадцатидюймовой артиллерией, и два с десятидюймовыми пушками. А младшим флагманом у вас будет контр-адмирал Фелькерзам, отлично показавший себя в генеральном сражении. Выбор флагманского броненосца за вами…

— Чего выбирать-то, пусть Дмитрий Густавович «полтавами» дальше командует, и на «Петропавловске» находится — отряд у него сплаванный. А я на «Наварине» держать флаг буду, вторым мателотом «Ростислав» с такими же 254 мм пушками, потом «Сисой» — ход у нас на полтора узла больше, чем у «Севастополя». Вот только чем саму «Полтаву» заменить, пока на ней американские восьмидюймовые пушки вместо башен установят?

Чухнин говорил сварливо — он был сильно недоволен, что опоздал на генеральную баталию. И хотя за переход получил «очередной» орден, причем с мечами, но «анна», пусть со звездой и лентой плохая замена для самолюбия, когда другие получили беленькие крестики или «золотое оружие». Так что вполне понятная обида у заслуженного адмирала, не по своей вине опоздавшего в сражение. Однако для самого командующего такое отношение было вроде бальзама на душу — Григорий Павлович плести интриги не станет, предпочтет в бою «почести» искать.

— Переведите на время Фелькерзаму «Сисой» — там будут первоклассные броненосцы с 305 мм пушками. А в ваш отряд будет включен «Двенадцать апостолов» — на нем германские 24 см пушки установлены, вполне способен сражаться в линии — там хоть какую-то пользу принести сможет. Впрочем, решать вам, как и сражаться.

— А я тогда с чем останусь?

Теперь высказал недовольство только что прибывший в Дальний вице-адмирал Скрыдлов. Опять-таки Николай Илларионович опоздал к сражению, и свою частицу из «наградного дождя» не уловил. Тут любому адмиралу со здоровым честолюбием обидно станет.

— В оперативном подчинении вверенной вам «Прибрежной Эскадры», Николай Илларионович, входят броненосцы береговой обороны, старые броненосные фрегаты, за исключением «Нахимова», но имея в составе пришедший крейсер «Адмирала Корнилов». А также вам подчинены канонерские лодки, «соколы» и миноносцы, за исключение тех кораблей, что обеспечивают охрану Квантуна и Владивостока. И взаимодействовать предстоит именно с Григорием Павловичем, чтобы полностью пересечь любые вражеские перевозки в Корейском проливе, и как можно быстрее занять порты Мозампо и Фузан, которые переданы нам в полное управление королем Коджоном на правах «вечной аренды». Вводить в шхеры, а там россыпи островов, камни, отмели, бухты, проливы и узкие фарватеры. И, возможно, минные заграждения с береговыми орудиями. Броненосцы, пусть даже старые, пускать туда нельзя — это будет равносильно их потере. Так что будет куда разумнее просто передать вам бригаду из прибывших «екатерин», и придать к ним «Адмирала Нахимова». Дело в том, что корабли со старыми русскими пушками не вполне пригодны к эскадренному сражению, в том мы убедились, но в обстреле береговых укреплений и батарей пригодятся.

— Прошу простить, Степан Осипович — я не принял это во внимание. С Григорием Павловичем мы договоримся, — Скрыдлов посмотрел на Чухнина, тот молча кивнул — спорить с бывшим командующим Черноморским флотом бывшему младшему флагману не с руки, тем более, когда речь идет не об адмиральском «местничестве», а о нормальном взаимодействии, ради достижения общей для всех победы.

— Только один вопрос, — вмешался Чухнин. — Будут ли новые орудия — на «Чесме» и «Нахимове» пушки сильно изношены, они давно не менялись. Стволы практически расстреляны. Может, будет лучше отправить снимаемые с «Императора Александра» девятидюймовые орудия, и отправить их сюда. Эти пушки орудия вполне войдут в барбеты «Чесмы», броненосец небольшой, снизится перегрузка, а скорострельность вполне достойная, ничем не хуже германских 24 см пушек, где два выстрела в три минуты.

— Мысль интересная, Григорий Павлович, я отправлю ваши соображения в ГМШ. Знаю только, что старые пушки «Нахимова» сменят на новейшие 17 см орудия, что ставят в кайзерлихмарине на новые броненосцы. Они легко войдут в барбеты после переделок, а снаряд четыре пуда — на полтора меньше, чем наш в 203 мм. А 152 мм артиллерию заменят также на германские 105 мм пушки. По крайней мере, меня уверили, что эти пушки отправят нам на первом же быстроходном пароходе, как только его переоборудуют во вспомогательный крейсер. Так что смело расстреливайте пушки «Чесмы» — у нас к ним снарядов с избытком. По мне, все они должны пойти на береговые батареи, там принесут хоть какую-то пользу.

Макаров обвел взглядом всех трех старших флагманов эскадры, которые проводил совещание в присутствии всего одного контр-адмирала, но Моласу 2-му тут быть обязательно, как начальнику штаба флота.