Рожественский негромко говорил, но настолько убийственно хладнокровно, что только сейчас Куропаткин начал осознавать, что стоит за его тихими словами. В полной мере он не знал из докладов моряков таких деталей, и теперь совсем иная стала вырисовываться картина. Адмирал, спокойно куря папиросу, похлопывал ладонью по папке, где находился этот самый доклад, как понял Алексей Николаевич, и продолжил говорить:

— Но если представить крепостью весь Квантунский полуостров, то оный как нельзя лучше подходит для этой роли. Но только весь целиком, как огромный укрепленный район, о чем делались доклады, которые я недавно рассмотрел, вступив в должность начальника ГМШ. Побережье полуострова представляет труднодоступную из-за мелководья своеобразную «крепостную стену», к которой суда с осадкой свыше пятнадцати футов просто не смогут подойти, за исключением трех небольших участков, Талиенванского залива и собственно Порт-Артура. Вот схема с лоцией, Алексей Николаевич, вам достаточно на нее взглянуть, и убедится, что нет нужды возводить протяженные укрепления, достаточно соорудить несколько береговых батарей, чтобы отбить у неприятеля всю охоту к высадке. К тому же наличие у нас достаточно большого флота, превосходящего по числу вымпелов объединенные вражеские эскадры, вообще лишает вооруженные силы неприятеля, его армию и флот, какой-либо инициативы в войне. А любые десантные операции исключает напрочь, так как нами будет достигнуто полное господство в северной части Желтого моря от мыса Шандунь до корейского Чемульпо. Какие уж тут высадки войск — любые транспорты, рискующие пересечь этот рубеж, будут незамедлительно потоплены. И более того, наши ударные корабельные группировки в любой момент могут выйти южнее, для активных действий у вражеского побережья, включая морскую блокаду и постановку минных заграждений у всех значимых японских гаваней. А развернув такие наступательные операции, выиграем время для усиления нашей армии.

Папка была придвинута военному министру, и Куропаткин сразу отметил, что текст доклада озаглавлен «общими соображениями». Это говорила об осторожности начальника ГМШ, и более того, о его желании не ссорится со своим начальством, включая «августейшего» генерал-адмирала. А так кто его спросит за «общие соображения», к тому же запрошенные военным министром, для согласования совместных действий армии и флота. Но изучать бумаги не стал, наоборот, стал более внимательно выслушивать приводимые Рожественским доводы, которые укладывались как патроны в обойму, и казались ему выверенным расчетом.

— Главная база нашего флота должна быть в Дальнем, который как нельзя лучше подходит для этой роли. Обширный Талиенваньский залив позволит сосредоточить там любое допустимое число кораблей боевой линии, способных действовать вне зависимости от приливов и отливов, имеющих несколько выходов в море. На островах, закрывающих бухту, можно возвести береговые батарее, способные отогнать любые вражеские отряды, тем паче пушки для этого имеются, а сроки постройки составят несколько месяцев. Перешеек, ведущий вглубь полуострова, имеет ширину всего три версты, и все подходы к нему можно перекрыть «многослойным» артиллерийским огнем из глубины позиций. К тому же наличие в заливе броненосцев исключает любые неприятельские штурмы, пока имеются запасы снарядов. К тому же это единственный путь в Квантун, других просто нет. Причем японцы вынуждены будут вначале продвигаться через всю Корею, с севера на юг, а дорог там нет, одни тропы и «направления». А наш флот будет способен доставлять личный состав дивизий, и всяческие припасы напрямую в порт Чемульпо. Прибрежная полоса неширока, и несколько дивизий при поддержке кораблей легко остановят неприятеля, который к тому же, не имея логистических путей, будет вынужден бросать в сражение свою отмобилизованную армию по частям, при недостатке артиллерии и боеприпасов, потому что на спинах кули многого не наносишь.

Куропаткин задумался, теперь он стал пристально рассматривать бумаги, размышляя и взвешивая предложения адмирала. И выходило по первым прикидкам, что разработанный план войны нужно кардинально менять с «выжидательного» на «активно-наступательный», с занятием северной и центральной Кореи. Но для этого нужна «малость» — убедить императора Николая Александровича в совершенной ошибке. Ведь нужно было не уводить корабли из Желтого моря, а немедленно отправлять туда пополнения, тогда и войны может и не быть. Японцы просто убоятся многочисленной русской эскадры. И он взглянул на листок бумаги, лежащий отдельно.

— Как я понимаю, тут те корабли, которые должны отправиться на усиление нашей Тихоокеанской эскадры? Хорошо, завтра у меня доклад государю-императору Николаю Александровичу, и я сегодня поработаю с этими бумагами, и подумаю над вашими предложениями, Зиновий Петрович. У вас есть какие-нибудь просьбы ко мне?

Алексей Николаевич посмотрел на вставшего из кресла адмирала — Рожественский негромко произнес:

— Прошу вас оказать протекцию, мне необходимо встретится с Витте — без деятельного участия его высокопревосходительства Дальний будет затруднительно превратить в главную базу нашего Тихоокеанского флота…

К вопросу о роли личности в истории. Именно этот генерал по мнению специалистов совершил такое количество опрометчивых решений на войне, что способствовал революции, и в конечном итоге к крушению монархии огромной империи. Недаром Талейран говорил — это хуже чем преступление, это ошибка…

— Зиновий, ты совсем меня не слушаешь. Тебя гнетут какие-то мысли? Ты очень изменился за последние дни, мой адмирал, даже свою папиросу по-иному держишь. Я тебя порой узнать не могу — каким-то другим стал…

Вопрос супруги Ольги Николаевны застал его врасплох, хотя умом Рожественский прекрасно понимал, что рано или поздно жена сообразит — он действительно за эту неделю стал понимать, что дело отнюдь не в его «воскрешении», если так можно назвать то, что с ним произошло. Все же много лет прожили в браке, дочери Елене в декабре двадцать шесть лет исполнится. Так что рано или поздно объяснение последует, а Олечка умница, и языком трепать не будет, знает, какие нравы в Петербурге, а он сейчас занимает один из главных постов в Морском министерстве.

— Война будет, Оля, и очень скоро. Думаю, в декабре пушки загремят, и если мы потерпим поражение от японцев, судьба России может стать совсем иной. А мы не сможем победить, поверь мне на слово.

Он видел, как слова буквально ошарашили супругу — у женщины буквально округлились глаза, стали если не по «рублю», то по «полтине» точно. Ольга внезапно осевшим голосом, видимо от сказанных слов мужем испытала серьезное потрясение, произнесла:

— Как такое быть может⁈ Мы империя, а они макаки, дикие азиаты, которые полвека тому назад мечами воевали — ты сам мне о том говорил…

— Да, рассказывал, в гордыне своей разума лишившись, — в груди вскипело, захотелось выругаться, но опять же непонятная воля, чужая и чуждая ему, но сидевшая где-то внутри души, убрала этот порыв. Чтобы успокоится, он потянулся к коробке с папиросами, благо жена зашла к нему в кабинет, и закурил. Усмехнулся, прекрасно понимая, что будет после всего того рассказа — но Зиновий Петрович уже мысленно решился на откровенность. Ведь никому другому не расскажешь, что на душе творится, какие странные сны он видит, а порой и непонятный голос в голове, далекий от ангельского чина. Злой голос, решительный, постоянно что-то подсказывающий, причем так, что он сам ложащиеся на язык слова озвучивал.

— Послушай меня, Оленька, и прими слова мои на веру. Я не безумен, просто со мной случилось настолько странное, что я не могу дать этому объяснение. Давай так — я тебе все по порядку расскажу, а ты только слушай. Тут дело такое — собьюсь с мысли, тяжко станет. Ты присаживайся на диван, Оля, разговор у нас долгий будет…