Что бы это могло быть?..

На этот вопрос я ответить не успел, так как вдруг в комнате пугающе загремело, что-то упало, и здесь уже отчетливый Любин голос резко выкрикнул:

— Руки убрал, б…! — и вновь вспышка скрипов и лязгов.

Я летел вперед, не рассуждая. Дверь чуть не снес толчком плеча.

И увидал дикую вещь: взлохмаченная, раскрасневшаяся Люба, свирепо матерясь, отбивалась от парня, лезшего к ней с самыми недвусмысленными целями. Он находился ко мне спиной, но явно и услыхал грохот двери, и уловил мелькание теней, отпустил девушку и развернулся ко мне отнюдь не по-дружески.

Он был чуть выше меня ростом. Самая ординарная внешность. Разве что лицо злое, резкий негатив мимики. И я вмиг понял, что он сильно поддатый. Ну, сильно-не сильно, но мозги уже перекошены, в них и в моторике разброд, и себя, конечно, парень не контролирует.

Не знаю, что расфокусированный взгляд определил во мне. Но злоба перекосила лицо еще сильнее. И он махнул правой рукой — то есть попытался нанести нелепый удар, не определимый никаким боксерским термином. Не прямой, не хук, не кросс, не свинг. Скорее всего, это можно назвать оплеухой.

Неудачной. Конечно, я ушел уклоном. И больше того, вмиг схватив драчуна за запястье, рванул на себя.

От внезапности и по инерции его мотнуло вперед и вправо от меня, а я резко зашагнул влево и мгновенно провел борцовский «двойной нельсон» — жесткий захват противника через подмышки со сцеплением рук в замок.

То есть, по правде говоря, получилась сцепка рук не с задней стороны шеи противника, а с передней. Не классика, а тоже типа деревенщины, но эффективно. Стиснув горе-агрессора, я заставил его очуметь, нелепо и беспомощно растопырить руки. Конечно, и в данной ситуации противоборство было возможно, но затуманенные мозги тормозили действия, а я сильным рывком на себя прогнул его, сбил равновесие, и вот тут, потеряв устойчивость, он стал совершенно беспомощен.

Не сбавляя темпа, я выволок его в коридор, куда уже повыскакивал народ. Поднялась голосистая бабья суматоха.

— Тебя башкой об косяк приложить или придушить? — вполголоса сказал я в правое ухо побежденного.

Не очень я рассчитывал, что он поймет меня, да и не собирался делать ни того, ни другого, но очень уж меня взбесила атака на женщину. Герой, мать твою! На девчонку налетел.

— Эй, полундра! — повелительный мужской голос слева. — А ну, кончай!

Не ослабляя хватки, я глянул туда.

К нам спешил рослый парень в тельняшке…

А! — вспомнил я. Как-то раз виделись с ним мельком в душевой четвертого этажа.

Я отпустил поздно затрепыхавшегося неудачника, напоследок ощутимо и унизительно ткнув коленом в зад.

Бывший моряк был уже здесь.

— Стоп! — приказал он.

— Да я и так стою, — усмехнулся я.

Тут же возникла Люба.

— Привет, Коль! — выпалила она секундной скороговоркой.

— А, Любаня, — не без усмешки отозвался Николай. — Из-за тебя, что ли, тут рыцарские поединки? Как из-за Прекрасной Дамы!

— Да какие, в жопу, рыцарские⁈ — в сердцах воскликнула она и кивнула на злобно-взъерошенного незваного гостя. — Вон, ваш вахлак приперся бухой! И полез на меня. Хватать стал! Дебил!..

Коля взглянул на позорного кавалера так, что тот если не протрезвел, то хоть какой-то ущерб совести ощутил.

— Жора, — тон стал ледяным. — Что, правда это?

Жора насупился.

— Конечно, пъавда! — зазвенел женский голос. — Я все слышала за стенкой!

Вперед воинственно сунулась не толстая, но ядреная, крепко сбитая особа в черных футболке и трениках, по-домашнему. Слегка картавя, она тараторила:

— Люб, ты на него заяву накатай в ментовку! Вот пусть его закйоют, пусть на найях посидит, подумает, глядишь, умнее станет, хотя, конечно, вьяд ли!..

Фигурант невнятно огрызнулся, при старшем товарище не решаясь на активные действия.

— Ваське спасибо! — вякнула Люба в мою сторону. — Он меня выручил!

— Жора, — со зловещим бесстрастием произнес Николай, — ты что, и вправду умственно отсталый? Ты вообще соображаешь, что творишь? На кичу захотел?

— Да я ничего… — подозреваемый наконец-то пробился к сравнительно внятной речи, — только всего-то… ну, за руку взял, а она вопли до небес, принцесса на горошине!

Николай повернулся ко мне:

— Правду говорит?

— Да нет, конечно, — сказал я. — Лез на нее, как гиббон на пальму.

Николай повернулся к Жоре:

— Ты… ты знаешь, что на зоне делают с осужденными по сто семнадцатой?

Вопрос не требовал ответа, поскольку отставной моряк и не стал его ждать. Левой рукой без замаха, но жестко и умело он сунул кулаком в подбородок — некий условный джеб. Ровно настолько, чтобы, так сказать, и лампочку встряхнуть, и провода не оторвать.

Жору мотнуло, ноги подкосились, и Коля подхватил его под руку.

— Пошли, поговорим, — велел он. — Воспитательный процесс не закончен. Василий? — обратился он ко мне.

— Да.

— Пойдем тоже, потолкуем.

— Я, собственно, к Любе по делу шел…

— Ну тогда, решай свое дело — и милости прошу ко мне. На чашку чая. Четыреста двадцатая, — он мотнул головой вверх.

— Принято, — улыбнулся я.

Коля бесповоротно поволок наказанного в сторону лестничной клетки, а дамское общество продолжало возбужденно гомонить.

— Любка! Я тебе говойю — напиши заявление! — наседала картавая здоровячка. — Потом забейешь. Не посадят же его в конце концов! Пусть в КПЗ посидит недельку. Там вот, глядишь, мозги на место встанут.

— Так из института сто процентов вылетит, — прозвучал еще чей-то рассудочный голос. — И из комсомола, разумеется.

— А туда и доога!

— Да ну, — отмахнулась Люба. — Стану я еще об говно руки пачкать!.. Вась, ты что хотел-то?

— Да книгу взять, — мигом сообразил я. — Помнишь?

— А! — так же вмиг смекнула она. — Пошли, конечно. Гражданки, расходимся! Инцидент исчерпан. Нечего зря глазеть!..

И мы прошли в 312-ю. Дверь Люба плотно прихлопнула. В комнате был беспорядок, один стул лежал на полу, и валялись вокруг несколько книжек и тетрадок.

— Паразит! — ругнулась хозяйка, проворно прибираясь. — Смотри-ка на него, воспылал страстью, придурок! Не в первый раз уже яйца подкатывает. «Люба, вы согласны на продолжение знакомства в уединенной обстановке?..» — передразнила она Жору гнусным голосом. — Ага, счас! Я только срать на тебя согласна.

Ворча таким образом, она ловко и быстро навела чистоту. Через минуту и следа дурацкой потасовки не было. Книги с тетрадями Люба затолкала на висячую полку. Вздохнула. Взглянула на меня каким-то иным, особенным взглядом.

Очень непохоже на прежнюю Любу — языкастую, своенравную и отвязанную. Сказочные небесные глаза почему-то посмотрели робко и просительно.

— Ты что? — я даже удивился вслух.

— Так, ничего… — промямлила она. — Ты знаешь… я, конечно, хотела сказать…

Слова давались ей с трудом, через моральную преграду. Но я угадал, что она хочет сказать. Шагнул к ней, дружески расставив руки…

И она бросилась мне в объятия. Обхватила, прижалась крепко-крепко… и разрыдалась от многих чувств.

Я не то, чтобы растерялся — реакцию девушки предугадать было несложно. Нет. Но испытал странную печаль: ведь две недели как с Леной попрощались на время, и такие лютые замесы один за другим! И острая щемящая жалость к Любе стиснула сердце — тоже ведь такая чудесная девчонка, хоть, спору нет, и шалопайная, тот еще сорванец в юбке. Сейчас ведь влюбится по-настоящему, и что тогда с ней делать?..

И как под заказ, вспомнилась мне Алиса. Стоял, от души обнимал Любу, трогательно уткнувшуюся носом мне в шею, поглаживал ее по плечам и спине, ощущал живую прелесть молодого женского тела… И память с четкой достоверностью вернула миг, когда Алиса так быстро, как бы смущаясь, прильнула ко мне, чмокнула в щеку и поскорей стыдливо отскочила. Тепло ее губ, мимолетное прикосновение девичьей груди — все это живо, все это во мне есть, и во что может превратиться в будущем?..