— Риган пласто лидда они нолак.

— Хм, — помрачнел я, — вот блин.

— Что он сказал? — поинтересовалась Аня, которую эльфы лишили в плену всех вещей, в том числе и магического переводчика.

— Не знаю, я не понял, — пожал я плечами. — Амулет тарабарщину переводит.

Мы перекинулись несколькими фразами, попытались объясниться жестами, впрочем, без особого успеха. А потом из деревни пришли двое мужчин, один из которых достаточно хорошо объяснялся на одном из наречий, которые были «вписаны» в амулет–переводчик.

От него удалось кое–что узнать. Хоть и немногое, но при том информационном голоде, которым мы страдали, и это было отлично.

Деревня называлась Рыбьей Костью, так её название перевёл амулет. Жили в ней свободные люди, не ходящие ни под кем. Занимались немного охотой, немного землёй, но значительная часть их занятия была связана с рекой. В ней они ловили рыбу и били речных зверей, собирали речной жемчуг, в определённые периоды заготавливали особые водоросли, из которых потом получали стойкую краску, пользующуюся стабильным спросом на рынке ближайшего города. Иногда приходилось отбиваться от разбойников и от наёмников, которые совершали набеги на земли эльфов, до которых отсюда было рукой подать. Люди приходили из свободного города Нэвиса, до которого было три дня плавания от деревни на лодке. Ни про Астанирию, ни Ликанон никто из деревенских даже краем уха не слышал. Река называлась Великой, своё начало она брала далеко–далеко от этих мест где–то в горах, где потоки с нескольких ледников соединялись в одном русле у подножия гор.

— Горы, чёрт, — я с досадой ударил себя кулаком по бедру. — Куда же нас занесло?

В Астанирии гор не было. До ближайшего горного хребта было очень далеко от моего графства. С точными картами в этом мире была просто беда. Разные королевства могли на них выглядеть по–разному. Где–то больше, где–то меньше. Крупное герцогство картограф мог отметить мелким кружком, а соседнее баронство, откуда был сам родом указать в несколько раз больше герцогства. У магов знаний было больше, но делились они ими неохотно. Я так и не вышел ни на один их орден или конклав, чтобы наладить сотрудничество.

Так что, несмотря на то, что людей мы нашли, ситуация наша практически осталась прежней.

В Рыбьей Кости мы задержались до полудня, после чего продолжили плавание.

Кроме информации ничего больше из деревни не увезли. Чего–то полезного там нам дать вряд ли могли. Одежда у нас была своя, соли должно хватить до Нэвиса, в еде так же не нуждались, тем более, у рыбьекостных меню от нашего стола не сильно отличалось. Оружие у деревенских даже не стоило и спрашивать. Они не дали бы, во–первых. А во–вторых, сделанное мной будет на порядок лучше.

О себе мы сказали, что остатки одного из отрядов наёмников, который отправился за ценными корешками в эльфийские пущи и там почти полностью и полёг под стрелами и чарами остроухих. Эту легенду я слепил на коленке, услышав от своих собеседников жалобы на «своих» коллег по мечу и амулету, которые лезут в деревню, где взять нечего, когда не получается пограбить ушастых хозяев леса.

Попрощавшись с местными, я отвязал плот от мостков и оттолкнулся от него шестом, взяв направление на свободный город.

— Жадобины, — недовольно произнесла Аня, когда я вывел плот на середину реки. — Даже не угостили ничем, хотя бы чисто символически.

— Лично я не стал бы ничего там есть. Кто знает, какая у них связь с эльфами. И не побывали ли тут разведчики ушастых с сообщением про нас? Ничего, в Нэвисе перекусим, тут до него осталось всего ничего.

До города, про который узнал в прибрежной деревне, мы добрались на третий день ранним утром. Плот пришлось бросить на берегу в нескольких километрах от Нэвиса, загнав тот в прибрежные заросли высокой травы и кустов. Забрали с него всё, чем успели обзавестись за время путешествия из эльфийских застенков. Я даже порывался разобрать плот, чтобы снять верёвку, подобную которой нам точно не найти в продаже, но не сумел убедить свою жену в крайней необходимости этого. Аня же всей душой рвалась в город, в цивилизацию, к нормальным трактирам с вкусной едой, к горячей чистой воде. Пусть даже придётся купаться в бочке или лохани, что всё равно лучше умывания в реке или поливания из ковшика той водой, которую согрели на костре в котелках.

Пройти сквозь городские ворота оказалось не так и просто. Стражники требовали денег, которых у нас не было. Пришлось потратить несколько часов на то, чтобы продать часть своего имущества. Потолкались на постоялом дворе, среди тех, кто ехал в город с товаром или за товаром. В итоге лишились одного заплечного мешка, всех глиняных казанов и двух маленьких ножей, которые использовались нами для чистки рыбы и съедобных корешков. Двенадцать медяков дал нам торгаш за всё это добро. При этом всем своим видом показывал, что делает нам огромное одолжение.

— Урод брюхатый, — припечатала его Аня, подразумевая огромный живот невысокого мужчины, который был даже больше, чем у беременной женщины на девятом месяце.

— Да плевать на него, — ответил я ей. — Плохо, что мы тут засветились сильно. Нас надолго теперь запомнят. Если будет хвост, то он пойдет за нами, как по ниточке.

— Вот как появится этот хвост, тогда и станем думать, — отмахнулась Аня от моих слов.

Повезло, что следящие амулеты на воротах не обнаружили моих големов, иначе попасть в город нам точно не светило бы. За любого голема, даже таких маленьких, как у меня, стражники требовали одну серебрушку. За кого–то крупнее цена была значительно выше. Поэтому змейка висела на моём запястье, изображая странный браслет. Бабочка устроилась на одежде Ани. Предполагалось выдать голема за брошь–амулет, если бы у кого–то появились вопросы по поводу его. А Колобок лежал в моём мешке, втянув в себя иглы.

Как мне ни хотелось держаться в тени, но наше положение не давало и шанса для этого. Из–за того, что наши финансы вовсю музицировали, выбрав репертуаром романсы, пришлось продать один из моих маленьких защитных амулетов. Зато в кошельке появилась одна небольшая золотая монета, три серебряных и горка меди. Этого хватило, чтобы поселиться в комнате на втором этаже среднепаршивого трактира, хозяин которого не только кормил, но и предлагал жилье. Драл плату, правда, драконовски.

Наконец–то, мы сумели нормально поесть и помыться. Чистые и осоловевшие от еды мы завалились на узкие кровати и проспали до самого заката. Потом был ужин и продолжение сна. Никакой шум не мог помешать нашему крепкому сну, а ведь у дощатых перегородок да окон лишь с одними ставнями не было никакой приличной шумоизоляции. И горе тому вору или душегубу, не дай боги решившему навестить нас спящих, ведь охраняли нас три боевых голема. Лишь на следующий день ближе к полудню я и Аня почувствовали, что то напряжение и усталость, державшие нас в тисках много дней, наконец–то, ушли.

Всю вторую половину дня мы были заняты сбором информации. И, наконец–то, ситуация стала проясняться. Эльфы утащили нас в своё королевство или Лесное царство, как его называют люди в этих краях. Огромная горно–лесная территория была поделена между несколькими Домами, которые были независимыми государствами эльфов. Каждый Дом контролировал площадь, которой позавидовало бы не только крупное герцогство людей, но даже небольшое королевство. И это был один из поводов, отчего остроухие не пользовались уважением и любовью других рас. Плюс, спесь и высокомерие. Плюс, долголетие и здоровье. Сюда же стоит включить высокое воинское искусство лесных воинов. И ещё факт того, что магов у эльфов больше в процентном отношении, чем у их соседей. Все эти факторы вызывали обильное выделение желчи у людей, граничащих с Лесным царством. Иногда люди предпринимали попытки укоротить уши своим соседям и попутно прирезать себе земель, но не сильно преуспевали в этом деле.

Нэвис был одним из нескольких самостоятельных городов, полисов, расположившихся на обоих берегах Великой. Жили города торговлей друг с другом, с эльфами и королевствами на морском побережье. Великая впадала в Красное море. Это название произошло из–за миллиардных колоний микроскопических рачков, которые несколько раз в год меняли окраску на ярко–красную и собирались в огромные стаи на мелководьях, у берегов, вокруг рифов.