— Вот даже как… — задумалась девушка, потом нехотя кивнула. — Пожалуй, что в этом я соглашусь с тобой, Рене. Кстати, ты узнал, почему их не убили и кто виноват в этом?

— Да, — он кивнул, — узнал. Ческэн проиграл в кости десять золотых одному из своих телохранителей и пообещал вернуть долг в этот же день. Но тут на него навесили задание избавиться от служанок так, чтобы никто их не нашёл. И он не придумал ничего лучше, как отправиться в Пайрон-Дидъ на рабский рынок. По дороге встретил работорговцев и продал твоих служанок им за три золотых каждую. До города работорговцев от нас очень большое расстояние, и никто в нашем королевстве не ведёт дела в той стороне. Вот потому-то он посчитал, что ничуть не нарушит приказ, если продаст девок в рабство.

— Из-за десяти золотых, проигранных в кости, этот кретин чуть не подставил всех нас под удар? — с подозрением посмотрела на парня аристократка. — Ты понимаешь, что в такое сложно поверить?

— Но это так, — пожал тот плечами.

— Я хочу, чтобы ты его наказал, — громким голосом потребовала графиня Мораз. — Мне нужна его голова, Рене!

— Не кричи, — жёстко пресёк её истерику парень. — Голову тебе никто не даст, ведь ты ещё в ордене ничего не значишь. Но его накажут.

— Как?

— Смерть, — коротко ответил ей Рене. — Он подставил весь орден. За такое только смерть.

— И даже Арканд его не спасёт? Мне показалось, что паренёк ему небезынтересен, — полюбопытствовала Ифллеса.

— Он его принимал в орден, поручился лично. И именно потому ему предстоит провести казнь. Таковы правила, — и недобро усмехнулся. — Точно так же казню тебя я, если ты серьёзно подведёшь нас всех.

Девушку передёрнуло, когда она поняла, что стоит рядом со своим возможным палачом.

— Ладно, это всё лирика, — продолжил Рене. — Теперь нужно разобраться с твоими служанками. Есть у меня знакомый умелец, кому по силам разрушить кровавую клятву.

— О-о! — графиня в изумлении широко распахнула глаза.

— Не всегда получается, правда, но попробовать стоит.

— Что от меня нужно? — деловито произнесла Ифллеса.

— Чтобы эти, — молодой человек указал на бессознательных жестоко избитых пленниц, — превратились в четыре окровавленных куска мяса, но при этом оставались живыми и могли говорить.

— За этим дело не постоит, — кровожадно улыбнулась Мораз. — Они тебе когда нужны в таком виде?

— Дня через… может… три, — прикинул что-то в уме её собеседник. — Да, дня через три нужный человек будет здесь.

Уже через несколько часов служанки узнали, что такое Ад. И проводником по его кругам стал новый графский палач. Это был мужчина среднего роста, но невероятно широкий в плечах и в меру пузатый. Его руки были толще, чем ноги у девушек, а пальцы были похожи на короткие охотничьи колбаски. В пыточную он вошёл в одном кожаном фартуке, надетом на голое тело и кожаных сандалиях.

— Повеселимся, красавицы? — осклабился он и провёл сальным взглядом по телам девушек, потом покачал головой. — Эк вас уделали-то, как же так неумело пороть-то можно? Небось, ещё и не сказали экзекутору ничего?

— Мы не можем сказать! — выкрикнула Каллиса. — Мы связаны кровавой клятвой!

— Вот с тебя, говорливая, мы и начнём, — подмигнул ей палач. Он подошёл к ней и легко, словно пучок трав снял связанную служанку с крюка, вбитого в стену. Потом небрежно кинул её на станок для растягивания, не обращая внимания на слабое сопротивление несчастной.

— Не надо, прошу вас, — со слезами стала умолять палача девушка. — Мы же всё равно ничего не скажем. Не потому, что не хотим, а просто не можем из-за клятвы.

Тот, не обращая внимания на мольбы, ловко привязывал ремнями её за щиколотки и запястья к станку.

— Ну, начнём, что ли, — пробормотал он и вставил рычаг в механизм. — Эка как тут застоялось-то всё. Давненько не пользовались, что ли?

Он приналёг на рычаг, заскрипели шестерни внутри станка, а за ними и его подвижные части, к которым была привязана несчастная.

— А-а-а! — дико взвыла та, почувствовав, что суставы вот-вот выскочат и начнут рваться связки.

— Чё кричишь-то, милая? — палач наклонился над ней. — Я ж ещё и не начинал. Сперва сладенького хочу попробовать, вот и разложил тебя, ху-ху-ху.

Его смех напоминал уханье филина и неприятно врезался в уши девушкам, которые с ужасом смотрели на свою подругу, растянутую на дыбе.

Между тем мужчина взял в руки небольшой нож и стал срезать окровавленные лохмотья, в которые превратилась одежда Каллисы после недавней экзекуции. Вскоре она лежала обнажённая, страдая от боли и стыда.

— Н-не надо, — всхлипнула она, когда огромная жёсткая пятерня коснулась её груди.

— Надо, милая, надо, — ответил тот. — Мне надо, — и с силой сжал пышную грудь, вызвав громкий крик боли её хозяйки. Следом он принялся крутить соски, оттягивать их и растирать между пальцев. При этом крики боли пленницы только раззадоривали его. — Кричи, кричи, красавица. Ты не представляешь, как сладко слышать твой голос.

Вволю поиздевавшись над грудями девушки, он опустил ладонь ниже, на её промежность и вновь сжал ладонь. Казалось, что он хочет смять девичий лобок, размозжить и оторвать его.

— А вот теперь приступим к самому сладкому, ху-ху-ху, — рассмеялся палач спустя несколько минут издевательств над самыми чувствительными и интимными частями тела служанки. Он скинул фартук, представ перед девушками в чём мать родила, и продемонстрировал огромный эрегированный член, тёмный от прилившей крови, и с блестящей каплей смазки, выступившей на головке.

— А-а-а! Не-ет! Прошу вас, не надо… умоляю…а-а!

В который раз в пыточной раздались отчаянные мольбы и жуткие крики боли несчастной. Но ничто не могло достучаться до чёрствого сердца палача. Он взгромоздился поверх девушки и резко вошёл в неё, буквально разрывая нежное девичье лоно своим огромным органом.

Каллиса испытала ужасные муки. Её внутренности горели огнём, тяжёлое тело насильника не давало дышать, растянутые руки и ноги от рывков готовы были оторваться. Она, то теряла сознание, то приходила в себя от боли. Когда мучитель оставил её в покое, она это даже и не сразу поняла.

— Ну вот, милые мои, немного развлеклись, ху-ху-ху, а теперь и за работку пора приниматься, — услышала она его голос, словно издалека. Следом запахло горящими углями, и залязгал металл.

Она хотела в очередной раз попросить о снисхождении, достучаться до сострадания мужчины, но сил у неё осталось только на то, чтобы издать слабый протяжный стон.

Ночью я проснулся от срабатывания охранных чар, которые я по привычке наложил вокруг своего имущества. Под ним я подразумеваю лошадей и женщин. Но именно сейчас активировались те, что установил в конюшне.

— Да, млина, что там ещё случилось? — прошипел я сквозь зубы, торопливо выбираясь из кровати и одеваясь.

— Санёк? — на меня вопросительно посмотрела Нимфа, с которой я делил ложе. А с пола — ну, не было в комнатушке, что нам досталась, других коек — глянула баребка.

— Чары сработали в конюшне. Хочу глянуть, что там. И вы тоже со мной, живо-живо.

Нека оделась даже быстрее, чем я, а вот негритянка время тянула или просто не проснулась до конца. В итоге дотянулась до того, что я её выгнал наружу с голыми сиськами.

На шум, который мы издавали, вышла эльфийка, которой досталась отдельная комната. Но завидовать там было нечему: чулан он и есть чулан, супертесный, без окон, с гамаком вместо кровати и пропахший мышиным дерьмом. А за ней показалась орчанка в одной ночной рубашке до середины бёдер, зато с короткой двухлезвийной секирой в руках.

— Вы чего? — хмуро поинтересовалась она.

— Охранные чары в конюшне сработали. Идём смотреть, — коротко пояснил я ей причину нашей ночной побудки.

— Мм? Я тогда с вами, — заявила она и первой направилась на выход из дома.

В конюшне всё было тихо, только одна из лошадей что-то с тихим хрустом пережёвывала. Вторая спала стоя и даже глаз не открыла в ответ на появление света магического шара.