Ну да, сейчас моя кровь стала сильнейшим ядом. Куда там химии в минах, которые не так уж давно падали на головы ликанонским солдатам. И не только яд, но и отличный взломщик магического щита. Правда, это мне дорого обошлось, и я едва не свалился на своего противника сверху, заработав сильнейший упадок сил от использования Дара. Если бы кто–то из караульных решил бы сейчас прийти на помощь своему командиру, то легко бы зарезал меня. Хорошо хоть, что после нападения големов они побросали свои арбалеты и схватились за мечи. А до этого плащеносец закрывал меня своим телом.

Прорыв сквозь караулку занял несколько минут и стоил мне сильнейшей усталости и нескольких големов. Уцелела лишь пара: змейка и бабочка. Прочих эльфы сбили на пол и растоптали. Но и из четвёрки караульных никто не выжил, хотя двое имели при себе защитные амулеты. Одного помог прикончить я, забрызгав кровью, которая продолжала течь из пореза. У второго амулет разрядился после нескольких атак одной из бабочек. Жаль, что крылатый голем после этого погиб, попав под сапог, но за него отомстила змейка, ужалив в ногу его убийцу.

Это была самая тяжёлая и кровопролитная схватка.

Несколько минут я изображал овощ, сидя у стены, к которой привалился спиной. Сил не было, желания что–то делать — тоже. Целительский браслет едва справлялся с негативными эффектами, которые сейчас терзали мой организм. Мне бы полчаса–час тишины и покоя с хорошей едой, тогда бы я быстро восстановился. Да только кто ж мне их даст–то сейчас?

— Ладно, пора, нас там ждут, — пробормотал я, и на морально–волевых встал на ноги. Меня сразу же повело в сторону и пришлось схватиться рукой за стену, чтобы не упасть. Вот так по стеночке я дошёл до двери, через которую попал в караулку. Её следовало заблокировать, чтобы избавиться от неожиданного визита с этой стороны, прежде чем двигаться дальше.

Вторая дверь, которую охраняли покойные караульные, оказалась закрыта намертво. Будь она железной, я бы сказал, что её заварили. И это было удивительно, так как все прочие, даже запертые на замок и пару засовов хотя бы немножко шевелились, буквально чуть–чуть. А эта, будто и не дверь, а просто вырезанный контур в монолитной стене. Второй особенностью было то, что дверь и стена вокруг неё оказались очень холодными. Это могло говорить о многом, и кое–что из этих мыслей я суеверно старательно гнал прочь.

Опять пришлось резать руку. Рана на ладони уже подёрнулась толстой корочкой и уменьшилась в размерах, через час там остался бы только шрам. Но не срослось.

— П–с–с-с, — зашипел я от боли после того, как черканул клинком по ране. Сразу после этого приложил руку к дверным петлям, смачивая их своей кровью и истово желая, чтобы та разъела металл и древесину. Потом поступил так же с несколькими гвоздями и усиливающими полосами.

И вновь откат свалил меня с ног. Сидя у стены и борясь со слабостью, которая предательски клонила в сон, я смотрел на растворяемую преграду и одновременно прислушивался к окружающим звукам. Пока мне везло: за обеими дверями было тихо, никто не ломился из караулки ко мне, не способному сейчас оказать какое–либо сопротивление.

Минуты шли. Вместе с ними напряжение во мне росло, не давая ни на чём другом сосредоточиться, кроме как поскорее попасть за вторую дверь. И как только я увидел, что петли рассыпались ржавым прахом, я поднялся с пола и рванул на себя дверь за железное кольцо, которое служило той ручкой.

— Хрен там, — резюмировал я, когда преграда даже не шелохнулась. — А если так?

Я вставил спату в щель и налёг на рукоять клинка, используя тот в виде рычага.

На то, чтобы сорвать дверное полотно со своего места мне понадобилось полчаса и ещё одно кровопускание с последующей обработкой кровью двери. Но когда та упала мне под ноги, то…

— Твою ж, — сплюнул я от досады, когда увидел, что проход затянут стеной из непрозрачного голубоватого льда. Мало того, лёд был очень плотным и твёрдым. Чтобы проделать в нём сквозную дыру, мне пришлось как следует поработать мечом. Рассмотреть что–то сквозь отверстие не удалось, так как там царила темнота. Пришлось запускать бабочку на разведку. Спустя минуту она вернулась, передав образы, что впереди никого и ничего нет, только лёд со всех сторон.

Опять пришлось долбить холодную преграду, не жалея сил, которые толком–то и не восстановились ещё. Натёр мозоли, разошлась рана на левой ладони, получил несколько мелких ранок на лице от отлетающей ледяной крошки, которая разила не хуже осколков от работающей «болгарки».

Прорубив дыру, достаточную чтобы сквозь неё пролезть ужом, я забросил на ту сторону два меча, эльфийский плащ, свою трофейную «чешую», два магических светильника, потом выставил впереди себя арбалет и руками вперёд юркнул в пролом.

Пока пролезал, то порезался об острые грани на ледяной стенке и порвал в нескольких местах штаны и поддоспешник. Но хорошо хоть никто не попытался откусить или проломить мне голову, когда та оказалась на другой стороне.

Оделся, сунул за пазуху своих големов, которые стали вялыми от холода (сказывалось, что они из тех созданий, живые копии которых крайне зависимы от внешней температуры. Такая же проблема и с моими дронголемами), закрепил перевязь с одним мечом. Накинув на плечи плащ, взял в руки арбалет и один из светильников, второй слегка толкнул ногой, отправив подальше по коридору, и осторожно зашагал вперёд.

Через десять метров я наткнулся на двух эльфов, вмороженных в глыбу льда на стене. Через несколько шагов увидел останки ещё нескольких остроухих, которые были проморожены насквозь. За поворотом коридора передо мной встала целая композиция: восемь эльфов в разных позах с оружием в руках на ногах и на коленях. Казалось, что они посмотрели в глаза Горгоны, только та решила разнообразить свою каменную коллекцию ледяными статуями. В пяти метрах впереди от них справа в стене зияло отверстие в ледяной корке, покрывшей здесь всё от пола до потолка. Туда я отправил бабочку–голема, которая немного отогрелась у меня под одеждой. А когда от неё пришли образы, я едва не бегом бросился внутрь.

Миновав несколько замороженных покойников, я пал на колени перед обнажённым женским телом и схватил то на руки:

— Аня, Анечка!..

Я бежал.

На руках у меня лежала моя жена, закутанная в эльфийский плащ и с целительским браслетом на руке, который я надел на неё сразу же, как только опознал. Вокруг горели дома и деревья. То ли сами эльфы подожгли, не сумев справиться с армией миньонов мелорна, из расчёта остановить их, то ли во время сражений огонь из разрушенного очага одного их жилищ перекинулся на стены.

На меня, как уже было ранее, не обращали внимания ни те, ни другие, принимая за своего.

За моей спиной пылал дворец, защитники которого не сумели остановить натиск изменённых энтов, химер и корней самого мелорна. Сильнейшие маги и лучшие воины пали или были рассеяны по развалинам. Сейчас им оставалось не спасать свой дом, родных и тех, кому присягали и клялись защищать, а только лишь отдать свои жизни подороже.

И за всем этим стоял я.

С другой стороны, источником, который разжег мою ненависть, что стала пожаром, уничтожающим город эльфов, является Лина. Если до мелорна не успели добраться маги и воины и не прикончили её, то моя бывшая рабыня скоро покажет себя во всей своей красе. Жить она будет долго, но… плохо. От злости и страха за Аню моё сознание почти помутилось, когда я творил кровавые чары. И то, что я накрутил там, желая, чтобы обидчица мучилась и страдала, я сейчас не могу назвать. Зато знаю, что ей предстоит мучиться каждый день, каждый час и каждую минуту и спасением от этих страданий будут жизни её сородичей. Бывших, разумеется. Ведь теперь Лина стала совсем другим существом. Я бы даже посмотрел на то, сколько она сможет терпеть прежде, чем начнёт убивать ушастых любителей природы ради собственного блага. Ко всему прочему, она связана с мелорном, а это псевдоразумное создание растительного мира к эльфам с некоторых пор питает далеко не дружеские чувства и точно так же, как моя рабыня от их крови становится сильнее.