Я сел, ожидая продолжения.

— Итак, мо́лодец, — начал он без предисловий, — ты осужден за насилие над девушкой. Тебе вынесли приговор десять лет каторжных работ, но, учитывая милость наших Владык, срок сокращен до года службы в доблестных вооруженных силах империи. Что скажешь?

Я не знал о приговоре и был крайне удивлен. Когда только успели?

— Скажу, что рад служить в доблестных вооруженных силах, — ответил я.

— Да-а? — удивился военный. — Это хорошо. Тогда назови свое новое имя и фамилию. В армии, сынок, ты уже не насильник с криминальным прошлым, с ним покончено, а новый лург. Уважаемый. Понял?

— Понял. Записывайте. Изя Кауф с Идифа. — Я не спорил, понимая, что это бесполезно. Единственное, чего я хотел, это отправиться на Южный фронт, где кочевал мой сундук.

— Надо же, с Идифа, — записывая мои данные в анкету, произнес военный. — Сколько лет?

— Двадцать.

— А выглядишь моложе. — Он окинул меня равнодушным взглядом. — Какую специальность имеешь?

— Повар.

— Хм, повара нам не нужны. Пойдешь в разведку. — Следующие графы он заполнил самостоятельно и подвинул мне лист. — Ну вот, все готово, подпиши.

Я поставил закорючку и посмотрел на моего собеседника.

Тот убрал лист в папку и спросил:

— Просьбы есть?

— Есть! Можно нас с братом отправить на Южный фронт?

— А мы только туда и набираем, сынок, — ответил военный и крикнул: — Золидер, забирай рекрута и тащи следующего.

Я поднялся, не ожидая команды убираться, и в дверях столкнулся с Жюлем. Был он немилосердно избит, с опухшим лицом и синяками на руках. Рукава его одежды были оторваны. Не глядя на меня, Жюль прошел в кабинет и, пошатываясь, прямиком направился к столу.

— А этот что, служить не хотел? — спросил военный, сидящий за столом.

— Да, штабфютер. Требовал адвоката. Ну мы его к адвокату и подселили, — ухмыльнулся провожатый. — Тот быстро проконсультировал клиента, и он стал сговорчивым.

— Да, адвокат свое дело знает, — проговорил мне в спину довольный штабфютер, и за мной закрылась дверь.

Я что, предоставлен сам себе? Я удивленно огляделся. Никого в коридоре не было, но стоило мне сделать шаг, как появился еще один военный — низенький, толстенький и розовощекий, как поросенок.

— Рекрут, — тоненько, но стараясь говорить командным голосом, пропищал он, — следуй за мной. Баня, обработка и переодевание.

Я пожал плечами: за тобой так за тобой. Я ни о чем не жалел. Вернее, жалел об одной своей вещи. Сумке, что осталась в полиции.

— Слышь, военный, — обратился я к розовощекому. — Заработать хочешь? Отвалю сотню дэриков.

Его поросячьи глазки блеснули.

— Что надо делать?

— Полицейские уехали?

— Нет еще. А что?

— У них моя сумка осталась. А в ней спрятано кое-что.

"Поросенок" фыркнул:

— Нашел что вспомнить. Если что и было спрятано, то давно нашли.

— Э, не скажи. Тот, кто умеет прятать, всегда спрячет. Достань ее мне, и я дам тебе сто дэриков.

— Посмотрим, что можно сделать, — проговорил он с недоверием, потоптался, решая, как ему поступить, и, когда жадность взяла верх, пригрозил: — Если обманешь, смотри, мало не покажется.

Он вышел и вернулся довольно скоро. Злобно кинул мне сумку:

— Твоя?

Я растянул рот до ушей в довольной улыбке:

— Моя.

Засунул руку и достал две бумажки по пятьдесят дэриков. Как фокусник, развернул кулак и увидел обалдевшее лицо военного.

— Но… но там ничего не было! Я проверял, — пробормотал он. Выхватил купюры и стал их рассматривать. — Надо же, настоящие! Как это у тебя получается?

— А это секрет.

— Ясно. Шулер! — сделал вывод "поросенок".

К моему удивлению, полицейские захватили мою сумку. Они пошарили в ней, вытащили монеты, а сумку отдали. Почему? Я не понимал такой щепетильности.

— Проходи в камеру, — приказал толстячок и пояснил: — На обработку. Еще не хватало вшей занести на корабль.

В камере меня обдало газом.

— Не дыши! — запоздало крикнул военный.

Я затаил дыхание, вдохнув вонючий газ, и увидел отвращение Лиана, который брезгливо посмотрел в кружку и обреченно приложился к ней. Газ вскоре исчез, будучи всосанный вентиляцией.

— Дыши! — услышал я команду "поросенка".

Специально, наверное, поздно подает команду. Издевается.

Дальше я пошел в душевую. Там меня сначала обдало мыльной пеной, потом струями горячей воды, и под окрик толстяка: "Не задерживаемся, рекрут!" — я вышел в раздевалку. На скамье лежал комплект обмундирования. Я взял куртку и хмыкнул — бывшее в употреблении.

— Слышь, военный, — обернулся я к толстячку, — давай новый комплект.

— Еще чего! — искренне возмутился тот. — Тебя в подразделении, куда ты прибудешь, переоденут в обмундирование по роду войск. Зачем тебе новый комплект?

— А затем, что положено.

— Ха-ха! Шутник, — рассмеялся "поросенок", и его щеки заколыхались, как студень. — Что тебе положено, на то положено. Понял?

— Понял, — спокойно ответил я и, понимая, что хуже мне уже не будет, схватил толстяка за шиворот и под его удивленные и возмущенные крики без труда закинул в камеру обработки. Закрыл дверь. Запустил газ, нажав кнопку "Обработка", подождал и крикнул:

— Не дыши!

Нажал кнопку "Вытяжка":

— Дыши!

Открыл дверь камеры, и оттуда вывалился красный, с вытаращенными глазами мой провожатый. Он на четвереньках пополз прочь.

— Куда? — Я схватил его за воротник и вновь встряхнул. — Ну что? Ты мне и брату новые комплекты сделаешь?

— Я тебя… — засипел он и попытался кулачком двинуть мне по лицу.

— Не понял, значит, — улыбнулся я и зашвырнул толстяка обратно в камеру. Повторил операцию и открыл дверь. — Ну что, понял, что мне положено?

— Э-эх… тьфу… Понял-понял… кхе-кхе, — закашлялся он. — Сейчас принесу.

Так я ему и поверил. Но сказал вслед:

— Неси.

Вскоре он вернулся с тем военным, что встречал нас у автозака. Тот взглянул на меня и спросил:

— Этот, что ли, бунтует?

— Этот, — подпрыгивая от нетерпения, пропищал толстячок.

Его напарник достал дубинку и направился ко мне. Он шел молча, с явным намерением хорошенько отделать меня. Привыкший к безнаказанности, он и не помышлял о сопротивлении рекрута.

Я подождал, когда он замахнется своей дубинкой, и быстро оказался за его спиной. Отобрал дубинку и пинком под зад зашвырнул в камеру. Затем молниеносно ухватил толстяка и его, испуганно пищащего, затолкнул следом. Закрыл дверь, нажал кнопку "Обработка". Объяснять им, что дышать не надо, не стал, опытные, сами догадаются. Подождал дольше обычного и очистил камеру от газа. Но когда я открыл дверь камеры, то увидел, что мне попались ребята недогадливые. Толстяк стоял на коленях весь в блевотине, второй кашлял и задыхался, лежа в его блевотине. Он держался за шею и, громко сипя, с трудом дышал. Оба буквально выползли из камеры.

— Не будет новой формы, заберу вашу, — спокойно оповестил я о их ближайшем будущем и, разглядывая этих двоих, покачал головой. — Красавцы! — Увидев, что они немного пришли в себя, прикрикнул: — А ну, быстро новые комплекты несите!

Их как будто сдуло резким порывом ветра. Они моментально исчезли и вернулись с подкреплением в виде двоих солдат с электрошокерами.

Вскоре все четверо парились в душегубке. Из раздевалки они уползали как обычно, на четвереньках. А когда вернулись, то с ними был огромный дядька с руками толще моих ног. Ага, вот и адвокат, догадался я.

— Адвокат! — обратился я к нему. — Хочешь сто дэриков?

Тот остановился на полпути ко мне и пробасил:

— Хочу.

— Тогда слушай меня и поучи этих парней уважать рекрутов, заставь их принести сюда два комплекта нового обмундирования. — В моих руках появилась купюра в сто дэриков.

Адвокат жадно облизнулся и повернулся к воякам.

— Нет, Адвокат! Нет! — запищал "поросенок" и первым улетел в угол. Громила занял выход из раздевалки и по очереди лупил своих незадачливых товарищей.