— Башык, я знаю законы и требую, чтобы мне возместили ущерб! — взъярился орк. — Рабы не могут убивать других рабов, они не могут калечить чужое имущество. Я хочу, чтобы ему переломали ноги, и одного раба от него, когда он будет производителем. В свидетели призываю Сычыга, моего соседа.

Третий орк кивнул.

— Мурдан, ты бедный, потому что глупый. Твой убитый раб не стоит одного барана. Я готов отдать тебе за него ягненка. А за ногу этого дохляка я могу дать еще одного ягненка. В свидетели призываю Сычыга, твоего соседа.

Третий орк опять кивнул.

— Нет, Башык, я хочу ярочку за убитого и чтобы этому рабу сломали ногу. Свидетель моим справедливым требованиям Сычыг.

Третий орк снова важно кивнул.

— Это твое последнее слово, Мурдан? — спросил Башык.

— Самое последнее, — ответил тот.

— Да будет так, Мурдан. Но, пока парень будет болеть, твой будет убирать берег.

Третий орк опять кивнул и произнес:

— Я свидетель, что спор решен.

Башык вырвал лопату из рук эльфара и, резко размахнувшись, ударил Радзи-ила по ноге. Боль накрыла молодого эльфара, он широко раскрыл глаза, но неимоверным усилием воли сдержал стон. Нога подогнулась, и он упал на песок. Он закрыл глаза, наполнившиеся слезами, и услышал слова третьего орка:

— Суд совершен.

Он слышал, как два орка ушли, и ощутил вонючее дыхание нагнувшегося над ним Башыка. А затем сильная рука схватила его за шиворот.

— Поднимайся, падаль. Еще не все закончено.

Его грубо подняли и поволокли по земле. Когда сломанная нога задевала кусты или кочки, Радзи-ил глухо стонал. Эльфара притащили в стойбище и бросили у шатра гаржика. Затем двое рабов раздели его и, связав, кинули на муравейник. Этот день показался Радзи-илу самым длинным днем на свете. Он находился в полуобморочном состоянии, но укусы злых насекомых не давали уйти в спасительное забвение. Он лежал с закрытыми глазами и звал смерть, но смерть не шла. Когда стемнело, его подняли мягкие руки и понесли. Ногу чем-то омыли и намазали, потом наложили лубок. Он с трудом открыл опухшие от укусов веки и увидел человеческую женщину лет сорока. Худую, полуобнаженную, с маленькими грудями, как у девочки. Женщина наклонилась над ним, почти касаясь сосками его лица, и мокрыми тряпками обтирала зудящее от укусов тело. Она выпрямилась, заметив, что он открыл глаза.

— Ларисса, — крикнула она, обернувшись назад, — красавчик твой очнулся. Ишь как смотрит на мои груди. — Женщина осторожно вытерла ему мокрой тряпкой лицо. — Лежи, болезный, не шевелись, я еще дам тебе их пощупать.

Ему влили в рот горький взвар, и он отключился. В полузабытьи он слышал их разговор.

— Что-то Башык милосердный сегодня. Не дал кнута твоему красавчику, Ларисса. Не переломал обе ноги. На него это непохоже. Стареет, что ли?

— Нет, Агарья. Парень постоял за себя, вернул одежду и наказал обидчиков. Когда Башык сломал ему ногу, он не плакал и даже не стонал. Поэтому обошлось муравейником. Хромой знает, что укусы муравьев заживляют раны.

— Теперь понятно. Ты мне будешь должна, Ларисса.

— Не спорю, буду давать тебе этого красавчика. — Он услышал тихий смех женщины. — Только не умори его своими ласками.

Когда он проснулся, рядом с ним сидела Керти. Тело не саднило, только болела нога.

— Миленький, как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, Керти, уже лучше.

Он повел головой, осматривая шатер. Они были одни.

— Мне привиделась худая женщина, — сказал он.

— Тебе не привиделось, тебя лечила тетка Агарья. — Керти как-то странно посмотрела на Радзи-ила. — Тебе придется спать и с ней, — сказала она, изучая его лицо.

— Почему? — Радзи-илу уже было все равно, с кем спать. Он был измучен и опустошен. Он хотел избавиться от мучающей его боли в ноге и вопрос задал, чтобы за разговорами отвлечься. Так ему было легче.

— Миленький, ты должен знать, что за все надо платить, — заботливо подавая ему миску с бульоном, ответила девочка.

Эльфар принял в руки миску и вздохнул:

— Ну раз надо, значит, надо.

Проболел он всего десять кругов, и, когда смог ходить, Башык выгнал его на берег. Другие рабы к нему не лезли. Они сторонились странного эльфара и только плевали вслед. Но с этим Радзи-ил мог смириться. Однажды, придя на берег, он увидел большую лужу нечистот. Кто-то из рабов решил ему таким образом мстить. Он убрал и тщательно почистил это место. В эту ночь он в свой шатер не пошел. Юноша сделал вид, что вернулся в лагерь, а потом обошел его по большому кругу, вышел к реке и спрятался в кустах. Просидел он так до глубокой ночи, пока не увидел двоих, которые тащили два тяжелых ведра. Фигурки были щуплые, и Радзи-ил понял, что это дети. Злоумышленники подошли к реке и вылили содержимое ведер на кусты. Теперь нужно было не только убрать, но и вырубить куст. Негодники знали, что делали. Но уйти им не удалось. Два удара лопатой плашмя, и оба "диверсанта" свалились на загаженный куст. Схватив мальчишек за тонкие шеи, Радзи-ил зловеще прошептал:

— Я вас утоплю в этом дерме, если не уберете здесь все.

К утру все было чисто, перемазанные дети в страхе зашли в реку и помылись.

— Еще мойтесь, — приказал эльфар, — от вас несет вонью за лигу.

Он загонял их в реку пять раз. Заставлял тереться песком и пучками травы.

С тех пор его оставили в покое.

Все это он вспомнил сегодня, когда думал, что его неприятности остались в прошлом. Он периодически оказывался в постели то Лариссы, то его забирала к себе Агарья. Тетка Агарья оказалась знахаркой и кроме постельных утех учила его разбираться в травах и ядах. У орков и тем более у рабов часто заводились паразиты, и она показывала ему, как от них избавляться. Агарья лечила орков и животных, ее не заставляли делать черную работу, никто на нее не кричал и не указывал, что ей делать. Лигирийка, она раньше была алхимиком. Но, взяв деньги у идришей в долг на расширение дела, не смогла расплатиться вовремя. Ее лавку и дом сожгли конкуренты, а ее саму за долги продали на рынке рабов. Она попала к оркам давно, еще молодой девушкой.

Сегодня вечером он спокойно возвращался с реки. У костра гаржика стояли и громко смеялись двое незнакомых ему молодых орков. Увидев подходящего эльфара, замолчали. Подождав, когда юноша подойдет, они загородили ему дорогу, и у Радзи-ила засосало под ложечкой. Он отступил в сторону, остановился и, опустив голову, стал рассматривать носки своих чуней.

— Брат, — обратился один орк к другому, — это, по-моему, тот самый бледнолицый, которого поймал отец.

Молодые орки были очень похожи, отличались только одеждой и ростом. Тот, который начал говорить первым, был ниже ростом и выглядел франтовато, на нем были высокие сапоги. Второй немного сутулился, на ногах у него были чуни. Высокий равнодушно промолчал и отвернулся. Видно было, что эльфар ему безразличен. Но низкий не отступал:

— Грум, он говорил Башыку, что был воином и умеет сражаться. Посмотрим, что он умеет?

Грум уже с интересом посмотрел на раба.

— А давай! — согласился он с братом и ткнул пальцем в грудь Радзи-ила. — Ты, пошли биться, посмотрим, что могут бледные пиявки.

— Он, брат, не пиявка! — засмеялся низкий. — Он бледный глист. — Продолжая смеяться, приказал Радзи-илу: — Следуй за нами, раб.

Эльфар обреченно побрел за ними. Ничего хорошего он для себя не ждал. На большой утрамбованной площадке они остановились.

— Покажи нам, бледнолицый, что ты умеешь.

Низкий без размаха коротко ударил эльфара в живот. Юноша не сопротивлялся. Он хорошо знал, что поднимать руку на орка подобно смерти. Радзи-ил согнулся и обхватил руками живот.

— Какой-то слабый бледнолицый, — разочарованно проговорил Грум. Он ухватил эльфара за волосы и задрал ему голову. — Сражайся, раб, иначе забьем насмерть.

Умереть от побоев Радзи-илу было нестрашно. Его били много раз, и он уже привык. Но в смерти он увидел возможность избавления от мук и горечи унижения. Он сплюнул на чуни Грума и ощерился в улыбке.