— Спасибо, уже лучше. А где можно сходить на двор? — Радзи-илу казалось, что его мочевой пузырь готов лопнуть.

— Мы ходим на речку, но тебе ходить еще рано. — Она поднялась и вернулась с деревянной бадьей. — Вот, можешь облегчиться. Я потом вынесу.

Преодолевая стеснение и скованность, мальчик поднялся. Женщина поощрительно смотрела на него.

— Давай дуй, малыш.

— Вы не могли бы отвернуться? Мне неудобно при вас.

— Запомни еще одно правило, мальчик: раб — это животное, он не может испытывать стеснение или неудобство. Давай дуй и привыкай: чем раньше ты вживешься в новую для себя жизнь, тем легче тебе будет. — Она задрала подол и спокойно справила малую нужду. — Вот так надо, запоминай.

Пленник подошел к дурно пахнущей бадье и, сгорая от стыда и унижения, пересилив себя, с трудом облегчился. За ним внимательно наблюдала женщина.

— Может, еще и выживешь и не попадешь к шаману на барабан, — произнесла она. — Станешь у гаржика производителем и будешь делать ему детей рабов на продажу. Наверное, и дочку мою оприходуешь. Но это даже лучше. У орков уд огромный, многие не выдерживают и от ран погибают, особенно девочки. А у тебя ничего, нормальный.

Женщина говорила о таинстве близости так свободно и спокойно, как если бы разговор шел о погоде. Пленник остался стоять, не в силах прийти в себя. А женщина встала, взяла вонючую бадью и унесла. Вернулась она через полчаса.

— Садись, учиться будем, — велела она.

Так прошел еще один день. Девочка не приходила, а учила Радзи-ила ее мать. Вечером женщина сообщила ему ужасную новость: испытание начнется с близости ее и его. А на все это будет смотреть хромой Башык.

— Я… не с-смогу, — прошептал, запинаясь, он и, не в силах поверить сказанному, отвел взгляд от лица женщины.

— Послушай меня, сынок, через меня прошло много рабов. Но я по меркам орков уже стара, хотя мне чуть больше тридцати. Детей я не рожаю и работаю только прислугой у хромого Башыка. Раньше была у него наложницей, потом он меня выгнал. И теперь я учу новых рабов. Если ты откажешься выполнять приказ Башыка, то меня отдадут на мучения шаману. Лучше тебе не видеть, что он делает с жертвами. Они кричат от боли семь кругов, а потом их шкура сушится на ветру. Тебя сначала заставят смотреть, как будут сдирать с меня кожу, а потом снова будут бить, и ты все равно сломаешься. Вот скажи, ты что-то умеешь делать? Сдирать шкуры? Нет? А делать доспехи? Тоже нет? А ковать оружие?

В ответ на все вопросы мальчик отрицательно качал головой.

— Может, ты гончар? Нет? Тогда можешь лечить больных животных? Снова нет? Ты ничего не умеешь, но у тебя одно хорошее качество — ты снежный эльфар. А метисы дорого стоят на рынке рабов. Так что ты будешь производителем. На твоем месте надо радоваться. Тебя будут кормить, не будут заставлять работать. У тебя будет много женщин. Поверь мне, мальчик, это мечта всех рабов. И не беспокойся, я сделаю все сама, ты только не сопротивляйся. — Она по-матерински улыбнулась. — Ну так что, ты готов?

Радзи-ил, посидев в задумчивости, мрачно кивнул в знак согласия. Может быть, если бы не такое суровое наказание для женщины, что заботилась о нем, он бы посопротивлялся в надежде, что его убьют первым. Почему-то ему в голову не приходили мысли о самоубийстве, но он сейчас не отдавал себе в этом отчета. Он все глубже погружался в тупое безразличие к своей судьбе.

Ночью он не спал. Мысль, что ему нужно будет возлечь с человеческой женщиной, сначала казалась ему ужасной. Потом он свыкся с ней. Его перестало мучить, что она грязная и плохо пахнет. Хотя запах от нее шел тот еще, бараньего жира и кислых кож, навоза и молока лорхов. Платье на женщине было рваное. Она на ночь его снимала и ходила без тени стеснения голой. Он видел ее отвисшие большие груди, дряблый выпирающий живот, длинные худые ноги, и она не вызывала у него никаких чувств, кроме омерзения. Человеческие женщины, которых про себя эльфары называли самки, разительно отличались от красивых снежных эльфарок. Но и это чувство брезгливости скоро ушло. Под утро он сумел забыться коротким сном. Разбудила его женщина. На этот раз она была в другом платье, чистом и похожем на истрепанный наряд благородной дамы. Пахло от нее полевыми травами, в волосы были вплетены полевые цветы.

— Вот, попей. Это укрепит твое тело и дух, — сказала она и протянула ему чашу ароматного взвара.

Радзи-ил выпил и почувствовал себя лучше. Прошла ноющая боль в спине, в голове стало как-то легко, и он блаженно улыбнулся. Он видел улыбку женщины, и она ему нравилась.

— Я постирала и заштопала твои вещи. Одевайся, — строго приказала женщина. — Скоро придет Башык.

И точно, не успел он надеть начищенные сапоги, как полог шатра откинулся и вошел хромой орк. Женщина мгновенно поклонилась и уставилась в пол. То же самое, но немного замешкавшись, сделал пленник.

— Хорошо, — произнес гортанно орк, — я вижу, что чему-то тебя, раб, научили. — Он остался стоять в проходе. — Подними голову и отвечай. Что ты умеешь делать?

Пленник выпрямился и, рассматривая носки своих сапог, тихо ответил:

— Могу быть разведчиком, управлять отрядом. Командовать. Знаю письмо и счет.

Орк схватился за бока и расхохотался.

— Хо-хо. О-хо-хо. Командовать! Ну насмешил. Письмо и счет? Какие-то вы, эльфары, глупые и бесполезные. Счет баранов умеет вести и пастух, и козопас. И чем тогда вы лучше? Еще что умеешь? Ковать оружие? Делать доспехи? Может, ты гончарное дело знаешь или лекарь?

Мальчик отрицательно качал головой. Его не учили работать, его воспитывали повелевать. Всю работу за него делали другие.

— Могу сражаться мечом, копьем, пешим или конным, — проговорил пленник и замолчал.

Орк скривился:

— Значит, ничего не умеешь. Тогда посмотрим, какой ты боец в постели. Видишь эту женщину? Возьми ее!

Мальчик, преодолевая слабость в ногах, сделал шаг к замершей женщине. Несмело положил руку на ее плечо и остановился.

— А ты, курица, чего замерла? Помогай бледнолицему, — уже с неприкрытым весельем в голосе приказал орк.

Женщина скинула платье и стала раздевать юношу. Тот стоял столбом, и она ему шепнула:

— Помогай мне, миленький, или вместе пострадаем.

Радзи-ил опомнился, снял сапоги, рубашку, а портки спустила женщина. А дальше произошло то, что он не ожидал. Его стали ласкать. Кровь сначала бросилась ему в лицо, затем отхлынула и пролилась книзу живота.

— Надо же, ожил бледнолицый, — удивился орк.

Но Радзи-ил не слушал, что говорит хромой, неведомое доселе сильное возбуждение охватило его. Он, сам того не ожидая от себя, застонал в сладостной истоме. Нежные прикосновения рук и губ зажгли в нем страсть, и волна огромного, поглощающего волю и разум желания затопила его. Обнаженная женщина поднялась. Теперь она была объектом его страсти. Он хотел ее, он желал обладать ею. Она мягко привлекла его к себе и вместе с ним опустилась на землю. Его возбуждение передалось ей. Женщина широко раздвинула ноги, помогла ему войти в себя и тоже застонала. Юноша несмело задвигался, потом мелко затрясся, зарычал и затих. Он бессильно лежал на женщине, не желая вставать.

— Значит, скорострел, — проговорил орк. — Ну что же, это даже лучше. Быстрее отдохнет и покроет следующую самку. Молодец, Ларисса, ты прощена, — бросил он, выходя из шатра. — Пусть сегодня отдохнет, а завтра приступает к очищению берега. Имя ему теперь — бычий глист.

Орк ушел. Женщина поцеловала Радзи-ила в щеку:

— Спасибо, малыш, ты сделал все, как надо. Хочешь еще?

Юноша дернулся и свалился с нее. Потом сел и прикрыл пах руками. Женщина тоже села, подолом платья вытерла все следы близости. Теперь она не была прекрасна и желанна, как он почувствовал это совсем недавно, но и не вызывала отвращения. Увидев, как он стыдливо прикрывается, она невесело усмехнулась:

— Ты не должен стесняться своей наготы. Скот не знает стыда. Если другие рабы увидят, как ты стыдливо прикрываешься, они будут над тобой издеваться. Бить исподтишка, отбирать еду. Для них ты будешь чужой. Дети будут кидать в тебя дерьмо, незавидная участь тебя будет ждать, мой мальчик, так что привыкай.