Межратор все это прекрасно понимал, но мирился с отношением сына, отцов и детей не выбирают, однако всегда показывал его никчемность и зависимость от него. Конечно, это работа старины Блюма, размышлял политик, хорошо знающий все значимые фигуры в АДе, этот матерый спец еще ни разу не проиграл и не подставился, но вот сын умудрился напороться на него уже дважды. Первый раз Оригон применил все свое влияние, чтобы нивелировать негативные процессы. Чего стоило ему, чтобы в кадрах АДа закрыли глаза на видео, что крутилось на станции. Вейсу хватило ума не выпустить эту запись в открытый мир. Этим он дал понять ему, Оригону, чтобы тот попридержал сынка. Он посмотрел на сына и с презрением подумал: и вот ему я отдам дело своих рук? Хоть бы дожить до поры, когда внуки станут взрослыми.

— А что ты от меня ждешь? — не открывая глаз, ленивым голосом спросил Оригон. — Вызывай агента, и пусть его награждают.

— Как ты не понимаешь, — заломил руки сын, — если этот агент останется ни при чем, да еще награжденным, то тогда все шишки свалят на меня! Меня с позором уволят, а это удар по твоему престижу, — уколол он отца. Молодой человек снова заметался по кабинету. — Все знают, что это по твоей протекции я попал на это место. — Он остановился и озлобленно посмотрел на отца.

"Жирная скотина, — с ненавистью подумал он. — Вечно меня унижает и тыкает носом в мои промахи".

Толстяк усмехнулся, кое-чему сынок научился от него. Да, будучи председателем Комитета по безопасности, он смог продвинуть своего сына на это место, и его отставка больно ударит по его положению, недругов хватает, и они попробуют его подвинуть. Особенно будут стараться прогрессисты, им буду подпевать аграрники и социалисты. Сейчас все важные комитеты возглавляют консерваторы, в партии которых он состоял. Это крупные землевладельцы, члены старинных аристократических семей, финансисты и высшие военные чины. Патриарх ему не простит потерю такого важного комитета. Советники, которые сами хотят продвинуть своих отпрысков, ему также не будут помогать. Если ты не можешь решать вопросы, то недостоин своего места. Это считалось позором, и такой человек отвергался высшим обществом. Он и сам не раз поступал так. Межратор еще раз с сожалением подумал, как жаль, что у него только один сын. Дочь тверже и умнее этого дурака, который, как только обгадился, сразу прибежал к отцу — папочка, спасай! Но она замужем и решает другие вопросы.

— Сядь и не маячь перед глазами, — строгим голосом, с нотками раздражения распорядился Оригон Севеньрон. — Сообщи в ССО, что связь с агентом потеряна и, как только он выйдет на связь, вы его отзовете. А я попробую решить вопрос с компрометирующими материалами по нему.

— Только ты побыстрее давай, не задерживайся с материалами.

— Не беспокойся, сын, расследование твоего провала я приторможу. — Толстяк глумливо ухмыльнулся.

Когда сын покинул кабинет, Оригон поднялся с помощью миниатюрных антигравов, что поддерживали его тучное тело, и полетел к столу. Развернул консоль голоэкрана и набрал длинный код. Ждать пришлось долго, но межратор никуда и не спешил, как обычно полузакрыв глаза и обдумывая предстоящий разговор, он уселся в другое кресло. Наконец из пустого экрана раздался вопрос:

— Чему обязана, уважаемый межратор?

Дорога домой. Детективная история

Луминьян сидел со скорбным выражением на лице и смотрел на дымящийся котелок. При всех своих достоинствах магистр был скуповат и свои личные сбережения не тратил на продукты. Хотя всегда любил вкусно поесть за чужой счет. Поэтому я понимал его чувства, которые он испытывал, вдыхая запах жидкой похлебки. Я даже предполагал, что она без мяса.

Он поднял глаза и посмотрел на меня.

— Надо же, живой! А с глазом что?

Я вспомнил, что так и не удосужился полечить себя. Сначала залез в капсулу на спутник и, не включая ее, уснул, потом меня отвлекли разбирательства, кто на кого напал — Ганга на Фому или Фома с Гради-илом на Гангу. Потом я пытал ее, что в обозах. И ответ Ганги удивил меня еще больше.

— Я не знаю, что в обозах.

— Как так-то? Это ж твое приданое и ты не знаешь, что там есть?

Девушка покраснела, отвела глаза и несмело ответила:

— Приданое собирал дед. Сказал, чтоб стыдно не было перед Тох Рангором, степь ему обязана спасением великого хана. Внутрь я не лазила. А в моей кибитке шелк с юга, речной и морской жемчуг. И вообще, хочешь, сам лезь и смотри. Я не знаю, что с приданым делать. — Она помолчала. — Просто везу его, и все.

— Ладно, с этим разберемся. Фома, посмотри, что в повозках у Ганги, и дашь мне потом подробный отчет.

Орк только кивнул.

Когда все немного успокоились и сели завтракать, разведчик, посматривая на меня, стал рассуждать о превратностях судьбы.

— Вот я думаю, милорд, как так получаетша, что вше началошь ш ваш, а вы как бы и ни при чем? — Он пошевелил языком во рту. — Жубы раштут, — вздохнул он, вспомнив про них не к месту.

— Если бы кое-кто не залез в мою повозку, — я посмотрел на орчанку, — то и не пришлось бы вам всю ночь ловить друг друга.

Девушка вскинула брови, тоненькие как стрелочки, но промолчала, посмотрела на меня и отвернулась.

— Так что все, мой друг, началось не с меня, тут ты ошибаешься.

Эльфар, словно соглашаясь со мной, покивал.

— Вот и я говорю, вы вроде бы ни при чем. Только ешли копнуть глубже, то, пока ваш не было, вше было шпокойно. А появилишь вы, и пришло шумашшештвие. Я шебе это объяшнить не могу.

— А что тут объяснять, — подал голос Фома. — Вон оно сидит, это самое сумасшествие, и делает вид, что она ни при чем. — Орк кивком указал на орчанку.

— А я чего? Это ты полез в повозку и схватил меня, что мне оставалось делать? Я только защищалась. — Весь ее вид выражал оскорбленную невинность, и в глазах пылало возмущение несправедливыми упреками.

— А чего ты орала, как будто тебя резали?

— Я испугалась, что меня хотели взять силой, вот и закричала.

— Ты что несешь! — теперь возмутился я. — Не собирался я тебя насиловать, не придумывай.

— А зачем хотел снять с меня штаны? — задала она вопрос с таким осуждением в голосе, что оба моих родича, словно присяжные заседатели, уставились на меня.

— Ты хотела задавить меня своим задом, я просто тебя останавливал, я уже говорил об этом.

— А мне было откуда знать, что ты хотел? Ты гладил меня и цеплялся за пояс. Что я должна была подумать? Откуда мне было знать, что это был ты, а не шпион муйага? Я слабая женщина, меня всякий может обидеть, а защитить некому. — Она вскинула голову и попыталась пустить слезу, но не получилось.

— Слабая она, — усмехнулся я, — еще недавно ты хотела убить меня, вызвав на поединок.

Орчанка пропустила мои слова, как нестоящие внимания. А Гради-ил подвел итог нашей перепалки:

— Вот я и говорю. Как так получаетша? Где бы что ни проижошло, вы обяжательно там пришутштвуете.

Я посмотрел на магистра, колдующего над котелком, и вынырнул из воспоминаний о событиях минувших суток.

— Это Ганга меня приложила, — ответил правду на вопрос магистра, все равно узнает, как было дело.

— Что, первые семейные скандалы? — Магистр с любопытством рассматривал мое лицо.

— Да нет, просто так случайно получилось. — Я слегка улыбнулся.

— Я тебе говорил, подождал бы да послушал старших. Я бы тебе нашел невесту спокойную, красивую и послушную, из наших. — И добавил осуждающе: — Но ты вечно торопишься, вперед всех лезешь. С таким, как ты, можно отраву есть на пару, — сказал он, посмеиваясь.

— Это еще почему? — Меня удивило его утверждение.

— Да потому, что ты всегда обогнать стараешься. С чем пожаловал? — Он перестал смеяться.

— Да хочу вас, магистр, к нам пригласить в обоз. Мы рядом пойдем с посольством, но отдельно. У нас еда лучше и шума меньше.

Магистра долго уговаривать не пришлось, он поднялся, вылил бурду, что варил, и решительно ответил:

— Поехали.