— На нее наложено проклятие, названия не знаю, но суть в том, что она постепенно теряет крупицы жизни, и ей осталось не больше часа. Дай ей эликсир и будем думать, — ответила она.
Я осторожно по каплям стал вливать в рот девушке свой эликсир, и щечки ее порозовели, но в сознание она не пришла. Не спрашивая, что делать дальше, я вытянул аурные щупальца и перевел себя на магическое зрение. В ауре Вироны плавала черная клякса, которая тонкой ниточкой была соединена с ее сердцем и потихоньку выкачивала из него живую энергию. Я протянул щупальца к кляксе, а та попыталась ускользнуть.
— Осторожно, — прошептала Шиза, — мы так вытащим через проклятие всю ее энергию.
Тогда я протянул нить из своей ауры к ее сердцу и закольцевал нас в единую систему. Щупальца продолжали ловить проклятие, которое ловко ускользало.
— Дай команду малышам поймать и сожрать эту тварь, — приказал я, и в то же мгновение два красных облачка влились в ауру Вироны, охватили с двух сторон темное пятно и обволокли его. Мои щупальца присосались к малышам. А те росли и сдавливали проклятие все плотнее. Клякса начала гигантскими глотками сосать жизнь из сердца девушки, но я расширил каналы и подавал энергию больше, чем ее выкачивала эта гадина, а малыши, как фильтр, отбирали энергию у проклятия, очищали и отдавали мне, сами они при этом наливались чернотой. В конце концов они поглотили кляксу, и аура девушки опять стала белой и чистой. Шиза проверила, не остались ли зерна или споры, и сообщила: "Вирона чиста".
Мне было ужасно плохо. Я незамедлительно схватил тазик и телепортировался к лысому холму, упал на колени перед тазом, и меня стало рвать черной жидкостью, как тогда в гробнице. Скоро наступило облегчение. Отступив шагов на десять, я создал огненный шар и запустил его на таз с чернотой. Вспышка осветила верхушку холма, и следом прозвучал громкий взрыв. Таз вместе с содержимым испарился в плазме. В следующий миг я был уже в постели.
— Шиза, у тебя есть версии, кто мог напасть на Вирону? — спросил я, пытаясь понять, кому нужно было убивать девушку.
— Версий нет, предположения есть, — ответила она. — Вирона работает в трактире. Магокаркаса у нее нет, как ты сам заметил, трактир посещают довольно странные компании, может, кто-то заметил ее странность, посчитал опасной и навел проклятие. С таким проклятием и магокаркас бы не справился, от него человек долго чахнет и умирает незаметно. С Вироной все случилось за два дня максимум.
— Вполне может быть, — согласился я, — как-то надо ее возвращать на большую землю… — и не договорив, уснул.
Вирона чувствовала, что умирает, и не хотела с этим смириться. Болезнь пришла мгновенно и высасывала из нее все силы, и понимая, что ей осталось жить не больше часа, девушка отправила открытое сообщение нехейцу, после чего потеряла сознание. В бреду она видела Ирридара, который вливал ей в рот лекарство, ей чудилось, что он держал ее в своих объятиях, и от этого ей становилось легче, и она уснула тихо, спокойно, без сновидений. Проснулась она полностью здоровой. Ирридара, к ее огорчению, не было. Не было и таза у кровати, остались только высыхающие следы босых ног у постели.
Мне снился сон. Демон и лесной эльфар говорили о моих товарищах, эльфар переворачивал листок и перечислял: "Овор, иномирянка и отверженная, она самая опасная". — "С иномирянкой поторопились. Не трогайте ее", — сказал демон, потом почувствовал мой взгляд, обернулся, опалил меня злыми глазами и махнул рукой, словно задергивая занавесь. Видение исчезло.
Проснулся я бодрым и немного решил полежать.
— Эх, хорошо-то как! — потянулся я.
— Вы правы, просто прохожий. Ощущать жизнь во всей полноте — это прекрасно!
Я повернул голову и обомлел: рядом на моей кровати растянулся магистр. Этот субъект не только нежился в моей постели рядом со мной, но и завтракал змеями, выбирая тех, что получше, остальных просто бросал на пол. Но до пола они не долетали, исчезая в воздухе. Ругаться с утра мне не хотелось, настроение было благодушное, и я спросил:
— Магистр, вы умерли, что вы делаете в мире живых? И зовите меня Ирридар, или тан, или баронет, но только не прохожий.
— Баронет, но только не прохожий… — начал заново Вальгум Рострум.
— Стоп! — перебил его я. — Не надо добавлять "прохожий"!
— Как скажете, — не стал спорить он. — Баронет, но только…
С магистром происходили перемены, которые мне не понравились. Он переставал быть адекватным, а что можно ждать от духа без мозгов, но заряженного энергией, как атомная бомба, вы знаете? Вот и я не знал.
— Ты сколько времени провел вне сумки? — спросил его я.
У меня закралось подозрение, что он теряет разум и память, покидая мою котомку. Так оно и оказалось, этот змееед всю ночь гулял по моим апартаментам.
— Магистр, быстро в сумку, и не вылезать из нее без моего разрешения, — приказал я. — Если ослушаетесь, я вас трансклютирую и отправлю к маме ЖЖ.
Я не знаю, что понял дух из моих слов, но он втянулся в сумку и затих. А время близилось к завтраку.
В столовой за отдельным столом сидели злые эльфары, я подсел к ним.
— Привет, снежные. Почему грустные? — взял стоящую напротив меня тарелку, к которой никто не притронулся, и стал есть.
— Послушай, мелкий, ты совсем обнаглел, это порция Торы-илы, — посмотрела на меня Вита донельзя удивленными глазами, взглядом провожая ложку с порцией каши, исчезающей в моем рту с невероятной быстротой.
— Я знаю, — соврал я, — у нас такой обычай: хочешь помириться, раздели с другом пишу, — доел кашу и облизал ложку.
Аре-ил посмотрел на пустую тарелку и хмыкнул:
— Ты все съел, делить больше нечего.
— Дружище, неужели ты думаешь, что принцесса стала бы доедать из тарелки, откуда ел я? Вот, ей остался цвар, — показал я рукой на кружку.
— Доедать из одной тарелки за тобой я бы не стала, — раздался голос за спиной, — но цвар в знак примирения выпью. Подвинься. — И, толкнув меня в бок, рядом уселась Тора. Она выпила горячий цвар, с удовольствием заедая сдобной булочкой, платочком вытерла губы и, улыбаясь, повернулась ко мне лицом.
Я прямо на нее засмотрелся. Вот красивая она, прямо не могу!
— Ну, мы почти помирились, — продолжая мило улыбаться, певучим сопрано произнесла она.
Я не мог налюбоваться девушкой, сидящей рядом, я ощущал тепло ее тела, чувствовал ее дыхание и потому, не задумываясь, спросил:
— Почему почти?
— Потому что, по нашим обычаям, как женщина я должна для примирения еще что-то сделать, — не убирая нежной улыбки с лица, ответила девушка.
— Нужно поцеловаться? — решил угадать я. — Чтобы скрепить, так сказать, дружбу.
— Ты почти угадал, нехеец, — и без замаха врезала мне промеж глаз.
Меня сдуло со скамьи. Кулачок у нее оказался не слабее чем у бойца-эльфара, а реакции позавидовал бы мангуст, скачущий вокруг змеи. В моей голове звенело, словно она была медным колоколом, я лежал ничком на полу под смех эльфаров и робкие смешки студентов с других столов. Мои "бездари" воинственно поднялись на защиту сеньора, бесславно лежащего на полу в общей столовой.
— Сидите уже, раз не смогли защитить своего суверена, — сварливо сказал я и поднялся. Подобрал шляпу и, как мушкетер, помахал ею перед Торой.
— Вы как всегда, ваше высочество, превыше всяких похвал, — добавил к поклону комплимент. — Позвольте вашу ручку?
— Это еще зачем? — с недоверием спросила она меня.
— Он ее откусит, — ответила за меня Вита.
— Если бы ее высочество было согласно, я бы съел не только ее ручку, я бы проглотил ее всю без остатка, настолько она аппетитна, — и снова поклонился, но не так низко.
Эльфары замерли и побледнели еще больше, если с их цветом кожи можно было бледнеть. Мои слова можно было трактовать как комплимент, а можно как оскорбление, намек на близость.
— Так я своим видом вызываю у вас аппетит? — Глаза девушки превратились в узкие щели, напоминающие амбразуры, и из них смотрели тысячи смертей.