— Зачем ты Гвоздя убил? Мог бы просто объяснить.

— Вы сами пришли и, не спрашивая, стали бить мою собственность.

При этих словах идриш возмущенно засопел носом.

— Жить хочешь? — спросил я.

— Спрашиваешь… Кто не хочет? — ответил бандит.

— Вам по-свойски продам целебный эликсир по золотому с носа. Если дорого, выкину на улицу, подыхайте там, — сказал я равнодушным тоном, поскольку плевать хотел на то, что будет с ними.

— Возьми в сумке, — откликнулся бандит.

После ухода незадачливых вымогателей ко мне подступил Изя.

— Ваша милость, — начал он, задрав нос, — мы не ваша собственность.

— Пока ты должен мне деньги, идриш, — перебил его, — ты моя собственность. — Я спокойно смотрел ему в лицо. Он был в прошлом ушлый ростовщик и сам обирал несчастных, поэтому я не собирался его жалеть. — Ты потратил деньги на стройматериалы, на нелепую вывеску, заплатил работникам, и все из моих денег. Один рабочий сломал руку, когда падал с лестницы, и все по твоей вине.

Он моргал глазами, силясь что-то ответить.

— И как ты думаешь, кто ты теперь? — Я насмешливо смотрел на сдувающегося старика. — И кроме того, у меня возникли проблемы с местными бандитами по твоей милости и глупости. И эти проблемы я оцениваю в сотню золотых.

При моих словах толстопуз, недавно успокаивавший Циню, бочком стал продвигаться к выходу.

— Подойди сюда, — позвал его я. Он вздрогнул и затараторил:

— Я тут ни при чем, я просто зашел.

— Кувалда, сломай ему ноги, — сказал я и подмигнул Борту.

— Не надо, ваша милость. — Толстяк упал на колени.

— Ты, наверное, Кабрам? — спросил я, иначе чего ему увиваться за девушкой. Стервец почувствовал приданое — как же, потенциальный тесть стал управляющим трактира!

— Да, ваша милость! — понурившись, ответил идриш.

— Цинея, он тебе нравится? — спросил я. Хотя что там может нравиться? Но мнение женщин часто не совпадает с мужским. Так оно оказалось и на этот раз.

— Нравится, — засмущалась она и исподлобья посмотрела на коленопреклоненного Кабрама.

— Цинея будет работать здесь, и я стану платить ей по пять золотых в трик, — сказал я Кабраму. — Кроме того, подарю ей сто золотых корон в качестве приданого.

Толстячок навострил уши, взгляд его стал внимательным. Изъякиль прекратил шмыгать носом, Цинея удивленно уставилась на меня.

— Мне все равно, за кого она выйдет замуж. — Я улыбнулся, и от моей улыбки толстяк подавился, с усилием проглотив слюну. — Но если узнаю, что ее обидели, я тоже обижусь, и Кувалда обидится, — добавил я, посмотрев, как тот ловко играет тяжеленным молотом.

В зале повисла тишина, потом Изя нагнулся, поцеловал мне руку и очень спокойно произнес:

— Я ваш раб навеки.

Инферно

Прокс озадаченно смотрел на шамана:

— Какая госпожа, Жур?

— Корна, хозяин, — очень спокойно ответил шаман.

Демон осторожно осмотрелся. Все занимались своими делами, и на мирно беседующих хумана и демоненка никто не смотрел.

— Жур, говори очень тихо, — предупредил Грапп, — постарайся вспомнить больше подробностей, это важно.

Хвостатый закатил глаза и поскреб окровавленную повязку на голове:

— Чешется, — пожаловался он. — Вспомнить подробности? — повторил он слова Алеша. — Меня не пустили на пир и пинком вышвырнули из общинной юрты, сволочи. "Тут место не для зверушек", — обиженно передразнил он кого-то. — Я послонялся по стойбищу и пристроился рядом с пастухами, те уже были пьяны и с радостью позвали меня к себе. Мне налили штрафной рог браги и заставили выпить. Брр, — поежился древесник, — ужасное пойло… поначалу, но по башке бьет крепко. Я им предложил курнуть нашей травки, ребята не отказались, и потом мы уже стали друзьями. — Жур замолчал, вспоминая минуты мужской дружбы.

— Дальше что было? — поторопил его Грапп, вытащив древесника из омута воспоминаний.

— А дальше мы разговаривали о жизни у них и у нас, сравнивали, где лучше. Они интересовались, как мы берем наших самок и не мешают ли нам хвосты. Дурачье! — засмеялся шаман. — Как хвост может мешать? Подберешься незаметно к самочке на дереве, когда она спит. Раз — хвостом ее шейку обхватишь, да так, чтоб она задыхалась, ее хвост лапой прижмешь… — ударился в воспоминания хвостатый, его поросячья морда разомлела от картинок былых подвигов.

— Жур, ты потом расскажешь о своих похождениях, — сдерживая смех, прервал его Алеш, — ты дальше рассказывай.

— А я что делаю?! — обиделся раненый. — Дай еще каши, — попросил он.

Алеш наложил еще тарелку и терпеливо ждал, когда древесник насытится и соберется с мыслями. Жур вновь вылизал тарелку и сыто рыгнул, потом приподнялся и оглушительно выпустил газы. Все сидящие рядом с негодованием посмотрели на них и отодвинулись подальше.

— Жур, ты что творишь? — поморщился Прокс, отмахиваясь от неприятного запашка. В то же время его распирал смех.

Листи и ведьмы, сидящие неподалеку, скользили взглядом по беседующим и пытались понять, кто это такой бесцеремонный.

— Прости, хозяин, — как ни в чем не бывало сказал древесник, — так лучше вспоминается, переел я что-то. Да и слаб после ранения.

— Считай, что прощен, Жур, говори дальше, — отмахнулся от его извинений Демон.

— Так вот я и говорю: дурачье, как самку придушишь и вдуешь ей…

— Это я понял, Жур, ты дальше рассказывай.

Древесник задумался, пытаясь ухватить ускользающую мысль.

— Жаль, что у тебя нет хвоста, хозяин, — с сожалением произнес он и опять приподнялся.

— Не вздумай снова портить воздух, — предупредил его Алеш. — И если ты не перейдешь к сути, я вырву тебе хвост и заткну им твою задницу.

Жур немного посопел и продолжил:

— Поговорили мы еще, выпили, и мне захотелось отлить. Я встал и стал мочиться на жерди загона, а эти придурки раскричались и тоже мне дали пинка, еще и наорали, мол, если еще раз тут появлюсь, тронгам скормят. Тогда я пошел в кусты, а там госпожа Корна сидела, она поманила меня пальчиком. Я и подумал, щас я этим бесхвостым покажу, как надо хвостом пользоваться.

— И что, показал? — раздался насмешливый голос Листи за спиной у Алеша.

Раненый хмуро посмотрел на нее и ответил:

— Не помню. Я только помню, что кусты раздвинул. — Он замолк и заново начал вылизывать тарелку.

— Больше ничего не помнишь? — с надеждой спросил Прокс.

— Нет, хозяин. Не помню.

Алеш махнул головой, приглашая демоницу последовать за ним, и отошел в сторону. Он уселся так, чтобы их не могли слышать, и подождал, когда рядом устроится Листи.

— Тут вот какое дело, — очень тихо начал он. — В кустах, где нашли Жура, была Корна, так сказал он сам, и она манила его к себе. Получается, что это она ему голову раскроила. Что ты об этом думаешь?

— Может, и она, — подумав, ответила Листи. — Я бы тоже так поступила с этим огрызком. Может, она нужду справить пошла, а тут ухажер хвостом шею захлестывает. Как ты думаешь, что она должна была сделать? — Листи еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

— Это я понимаю. Вопрос, который остается открытым: кто воспользовался его кинжалом?

— Алеш, ты сам видел красную демоницу, она нисколько не похожа на Корну.

— Видел, — согласился хуман. — Я сейчас думаю о сообщниках. — Он пристально посмотрел на Мать сенгуров.

— Понимаю, но не верю. Какой смысл Корне предавать? Она толстяка до этого не встречала, скрытых мотивов я не вижу. Мы вместе росли и вместе стали матерями. Здесь что-то другое. И это другое надо искать, Алеш. Краснокожая очень ловко столкнула нас, воспользовавшись кинжалом. Если ей не удалось свалить вину за смерть Маджимы на тебя, она смогла посеять недоверие среди нас. Родной, — она ласково погладила мужчину по руке, — как ржавчина разъедает металл, так недоверие разъедает дружбу. Я это знаю, у нас тоже были сенгуры, которые служили крысанам и сдавали наши схроны.

— Я понял тебя, Листик, давай отправляй ко мне по одной тени на беседу. Начни с Сурны.