Рассвет принес с собой теплые лучи светила, пение птиц и… фримданов. Их стоянку плотным кольцом окружили всадники на лошадях, и их было много, несколько сотен. Они не нападали, а стояли молча, окружив лагерь.

– Приехали! – зло проговорил Ремсурат и стал оглядывать ряды всадников.

Коротышка был прав. Их у Оазиса ждали пустынные разбойники. Он оказался провидцем.

Рядом с всадником, который держал бунчук племени, поднялась рука с веткой.

Ремсурат обернулся к хмурому купцу.

– На переговоры зовут, – проговорил он. Тяжко вздохнул и направился к своему дракону, сел и выехал навстречу к тому, кто держал ветвь.

Он ехал не спеша, обдумывая, что понадобилось столь большому войску фримданов здесь, у Оазиса. Это была мирная территория, и закон пустыни не разрешал нападать на путников, иначе судьба не будет благосклонна к нарушителю правоверных традиций.

Он подъехал ближе и остановился в пяти метрах от переговорщика. Натянул поводья и, ни слова не говоря, посмотрел на седого жилистого фримдана с ветвью.

Тот тоже выдержал паузу, разглядывая чернокожего. Затем произнес:

– Ты с юга, воин, из полосы влажных лесов, и знаешь наши законы. Я Эрмискар, хубаб племени Шаалво. Мы хотим забрать воительницу альмар и бледнолицего певца души. Вы же можете следовать дальше.

– Я Ремсурат, начальник охраны каравана. Я передам ваши требования, хубаб саи Эрмискар. Альмар и певец не принадлежат каравану, они пристали в дороге. Мы за них не отвечаем.

«Хубаб – вождь. Альмар – женщина».

– Я услышал тебя, черный, – презрительно скривился пустынник. – Альмар сражалась за вас. Иди и передай наши требования тому, кому они предназначаются. – Он бросил ветвь на песок.

Ремсурат плотно поджал губы. Ему было стыдно. Его признали недостойным. Он отказался от вампира, а она действительно сражалась за караван. Он молча натянул поводья, уводя дракона направо, и поехал в сторону каравана.

«А что я мог сделать? – уговаривал он сам себя. – Что мы могли сделать с таким войском? Сгинуть в песках, как другие?»

– Они требуют выдать им вампира и певца, – сообщил он купцу. Тот обернулся к Ганге и позвал ее, помахав рукой.

– Уважаемая Ганга, тут такое дело… – начал он спокойно и огорченно. – Фримданы требуют вашей выдачи и еще этого бледнолицего певца. Мы не можем с ними сражаться и не можем вас выдать. Может, у вас есть какой совет?

Ганга оглядела волнистую линию воинов пустыни. Несколько десятков стражников для них на один зуб. Их уничтожат в первые минуты боя. Что так ее возьмут в плен, что эдак.

«А купец молодец, не струсил, – подумала Ганга. – Готов сражаться, а не выдать».

– Я сама к ним пойду, – произнесла она. – Спасибо, саи Рахим, что не выдали меня. Но за меня умирать не надо. Я не привыкла прятаться за чужими спинами. Мира вам и спокойной дороги, – напутствовала она купца поговоркой орков и направилась к своему костру.

Ей в спину тихо с облегчением выпустил воздух из груди Ремсурат.

– Обошлось, – произнес он. Купец глянул на него, но ничего не сказал.

Ганга подошла к костру.

– Значит, так! – произнесла она. – Меня и эльфара забирают фримданы. Ты, – она кивнула на дворфа, – можешь ехать с караваном.

Башмунус аж подпрыгнул на месте.

– Как с караваном?! Я с вами, госпожа Ганга! Если выживем, то вместе, а если умрем, так с оружием в руках. Я готов драться с этими исчадиями песка… – Он поправил щит за спиной и повертел в руках меч пустынников. – Жаль, кольчужки нет, – проворчал он. Ганга улыбнулась на его воинственность. Ей стала приятна преданность дворфа.

– Я не умею держать меч в руках, госпожа, – следом ответил эльфар. – Я сожалею, что подался на уговоры братьев и затащил вас сюда. Простите меня, если сможете… Я буду петь посмертную песнь героев, и с тем… умрем…

– Ну помирать я пока не собираюсь, Шав. Но идею ты подал правильную. Пой, как только выйдем из Оазиса. Ты, Башмунус, прикрывай мне спину. Мы покажем этим песчаным червям, чего стоят жители Сивиллы.

Они тесной кучкой под молчаливые скорбные взгляды всех, кто был в караване, пошли прочь. Неожиданные попутчики пришлись по душе всем. Ганга активировала свой молекулярный меч. Дворф прикрылся щитом и твердо держал в руках меч пустынника. Эльфар тащил мешок и шел третьим. Ганга стала собирать всю энергию, что могла собрать и не погибнуть. Прошлый опыт ей дался нелегко, но жених научил ее контролировать себя.

– Пой! – не оборачиваясь, приказала она, и дворф передал ее приказ.

– Давай, снежок, пой свою посмертную песню.

Эльфар набрал в грудь воздух, и над пустыней разнесся неожиданно могучий бас. Тяжелый, торжественный звук даже не песни, волшебных, пугающих своей мощью звуков стал подниматься выше и вширь. Волной распространялся по песку, заставляя его кружиться. Сначала робко, а затем все сильнее и быстрее. Магия Ганги вошла в резонанс с песней, и вокруг троицы образовался врывающийся смерч из песка. Они шли прямо на фримданов, и те не выдержали, дрогнули. За спинами вождя раздались испуганные крики:

– Дейва! Дейва!..

– Молчать! – закричал хубаб. – Схватите их! – И направил свой меч в сторону троицы.

Ближайшие командиры передали его приказ, и волна воинов хлынула на приближающихся смельчаков.

Ганга увидела это и усилила сбор энергии. А песня эльфара загремела над пустыней. Всадники, достигшие круговорота песка, попали под мощный поток ветра, песка и магии. Их сбивало с лошадей, уносило, закручивало вместе с песком. И вот уже десятки фримданов, отчаянно вопя, кружились в смерче. А он поднимался темной тучей и следовал за троицей.

Такого в пустыне еще не видели. И поглядев на то, что случилось с теми, кто поспешил, остальные пустынники стали отступать. Остался только вождь, давший команду захватить троицу, и с десяток его ближних соратников.

Ганга уже не видела, что происходит за стеной песка, пыли и летающих тел фримданов. Она шла наугад в сторону старика, что махал мечом. И тот, видя, что смерч приближается к нему, сдался. Он развернул отчаянно ржущего от страха коня и поскакал в пустыню.

У Гáнги заканчивались силы. Запас магии еще был, и его было много, но удерживать под контролем сырую энергию, что набрала силы и превратилась в настоящий смерч, было уже не под силу. Она отпустила управление, и бесконечно высокий столб песка, сверкая молниями, сорвался с места и, набирая силу урагана, самостоятельно направился по одному ему понятному пути. Ганга применила телепорт, и они мгновенно очутились в стороне от эпицентра разыгравшейся бури. А столб песка на глазах пораженной силой стихии троицы черной, сверкающей молниями башней уходил вглубь пустыни. Фримданов нигде не было. Лишь отдельные тела, разбросанные вокруг, валялись без дыхания на песке, полузарытые, с ободранной до мяса и костей кожей. От увиденного ее передернуло.

– Хватит, Шав, петь. Молодец. Остановись, – устало попросила эльфара Ганга и без сил опустилась на песок. Эльфар прекратил свое пение и тоже устало сел рядом.

На то, что происходило в стороне от Оазиса, с ужасом смотрели караванщики. Все они отдали должное мужеству троих нелюдей, которые пошли на верную смерть. Их или убьют тут, или принесут в жертву дейвам в разрушенных городах чернокнижников. Их участь была печальна. Их жалели и не могли ничем помочь. Но неожиданно запел бледнолицый певец, и эта песня была подобна приходу самой смерти. Ее торжественные, печальные звуки пробирали слушателей до дрожи. Она ложилась на души всех, кто ее слушал, страшной обреченностью, и песнь звала. Звала на последний смертельный бой. Трое уходили, чтобы погибнуть как герои. От этих звуков поднялся песок и закружился в смертельно красивом танце. И все почувствовали приближающуюся скорую погибель. Эта троица звала госпожу смерть. И та пришла. Ужас сковал сердца воинов, караванщиков и самого купца. А что творилось среди фримданов, можно было видеть со стороны. Часть из них тут же покинула войско и по частям устремилась прочь. Остальные, ведомые волей седого вождя, бросились в смертельную схватку с призывателями смерти.