На привале Драко упал первым — лицо белое, сил нет, сразу видно, так что инструктор махнул мне, штатной медичке, займись, мол, пока остальные натаскают хвороста, наберут воды… ну и прочее.

— Извращенцы вы, — говорил он, пока я промывала его кровавые мозоли и обрабатывала их антисептиком. — Так мучиться…

— Идиот, мы наслаждаемся! — оборвала я. — Такой воздух! А природа? Гляди, какая вокруг красота! Сейчас палатки поставят, приготовят поесть… И учти, завтра еще столько же идти, а потом обратно топать!

— Брось меня здесь, — попросил Драко вполне серьезно (он явно не смотрел наши фильмы). — Я не дойду.

— Чистокровный слабак, — сказала я. — Лошадку подать? Или там экипаж, на чем у вас ездят? А, забыла, ты метлу предпочитаешь!

Он дошел. Он плакал на ходу, отставал, падал, поднимался, на привалах от него толку не было никакого: Драко сразу сорвал руки, попытавшись помочь ставить палатку, но ребята у нас понимающие, не то что в этой волшебной школе, они и виду не подали. Ну, пошел парень впервые, так старается не ныть, держится кое-как, закусывает губы и держится… Ему все помогали, даже если он этого не замечал.

— Мерлин, какой же я слизняк… — сказал он мне в последний вечер, сидя у костра. Ладони у него были перетянуты грязными бинтами — я постаралась, но за сегодняшний переход перевязка пришла в негодность, надо было менять, чем я и занялась.

— С ногами что? — спросила я.

— Болят, — со смешком ответил Драко. — Но без крови.

— Покажешь потом.

— Ага…

И мы замерли, глядя в огонь, и сидели так, пока дежурные не сунули нам по миске пшенки с тушенкой — райской пищей, первой за день, не считая пары бутербродов. Я-то что, я, как говорит папа, камни могу есть и поленом закусывать, а Драко сперва мучился страшно, то невкусно, то еще что… Но он все стерпел, мог гордиться собой!

Жестоко, конечно, было тащить его в зимний поход, летом попроще, хоть и подольше… Но мне почему-то показалось, что так правильнее. Перестанет плакать от всяких глупостей, вот!

— Дома меня уложат в постель, вызовут медика и не велят вставать до самого отбытия в школу, — со смешком сказал он, скинув с плеч рюкзак, и показав пораненные, пожженные, помороженные руки с сорванными и грязными ногтями.

— Да ладно. Я не думаю, что твои предки такие уж… — Я развела руками. — Тебе что, так плохо было?

— Сперва — ужасно, — честно сказал Драко. — Холодно, больно, утром из палатки вылезаешь — ох… А потом… Не знаю, как сказать, будто второе дыхание открылось. И я понял, что пока страдал, просмотрел уйму всего красивого… Ну, водопадик тот, я еще ноги промочил, ты ругалась, мол, если простыну, бросишь… И еще осенние листья под снегом, лосей, помнишь?

— Винни все заснял на видео, посмотрим потом, — ответила я.

— Если пустят.

— А ты наври и смойся!

— Я уже разок наврал. Убедительно, как ты сказала! — засмеялся Драко и снова посмотрел на свои изуродованные аристократические руки.

Честно говоря, он не был красивым мальчишкой. Даже симпатичным не был! Но я испытывала к нему самое страшное, по мнению Энн, чувство — жалость.

Казалось бы — за что его жалеть? Дом — полная чаша, оба родителя живы, чистокровный (это что касается школы), знатный, ни в чем не знает нужды… Зато он никогда не видел раньше, как матерый лось (рога — как громадная корона!) осторожно переходит тропинку, а за ним идут лосиха и совсем маленький долговязый лосенок. И как лисы на снегу играют, тоже не видел. И из проруби не пил. Что это за жизнь?

С таким раздумьем я и вернулась домой. Ясно, Энн, отмыв меня от походной сажи, мигом вытянула все подробности, а там…

— И не думай, — приказала она.

— А я и не думала! — огрызнулась я. — Что я, изверг?

— Чего-о?

— Того! Представь себя в роли тещи!

Энн задумалась, а потом вдруг как-то тихо сказала:

— Я была бы хорошей тещей… Да и свекровью тоже.

Папа дежурил в ту ночь, но мы с Энн не болтали. Я ушла спать, а она допоздна смотрела телевизор и, кажется, немножко выпивала (за крепкое спиртное папа бы ей отвесил горячих, бывало уже; он не запрещал ей пить совсем, только чтобы знала меру). Не знаю, что такого я сказала…

Каникулы промелькнули, как не бывало. Наши отношения с Энн стали как-то холоднее, но почему, я так и не поняла, а папа сказать не смог. Велел только вести себя в школе по-прежнему и спуску никому не давать.

Мы встретились с девчонками на платформе, заняли купе и твердо решили не пускать никого постороннего, поэтому, когда к нам сунулся Малфой, мне пришлось уйти с ним в тамбур — слово есть слово.

— Ну чего? Сильно ругали? — спросила я.

— Нет. Нет… — ответил он, но потом вдруг улыбнулся: — Только запретили с тобой даже рядом стоять! Ну, это мама сказала, когда мои руки увидела…

— А отец?

— А он засмеялся и сказал, что привести руки в порядок — дело получаса, а такой опыт пригодится любому. В общем, они теперь не разговаривают, — вздохнул Драко.

— У меня тоже какая-то ерунда вышла… ну, это наши, маггловские дела, — вздохнула я.

— Из-за меня?

— Да. Короче, это дела семейные, я тебе ничего о них не скажу.

Он кивнул: кажется, у чистокровных фраза «семейные дела» — вроде пароля.

— Здорово было… — произнес Драко.

— Держи фотки, — сунула я ему спрятанный под мантией конверт. — Винни у нас спец! Видео, увы… Тут мы никак не посмотрим.

— Спасибо. А летом вы тоже ходите в походы? — не отставал он.

— А как же! Недельки на две-три… и подальше. Уедем на поезде миль за сто… и пойдем гулять! Ну чего ты вытаращился? Если предки отпустят, давай с нами! Только скажи заранее, сможешь или нет, а то у тебя в этот раз ничего с собой толкового не было. Тебя надо и одеть нормально, и обуть… и, — вздохнула я, — заплатить инструктору.

— Так что, в этот раз ты платила?! — сразу взвился Малфой. — За меня?!

— Да ладно, там немного. Считай, это был подарок на день рождения, вот! Запоздалый, — это я вовремя вспомнила, что он вроде бы родился летом. — Но потом давай сам. Шмотки найдем да и пойдем.

— Не загадывай, — негромко произнес он. — Там видно будет.

— А ты не ной, — сказала я. — В походе же держался?

— Еще бы я перед магглами нюни распустил!

— А начнешь сейчас ныть, я всем расскажу, где ты был на каникулах, а еще и фотки покажу… и не прячь их, у меня еще есть!

Драко шмыгнул носом и сказал:

— Папа бы оценил твое умение шантажировать. Не буду я ныть…

— Обещаешь?

— Обещаю…

Все было хорошо. Драко не ныл, как и обещал, но исподтишка грозил мне кулаком, на что я показывала язык. Девчонки не приставали… ну по мелочи разве, а на это я не заклятием отвечала (много чести!), а ударом сумки. А в сумке тяжелые учебники… Скоро они перестали, хотя бдительности я не ослабляла, так папа учил.

Неприятности начались, когда на зельеварении я уронила сумку, книги рассыпались прямо под ногами у профессора Снейпа, но это бы еще не беда… Драко, как настоящий джентльмен, первым бросился поднимать мои учебники, за ним ломанулись его приятели, и один из них так неудачно схватил книжку, что из нее вылетела старая фотография — мы с папой и Энн на курорте. Папа устало щурился, я в забавной панамке с торчащими из-под нее косичками радостно махала фотографу (и, помню, обиделась, не дождавшись обещанной вылетающей птички!), а Энн просто улыбалась, ее огненные волосы горели на солнце, а зеленые глаза были чуть прижмурены от яркого света — темные очки она подняла на лоб. Мне нравилась эта фотография, мы тут толком не позировали, а такие лучше всего выходят.

Профессор, увидев снимок, явно переменился в лице, но ничего не сказал, однако после занятия подозвал меня и сказал:

— Мисс Оук, мне, как вашему декану, хотелось бы познакомиться с вашей семьей. Как вижу, вы неплохо вписались в коллектив, но…

— Да у нас все в порядке, сэр, — сказала я. — Если что, я жалуюсь Драко… Ну это если я сама не могу кому-то надавать, а я очень даже могу.