– А они есть?

– Я выражаюсь фигурально, миз, – Лаура подняла руку с безупречным маникюром. – Я лишь хочу сказать, что руководителю нужно видеть картину в целом и, желательно, изнутри. Миз Польна пошла именно этим путем, и меня это порадовало, так что легкое разочарование от опоздания на романтический ужин я пережила без проблем, – закончила она.

– Воспитаем начальника в своем коллективе, – пробормотал Текс. – А если он пришлый, то перевоспитаем под коллектив, так?

– Совершенно верно, – улыбнулась О'Гризи.

– А вы не слыхали, миз, у нового главврача успели появиться недоброжелатели? Скажем, она кому-то перешла дорогу…

– Разве что сьеру Венхайму, – подумав, ответила Лаура. – Но он только грозится, мол, вот назначат меня руководителем, переделаю все по-своему… Это всего лишь слова. Свою операционную на начальственный кабинет он никогда не променяет. Ну и, конечно, он поворчал на тему того, каких юнцов нынче ставят на такие должности! Для него все, кто моложе пятидесяти – молокососы, – пояснила она. – А вас, уважаемые детективы, подозреваю, он вовсе не воспримет всерьез.

– Ничего, миз, в паре мы сойдем за взрослого человека, – ответила Эл и широко улыбнулась. – Полсотни лет на двоих у нас с Тексом наберется.

– Больше, – буркнул он.

– Благодарю за содействие, миз. Обождите, пока мы закончим с опросом, будьте любезны. Вас проводят, – отбарабанила Эл, дождалась, пока за О'Гризи закроется дверь, и выдохнула с облегчением.

Текс тоже выдохнул – он опасался, что Лаура может и впрямь поцеловать его по старой памяти, с нее бы сталось! Однако обошлось…

– Что-то не получается из вас злого полицейского, – сказала ему Эл.

– А из тебя доброго, – не остался он в долгу. – Что, махнемся?

– Ага. А то следующий у нас как раз сьер Венхайм, а ему под восемьдесят. Я такого мастодонта не потяну, – честно призналась она. – У меня и после О'Гризи руки трясутся.

– Ничего у тебя не трясется, – проворчал Нортон, меняясь с нею местами. – По мне, так нормально все прошло. Разговорить Лауру не каждому дано.

– Так она и не разговорилась, – Эл уселась на подоконник. – В смысле, наговорила много, но так… общими словами. Точно так же можно рассказать о том, что у нас в управлении делается, разве нет? Ну, как шеф на совещаниях три шкуры с заместителей дерет, выспрашивает, почему дроны и машины не починены, отчего труба течет, пять висяков с прошлого года на нас болтаются…

– Ну… да, пожалуй, – согласился Текс.

– А дальше я не стала расспрашивать, – добавила она. – Вы же сами сказали, это опрос, а не дознание. Пока, наверно, достаточно, как думаете?

– Ага, вполне, – ответил он и крикнул: – Эй, там! Пригласите сьера Венхайма!

Дитеру Венхайму недавно сравнялось семьдесят восемь, но выглядел он едва ли на пятьдесят с небольшим. Рослый, кряжистый, с когда-то смоляными, а теперь наполовину седыми волосами, он вошел и сразу заполнил собою весь кабинет. Во всяком случае, у Текса возникло такое ощущение.

– Зипперы, значит, по наши души, – проговорил тот, обстоятельно устраиваясь напротив Текса. – Ну-с, молодые люди, чем мы обязаны вашему визиту, я уже в курсе. Давайте-ка не будем тянуть время, задавайте ваши вопросы поживее, у нас работы по горло!

– Гхм… Я детектив Нортон, – отрекомендовался Текс, – а это детектив Харди.

Тут он сообразил, что Эл, хоть и представлялась, детективом себя не именовала. Лаура сама ее так назвала!

– «Чистая линия»? – спросил Венхайм, едва взглянув на Эл. – Ну надо же! Никогда вблизи не видел, а чтоб при таких обстоятельствах… – Тут он перевел взгляд на Текса и добавил: – Да и вы мне чем-то знакомы. Донор, я не ошибаюсь?

Нортон понял, что сейчас кого-нибудь пришибет. Мало было Лауры, теперь еще этот старый пень…

– Сьер, вы вот так, с одного взгляда способны распознать, к какому типу относится собеседник? – с неподдельным интересом спросила Эл.

– Поработайте в «Возрождении» с мое, миз, и не такому научитесь, – ухмыльнулся Венхайм. – Да и нехитрый это фокус. У вас внешность более чем характерная, так что либо вы сами из «чистой линии», либо потомок в первом-втором поколении. Ну а сьер Нортон… – он прищурился. – Если служит в полиции, значит, ГСЗ не ниже желтого. Судя по косвенным признакам – скорее, зеленый. А раз так, почти со стопроцентной вероятностью молодой человек был или являетя донором. Я прав?

Текс молча кивнул.

– Это вам нужно быть детективом, сьер, – широко улыбнулась Эл, сверкнув белоснежными зубами. – Впрочем, ваш опыт нам и не снился…

– Не надо грубой лести, миз, – усмехнулся Венхайм. – Я разбираюсь только в своей области знаний, а сейчас сделал простейшее умозаключение. Задавайте уже ваши вопросы!

– Конечно, сьер, – кивнул Текс и взглянул на свой браслет. – Скажите, после совещания вы сразу покинули центр?

– Нет, и вы прекрасно об этом осведомлены, потому что наверняка проверили данные с проходных, – живо отозвался тот. – И я скажу вам, почему задержался: я зашел в свой кабинет за зонтом, после чего спустился на стоянку и уехал домой. Давайте ближе к делу, сьер!

– Миз О'Гризи сказала, что совещание так затянулось из-за того, что миз Польна подробно расспрашивала вас, а вы…

– А я развернуто отвечал, – снова перебил Венхайм. – Да, так и было.

– Она упоминала о ваших разногласиях касаемо подхода к рабочему процессу.

– Не самому процессу, а общей концепции, – поправил тот. – Да, это так.

– А вы не могли бы в двух словах пояснить, в чем состоит различие между вашими позициями? – встряла Эл. – Для непосвященных?

Венхайм тяжело вздохнул и почесал подбородок.

– Вы, надо думать, биологию исключительно в школе изучали, и то по верхам? – спросил он.

Текс переглянулся с Эл и нехотя кивнул.

– Еще в рамках курса новейшей истории рассказывали о переходе к системе ГСЗ и связанных с этим проблемах, – добавила девушка. – Но в очень общих чертах. В смысле, предпосылки и так понятны – Война, ее последствия…

– Ну хоть на том спасибо, – провочал Венхайм, вздохнул и добавил: – Ну что ж… Если в двух словах, то внедрение системы ГСЗ было вынужденной мерой, повлекшей за собой серьезные протесты и волнения. Даже вспоминать не хочется, какими словами клеймили основателей проекта!

Текс поморщился, предвидя длиннющую и занудную лекцию, и старик, видимо, заметил эту гримасу, потому что тут же отреагировал:

– Молодой человек, я не собираюсь читать вам углубленный курс истории, этики и прочих сопутствующих дисциплин. Я хочу лишь убедиться, что вы в курсе основ и в состоянии понять мои слова.

– Конечно, сьер, продолжайте, – кивнул Нортон. Ему хотелось курить, но он решил потерпеть, чтобы не нарваться еще и на проповедь о вреде никотина.

– Так вот… – Венхайм свел вместе кончики пальцев. – Как вам, я надеюсь, известно, еще до Войны существовало множество генетических заболеваний различной степени тяжести: от таких, при которых человек был в состоянии жить сравнительно нормальной жизнью, до таких, с которыми ребенок доживал в лучшем случае до десяти лет, и то в непрерывных мучениях. Существовали и дефекты, устранимые хирургическим путем, но мы сейчас не о них.

– Но вы ведь хирург, – уточнила Эл.

– Да, я занимаюсь именно вторым вариантом, – кивнул Венхайм. – Бывает, скрининг показывает порок сердца у плода или еще какую-то патологию, которая вполне устранима еще до рождения или сразу после него, тут мне и скальпель в руки… Но мы сейчас о неизлечимых случаях. Тех, когда пациент с помощью безумно дорогой терапии может протянуть год – другой, но это время станет адом и для него, и для родственников. Или тех, когда этот пациент рождается, уж простите за прямоту, без малейших надежд на развитие. Я имею в виду умственное развитие, – пояснил он. – Ну а кое-кто и вовсе был способен существовать только на аппаратах.

– А эвтаназия как же? – удивилась девушка.

– Так она была разрешена лишь в нескольких странах, миз, а зачастую возможна только по воле пациента, – хмыкнул старик.