Искусно продуманная декоративная первооснова системы образов, связанных с гражданственностью, выраженная не в функциональном градостроении, а в возведении гармоничных и живописных зданий в самых разнообразных масштабах – от грандиозного до миниатюрного – быстро обрела в провинциях римского Востока статус лингва франка в архитектурном декоре городов. В ней всегда сохранялась строгая симметрия, гармонично структурированная ясно выраженным повторением частей и композиционных мотивов, представленных на осевой линии в обрамлении второстепенных сопровождающих элементов. Уравновешенность привлекала внимание к главной детали, расположенной в центре. На храмовых фасадах, служивших главным композиционным элементом арок, в эдикулах и на пропилеях находили свое отражение общепризнанные религиозные образы, исполненные глубочайшего священного смысла. Триада создавала яркий имперский образ и символизировала безопасность, отражая посыл, неотъемлемо присущий имперской идеологии и системе образов, – поскольку пребывала в равновесии и, подобно пирамидальному устройству общества, свидетельствовала о первостепенной важности веры, божественности, памяти или социально-политической концепции. Тем не менее сама архитектура была, по существу, народной, масштаб ее в полной мере соотносился с восприятием пешехода, она оказалась практичной и доступной, и города восточных провинций охотно ее приняли.

В период принципата городские центры по всей огромной Римской империи и в особенности на Востоке, как в этнически еврейских, так и в греко-римских поселениях, принимали участие в «формировании мнения». В архитектуре, выбранной для градостроительства, они утверждали общественно-политический койне имперской образности, а также культуру и идеологию Римской империи. Это происходило по всей империи, шаг за шагом, но поразительно быстро, и апогей такой практики пришелся на конец II в. н. э. Там же, в это же время, в одном и том же культурном и социально-политическом окружении, развилось христианство, постепенно превратившись из сельского еврейского культа (Eclesia ex circumcisione, «Церковь обрезания») в городскую религию (Eclesia ex gentibus, «Церковь язычников»)[467]. Разумно предположить, что культурные и социально-политические модели, усиленные идеологией и образностью империи и утвержденные в имперской архитектуре; служили мощной движущей силой и эффективным инструментом в формировании мнений и помогали распространять не только систему образов Римской империи, но и образность и идеологию христианства. Значимость римской имперской архитектуры и римского градостроительства не уменьшилась и в ту эпоху, когда на римский Восток проникло христианство и началась история ранней Византии. Все греко-римские полисы сохранили свой величественный облик – разве что заменили храмы на церкви. К слову, церкви располагали именно в римских гражданских базиликах, и такие архитектурные предпочтения вовсе не случайны. Внутреннее пространство базилики должным образом оформили в согласии с триадической системой духовных образов, на ее прекрасных мозаичных полах вольно запечатлели религиозные повествования, и воздействие ее образов и идей не ослабло ни на миг даже в ту эру, когда и саму память о Римской империи окутал туман забвения[468].

Нет никаких сомнений в том, что монеты времен Иисуса могут помочь нам воссоздать некоторые аспекты мира, в котором он жил, а также лучше понять людей, живших в то время.

Чеканные монеты были лидийским изобретением конца VII в. до н. э. Их ввели в обращение на Древнем Ближнем Востоке в начале V в. до н. э.[469]. Однако монеты не сразу заменили предыдущую экономическую систему, построенную на бартере и использовании взвешенных металлов[470]; этот процесс шел долго и медленно[471]. Впрочем, к I в. н. э. монеты применялись уже широко, наряду со старыми экономическими системами[472].

Согласно Евангелиям, Иисус прекрасно осознавал значимость денег – и монет, и иных форм валюты. При его жизни бронзовые монеты различного номинала чеканились в Галилее, Иудее и Самарии, более того – в этих областях находились в обращении многие серебряные монеты, даже несмотря на то, что они в указанный период там не производились. Иными словами, и «бронза», и «серебро» были в широком ходу, – а значит, Иисус, много странствующий по этим краям, был знаком со способами применения денег, включая использование монет в крупных и мелких сделках[473].

Сто лет тому назад Эдгар Роджерс, священник и нумизмат, позволил себе высказать мысль, актуальную до сих пор:

Кроме того, путаница восходит еще ко времени издания Библии Тиндейла (1525 г.) и последующей версии – Библии короля Якова (1611 г.) – и к возникшим в те дни прецедентам. Неудивительно, что авторы этих переводов имели склонность «перетолковывать номиналы древних монет, встречающихся в греческих, латинских и еврейских библейских источниках, в соответствии с достоинством английских монет XVI–XVII вв.»[475].

Таким образом, эти классические переводы Священного Писания дают нам больше информации о монетах, которые были в ходу в Королевстве Англия в начале Нового времени, а не в Древней Галилее или Иудее! Например, древнегреческое слово λεπτόν, призванное описать монету наименьшей ценности, – возможно, половину пруты[476] или кодранта, – стало передаваться словом mite. Это слово из древненидерландского языка, и означает оно «маленький обрезок»; монета с таким названием действительно была в обороте во Фландрии в XIV веке. Монета, именуемая драхмой или динарием, стала серебряным «пенни» из-за британских серебряных пенни, находящихся в обороте в те дни. Собственно, до сегодняшнего дня в Англии принято использовать для одного пенни аббревиатуру – 1d, которая восходит к римскому динарию, бывшему в ходу около двух тысяч лет назад.

В дополнение к подобной путанице библейские источники при упоминании монет почти никогда точно не называют конкретный тип монеты, и остается лишь экстраполировать на текст иную доступную информацию, используя в качестве источников данные археологических раскопок или сами монеты. Однако исследование этих монет может помочь нам лучше понять Иисуса, его мир и евангельскую историю.

Одна из самых важных функций денег, которую можно напрямую соотнести с жизнью Иисуса, была связана вот с чем: еврейским паломникам требовалось обменивать деньги, когда они приходили в Иерусалимский Храм. Например, в Деяниях сообщается, что в праздник Пятидесятницы «в Иерусалиме находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом» (Деян 2:5). Иными словами, множество иудеев со всех концов Древнего мира совершали путешествия на Святую Землю. Паломники приносили с собой не только особые традиции и языки, но и имущество, в том числе деньги в родной валюте или монеты, которые им принесла торговля в дороге.

Похожим образом обстояли дела и в других активно посещаемых областях Древнего Ближнего Востока, где в одном и том же месте можно было встретить множество самых разных видов монет, стандартов веса и систем денежного обращения, благодаря чему развивалась сеть независимых меновщиков. Они выполняли очень важную функцию, особенно в Иерусалиме, где по прибытии еврейским паломникам нужно было обменять их привезенные деньги на серебряные тирские монеты, чтобы оплатить ежегодную пошлину, равную половине шекеля, на нужды Иерусалимского Храма[477]. Более того, поскольку чужестранцы не брали с собой в путь много мелких денег, эти меновщики, или, проще, менялы, также выполняли важную функцию по размену монет более крупного номинала на мелочь, необходимую для повседневной купли-продажи или оплаты услуг.