23. Широко распространенное убеждение, корни которого восходят к иранской традиции и имеют параллели в эсхатологических движениях по всему миру, в том, что о пришествии нового века возвестят невиданные бедствия (ср. Дан 12:1, Откр 3:10, 3 Ездр 6:24, м. Санх 9:15), что царство сатаны не сдастся без боя (ср. 1QM, Зав. Дана 5:10–13), не просто появляется в Мк 13:3–23, но и находит свое полное выражение в Мф 11:12–13 = Лк 16:16 («Царство Небесное силою берется»); Мф 10:34–36 = Лк 12:51–53 (ср. Ев. Фом 16; «настало время не мира, но меча»), и, возможно, также и в других текстах[551].

24. Не раз Иисус увещевает людей бодрствовать, ибо эсхатологический кризис может начаться в любой момент: Мф 24:43–51 = Лк 12:39–46, Мк 13:33–37, Мф 25:1–13, Лк 12:35–38; 21:34–36. Бен Мейер верно заметил по этому поводу: «Кажется почти нелепым полагать, будто эсхатологическая проповедь, основанная на мотиве не просто неминуемого, но внезапного суда, оставляет открытым вопрос о том, какое поколение будет этим судом внезапно застигнуто – это или какое-либо другое»[552].

25. Мк 14:25 и Лк 14:24; 22:30 обещают эсхатологический пир (ср. Ис 25:6–8; 55:1–2; 65:13–14, Иез 39:17–20, 1QSa = 1Q28a II, Откр 19:9, 2 Вар 29:4–6, м. Авот 3:17, вав. Псах 119b и др.)

26. У Иисуса было двенадцать учеников – по числу колен Израилевых. Это обстоятельство, почти несомненно, отражает общее убеждение, связанное с Книгами Иеремии и Иезекииля, в том, что в конце времен двенадцать колен вернутся в Землю Обетованную[553]. Двенадцать апостолов символически представляют возрожденный Израиль. В соответствии с этим Мф 19:28 = Лк 22:28–30 обещает некоторым последователям Иисуса, что они будут «судить» – что означает либо «править», либо «производить суд» – двенадцать колен Израилевых. О возвращении иудеев из Рассеяния говорится также в Мф 8:11–12 = Лк 12:28–29: «многие», которые «придут с востока и запада» и возлягут с патриархами Авраамом, Исааком и Иаковом, несомненно, должны включать в себя рассеянные колена[554].

27. В некоторых текстах Иисус описывается как Мессия, освободитель Израиля, который должен прийти в конце времен: Мк 8:27–30; 11:9–10, Мф 23:10, Ин 1:41; 4:25, 29; 6:14–15; 9:22; 10:24; 11:27 (ср. Мк 15:2, 9, 18, 26, 32).

28. Канонический Иисус, отчасти в созвучии с некоторыми свитками Мертвого моря, утверждает, что эсхатологические пророчества Ветхого Завета в его время исполняются: см. Мф 11:10 = Лк 7:27, цит. Мал 3:1, Мк 9:13, с аллюзией на Мал 4:5–6, Мк 14:27, цит. Зах 13:7 (ср. P.Vindob. G 2325); и Мф 5:17, с общим утверждением, что Иисус исполняет «закон и пророков».

29. Отвечая на вопрос Иоанна Крестителя, Иисус имплицитно уравнивает себя с «тем, кто должен прийти» (Мф 11:2–4 = Лк 7:18–23), эсхатологическим судией (Мф 3:11–12 = Лк 7:16–17). При этом он, параллельно тому, что мы встречаем в 4Q521 (ср. также Ор. Сив 8:205–208), принимает язык пророческих текстов Исаии (Ис 26:19; 29:18–19; 35:5–6; 42:18; 61:1), подразумевая, что он и является исполнением этих пророчеств. Заповеди блаженств, в которых Иисус утешает плачущих (Мф 5:3, 4, 6, 11–12 = Лк 6:20–23) – делают примерно то же самое, в том плане, что они словно бы вторят Ис 61[555]; а в Лк 4:16–19 Иисус читает Ис 61 и говорит, что в его служении исполняются пророчества Исаии. Можно сравнить с этим постоянные заимствования из Ис 61 в Мидраше Мелхиседека (11QMelchizedek), где центральный герой, небесный освободитель Мелхиседек (= архангел Михаил), приносит эсхатологическое спасение и суд.

30. Лк 19:11 повествует о том, что, когда Иисус приблизился к Иерусалиму, его ученики «решили, что скоро должно открыться Царство Божие»; а в Ин 21:20–23 отражается вера некоторых христиан в то, что Иисус обещал пришествие Царства в течение жизни его учеников.

Учитывая изобилие соответствующих материалов, мы не можем критиковать автора Евангелия от Марка за то, что он, кратко излагая провозвестие Иисуса, внес в свой текст слова о том, что «приблизилось Царствие Божие» (Мк 1:15). Независимо от того, говорил ли Иисус по-арамейски что-то подобное, слова Марка честно отражают то, что обнаружил евангелист, изучая предание. В сущности, материала, связанного с эсхатологией, сохранилось гораздо больше – по моим подсчетам, более чем в два раза, – чем материала, имеющего отношение к изгнанию злых духов. К слову, кое-кто соглашается с тем, что Иисус изгонял бесов, но отрицает, что он был апокалиптическим пророком. Может быть, таким людям стоит подумать еще раз?

Я не согласен с Маркусом Боргом, считавшим, что кроме речений о грядущем Сыне Человеческом «очень немногое в Евангелиях может навести нас на мысль, будто Иисус ожидал скорого конца света»[556]. Он уточнял, что это за «немногое»: Мк 9:1; Мк 1:15, если толковать этот пассаж в свете Мк 9:1, а также «большая часть речений и притч Иисуса в редактуре Матфея»[557]. Но как насчет главы Мк 13 целиком? Или увещеваний быть бдительными и темы внезапности? Как насчет Лк 19:11, напоминающего о том, что ученики ожидали Царства Божьего с минуты на минуту (ср. Деян 1:6)? Или различных логий, которые, описывая будущее, упоминают о воскресении, возвращении колен Израилевых, геенне огненной, эсхатологическом пиршестве, последнем суде? В отличие от Борга, я вижу в этом общее направление – апокалиптическое. Говоря словами Джона Доминика Кроссана, «Иисус делает апокалиптические заявления почти на всех уровнях и во всех жанрах преданий»[558].

Будем справедливы к Боргу: он не оспаривал того, что некоторые эсхатологические речения восходят к самому Иисусу. Он утверждал лишь то, что наличие таких утверждений не обязательно делает Иисуса «пророком апокалипсиса», поскольку они не предвещают близкой неотвратимости[559]. Однако вероятно ли, чтобы кто-то – будь то один человек или многие люди – говорил о последнем суде и снова и снова возвращался к эсхатологическим вопросам, но при этом не считал, будто конец близок? Такая озабоченность последними днями несвойственна Fernerwartung, но вполне характерна для Naherwartung. Едва ли перед нами предшественники Григория Турского, который жил в VI столетии, а конца света ожидал в VIII–IX веках. Сомнительно также, что пророчество о разрушении Храма не было эсхатологическим по своему происхождению[560] или что автор его имел в виду два образа будущего: с одной стороны, близкую гибель Израиля и Храма, и с другой – куда более отдаленный эсхатологический суд. Есть ли параллели этому в иудейских текстах, как I столетия, так и более ранних? «Ни в одном из Заветов мы не встречаем столь сложной, разобщенной перспективы, включающей в себя как ближайшее, так и более отдаленное будущее»[561]. Если некоторые тексты о последнем суде, написанные в традиции Иисуса – как, например, несколько сектантских текстов о последнем суде из Кумрана – и не говорят об эсхатологии однозначно, в этом отражается лишь то тривиальное обстоятельство, что не все и не всегда проговаривается вслух; и даже те логии о суде, в которых не говорится напрямую об эсхатологическом «дне», о воскресении, о геенне огненной, и не упоминается близость и неотвратимость суда, не препятствуют такому их пониманию.

Я не стремлюсь доказывать, будто какое-либо из упомянутых речений принадлежит Иисусу или что какое-либо из упомянутых событий или обстоятельств должно было произойти. Я хочу лишь обозначить общее направление и сформулировать нечто подобное взаимно исключающим альтернативам Швейцера: мы выбираем не между апокалиптическим Иисусом и каким-нибудь другим, – но между апокалиптическим Иисусом и скептицизмом. Мы