Ученые спорят о том, как цитируются в Новом Завете и у отцов Церкви II в. отрывки из неканонических книг – считаются ли эти документы «Священным Писанием», и если да, то в каких случаях, – однако, по мнению Штульмахера, приведенные выше ссылки показывают, что в первых двух столетиях «о содержании третьей части ветхозаветного канона, так называемых Писаний, четкого и однозначного представления не было»[2173]. Все это, разумеется, означает, что библейский канон христианской общины и во время служения Иисуса, и даже много позже, уже после того, как была создана большая часть Нового Завета, оставался гибким и «текучим».

То же показывают и дополнения к библейским книгам, возникшие в греческом Ветхом Завете (т. е. книги, не принятые иудеями во II в. и позднее). Роберт Грант показывает, что к Книге Даниила была добавлена Песнь трех отроков, что Климент Александрийский цитирует Книгу Сусанны, а Ириней, Тертуллиан и Ориген принимали как Священное Писание историю Бела и Дракона. Дополнения к Книге Есфири, упомянутые у Иосифа Флавия, цитируют Климент Римский, Климент Александрийский и Ориген. «Молитва Манассии» имеется в сирийской Дидаскалии III в. и в «Апостольских постановлениях», созданных в конце IV в. в Сирии (Ап. пост 2.22.12–14), а также в Александрийском Кодексе (V в. н. э.)[2174]. В другом месте я показал: внимательное чтение отцов апостольских убедительно показывает, что к апокрифам и псевдэпиграфам они порой обращались так же, как к Писаниям Еврейской Библии[2175]. Из этой широкой распространенности неканонической литературы Грант заключает, что «мы, разумеется, не можем отрицать того, что отцы апостольские пользовались апокрифическими документами. И действительно, единственная явная цитата в “Пастыре” Ерма исходит из утерянной “Книги Елдада и Модада” (Ерм, Вид 2, 3, 4; ср. Чис 11:26)»[2176].

Священные собрания книг, принятые церковными соборами, в целом отражают то, что одобряли и использовали в местных церквях, хотя и с некоторыми исключениями. В дошедших до нас церковных библейских манускриптах мы видим отражение действующих библейских канонов церквей, в которых имели хождение эти рукописи. Стоит понять это, и мы станем намного ближе к ответу на вопрос о том, был ли канон у Иисуса, Господа Церкви, и если да, то передал ли он этот канон своим последователям. При рассмотрении этого вопроса необходимо уделить должное внимание той литературе, которую цитировали и к которой обращались в своем учении, в своем богослужении, в своей миссионерской работе древние последователи Иисуса. Впрочем, ей нельзя придавать решающее значение: у нас есть серьезные свидетельства того, что во II в. и далее взгляды Церкви на многие вопросы развивались и расширялись.

Важнее всего для нас аллюзии Иисуса на неканонические писания, распространенные в Израиле I века. Для наших целей важно понимать, что Иисус и ранние церковные писатели, желая поддержать свое учение и проповедь авторитетными «писаниями», обращались для этого не только к крупным разделам Ветхого Завета / Еврейской Библии, но и к литературе, впоследствии получившей известность как апокрифическая или псевдэпиграфическая. Некоторые утверждают, что Иисус ни разу прямо не обращается к неканонической литературе, – а значит, он не знал ее или не ценил. Но пусть даже Иисус не оставил нам списка священных книг, произведения его последователей могут дать нам подсказку и показать, чему учил сам Иисус и какие писания более всего повлияли на него и на тех, кто пошел за ним.

Какие бы предания ни стояли за Пр. Ап 1.37–43, 3 Езд 14:44–47 и вав. Б. Бат. 14b, эти три текста отражают представление об установленном собрании священных книг, имевшемся у иудеев конца I – середины II вв. н. э. Однако эти предания, по-видимому, не имели никакого влияния на Иисуса, авторов Нового Завета и раннецерковных писателей. Штульмахер справедливо замечает: «Нигде в Новом Завете невозможно различить и следов какого-то особого интереса к определению и ограничению канонического списка Священных Писаний»[2177].

Как для Иисуса, так и для иудеев I столетия и более поздних времен в центре всей библейской литературы всегда стоял Закон Моисеев. Тора была сердцем Священного Писания и для иудеев Кумрана; кроме того, они высоко ценили Книгу Исаии и Псалтирь. В Кумране нашлось примерно 215 библейских рукописей, и еще двенадцать подобных оказались в разных местах Иудейской пустыни. Интересно, что лучше всего в этих свитках представлены Псалтирь (37 свитков), Второзаконие (30 свитков) и Книга Исаии (21 свиток). Эти же книги, согласно каноническим Евангелиям, чаще всего цитировал Иисус. Крэйг Эванс отмечает параллели между тем, как цитируются библейские книги в неканонических текстах, найденных в Кумране, и тем, как те же библейские книги цитируются в Новом Завете[2178]. Он отмечает, что, согласно синоптическим Евангелиям, основное влияние на Иисуса оказали те же самые книги, которые часто упоминаются и становятся источниками цитат в кумранских свитках: пятнадцать (или шестнадцать) раз он ссылается на Второзаконие, примерно сорок раз на Исаию и где-то тринадцать раз на Псалтирь. К этим книгам Иисус явно благоволил – но он также часто цитировал Даниила и Захарию[2179]. Эванс заключает: «По-видимому, Иисус обращается к Священному Писанию подобно тому, как делали это в схожих кругах, – там, где очень серьезно относились к Закону, понимали Пророков эсхатологически и проявляли уважение к Писаниям, хотя и непросто понять, к каким именно»[2180]. Кроме того, в Кумране и других местах Иудейской пустыни были обнаружены более семисот небиблейских свитков и рукописей[2181]. Далее, в Новом Завете имеются интересные словесные параллели с Первой книгой Еноха, Книгой Юбилеев, возможно, с Апокалипсисом Моисея (2Q21), Заветом Левия, Товитом и Сирахом. Ряд находок в Иудейской пустыне – Храмовый Свиток, Некоторые деяния Торы (4QMMT) и Свиток войны – имеют параллели с новозаветной литературой[2182]. Многие современные специалисты по Кумрану считают Храмовый Свиток бесценным для понимания Иисуса, полагают, что 4QMMT впервые объяснил нам, как понимал Закон апостол Павел в Послании к Галатам, и что Свиток войны необходим для понимания Книги Откровения. Однако ни одна из этих параллелей, цитат или аллюзий все же не доказывает, будто Иисус признавал какой-либо закрытый библейский канон; с писаниями, которые он цитирует, как мы уже видели, есть параллели не только в книгах Еврейской Библии, но и в других, так называемых неканонических писаниях.

Вместе с тем мы не можем говорить, будто Иисус цитировал библейский текст в какой-либо конкретной его форме; как отмечает Эванс, он «обращался к словам, фразам, иногда к целым пассажам – каким бы ни было их текстуальное происхождение – спонтанно, эмпирически»[2183]. Собрания писаний из Кумрана помогли нам понять, что Иисус, цитируя священную литературу или обращаясь к ней, делал это в целом так же, как и другие иудеи того времени.

В конце I в. Иосиф Флавий, выступая в защиту иудеев, говорит об ограниченном собрании из двадцати двух священных иудейских книг, по числу букв еврейского алфавита: «…у нас не великое множество книг, которые не согласовывались бы между собой и противоречили друг другу, а только двадцать две, содержащие летопись всех событий нашей истории, и они по справедливости почитаются [δικαίως πεπιστευµένα] боговдохновенными» (Пр. Ап 1.40 [ET: 1.37–38])[2184]. Слова «по справедливости почитаются» могут обозначать нечто близкое к установленному библейскому канону. Насколько широко признавалось такое или какое-либо иное собрание писаний в конце I в., остается неясным. В другом труде я говорил о том, что определить собрание, о котором упоминает Иосиф Флавий, трудно, поскольку он описывает лишь типы или жанры произведений, входящих в его свод, а конкретные книги, на которые он ссылается, были распространены далеко не так широко, как он это утверждает. Некоторые ученые полагают, что Иосиф, стремясь представить иудеев в выгодном свете, решил прибегнуть к преувеличениям[2185]. Нет никаких свидетельств того, что его взгляды были широко распространены среди единоверцев, – как современников, так и нескольких последующих поколений. Его заявления явно приукрашивают известные нам реалии того времени.