Возражение Боринга на это состоит в том, что у нас нет «непосредственных свидетельств» о том, что Марк, соработник Павла, «был христианином из Иудеи или из Иерусалима»[1341]. Чтобы сделать такое заявление, Борингу приходится объявить Деяния совершенно бесполезными в плане фактической биографической информации, поскольку в Деян 12 ясно сказано, что в 40-х годах Марк жил в Иерусалиме. Роль Марка в Деяниях едва ли носит какой-либо полемический или апологетический характер. Он определенно второстепенный персонаж; его трудно назвать даже «хорошим учеником». Постоянный и тотальный отказ Боринга принимать во внимание предания раннего христианства обличает его чрезмерный скептицизм в отношении наших древнейших источников. Вместо этого Боринг строит собственную гипотезу о том, как и почему имена Силуана и Марка к концу I века оказались связаны с именами Петра и Павла, апостолов, умерших мученической смертью. Однако его сценарий не может ответить на вопрос: зачем христианам понадобилось выдумывать такую связь, если для этого не было никаких оснований? Более того, Марк – фигура, чья репутация во II в., когда якобы была измышлена эта связь, оказалась серьезно подмоченной. В конце концов, сам Лука пишет о том, что Марк был далеко не идеальным учеником. Согласно Деяниям, в первом миссионерском путешествии он проявил себя не лучшим образом и стал причиной раздора между Павлом и Варнавой. Такой «послужной список» едва ли дает основания выбрать этого человека из множества других и приписать ему авторство анонимного Евангелия, дабы превознести это Евангелие в глазах публики. Наконец, если для того, чтобы улучшить репутацию Евангелия в глазах новых христианских общин, достаточно было придумать ему автора, – почему его не назвали просто «Евангелием от Петра», тем более, что, согласно преданию, этот апостол общался с «вымышленным» автором Второго Евангелия? То, что этого не произошло, указывает на некие ограничения, действовавшие в формировании предания об авторстве Евангелия.

Вот почему меня больше привлекает доверие к традиционному мнению о связи этого Евангелия с Марком и Петром. О том, что такая связь существовала, говорит и множество упоминаний о ней в древних источниках, и отсутствие каких-либо красочных легенд, связанных с Марком, которые указывали бы на вымысел. А если эта связь достоверна, значит, Евангелие от Марка является для исследователей Иисуса ценным источником – и не только в силу своей относительно ранней датировки. Это Евангелие вышло из круга, близкого к апостолам.

Итак, источниками Марка, по-видимому, были как воспоминания Петра, так и другие, по большей части устные, предания, имевшие хождение среди первых христиан. На такие предания ссылается Лука в Лк 1:2. Рассказ о Страстях у Марка часто считается одним из древнейших материалов такого рода. Однако что могло побудить Марка написать труд нового типа – книгу о жизни Иисуса?

В 60-е годы I в. н. э. христианское движение встретилось с двумя новыми факторами: 1) росло напряжение между иудейскими и христианскими общинами; и 2) первое поколение последователей Христа старело. Оба фактора привели к тому, что рассказы о жизни и учении Иисуса начали не только передавать из уст в уста, но и записывать.

Деяния рассказывают, что напряженность между иудеями и новым движением стала ощутимой уже в первое десятилетие его существования, и дальше только нарастала. Однако к этому времени она возросла настолько, что ее отзвуки проявились даже во внешних источниках о новом движении. Например, в Риме напряжение, по-видимому, именно между этими двумя группами, заставило Клавдия издать эдикт об изгнании иудеев, с которым, по всей видимости, совпали путешествия Акилы и Прискиллы (Светоний, Клавдий, 25.4). Любопытно, что членам нового движения также пришлось покинуть Рим – их тоже считали иудеями (Деян 18:2). В начале 60-х годов в Иерусалиме Анна II казнит Иакова, брата Иисуса: к этому времени семейная вражда клана Анны I – Каиафы – Анны II и семьи Иисуса длится уже четыре десятилетия (И. Д. XVIII, 6.7). К середине 60-х годов возрастает напряжение между иудеями и римлянами, в конце десятилетия приведшее к неудавшемуся мятежу. Таким образом, перед нами период общественной и политической нестабильности, в котором перед новым движением должен был регулярно вставать вопрос: «С кем вы?» То, что Марк много говорит о страдании и изображает Иисуса как пример праведного страдания, приводит нас к мысли, что его книга была написана в обстановке неустойчивости и постоянной угрозы – обстановке, сформировавшейся в 60-х и продолжавшейся и в 70-х годах.

Помимо политического напряжения, возникла и еще одна проблема: первые последователи Иисуса состарились. Устная традиция, по-видимому, сосредоточенная в таких ключевых центрах, как Иерусалим, Антиохия, Рим и район Эфеса, была основана на воспоминаниях поколения, видевшего Иисуса своими глазами и способного рассказать о нем «живым голосом», столь ценимым историками древности. Однако шли годы, десятилетия – и «живых голосов» оставалось все меньше. Как сохранить их воспоминания? Цитата из Папия, среди прочего, указывает на то, что создание «письменных мемуаров», как именует эти труды Иустин Мученик, ставило себе задачу сохранить этот изначальный голос новой общины и передать его грядущим поколениям. Вот как пишет об этом Иустин в своей Первой Апологии:

Термин «воспоминания» применительно к Евангелиям Иустин использует в своих писаниях пятнадцать раз. Важно отметить: это происходит раньше, чем то более формальное обращение к учительскому авторитету Евангелий и указание на их точное количество (только четыре), которое мы встречаем у Иринея (Против ересей 3.1.1; 3.11.8). Этим термином Иустин подчеркивает, что перед нами воспоминания первого поколения последователей, переданные следующим поколениям[1342]. В другом месте Иустин говорит о трудах, составленных апостолами Иисуса и теми, кто их сопровождал (Разг 103). Это звучит как параллель утверждению Папия[1343]. Желание сохранить память о возникновении христианства усиливалось все возрастающим давлением на новое сообщество и необходимостью найти собственную идентичность в иудейском и римском мире. Эти два фактора привели к появлению Евангелий, первым из которых – как мы полагаем по перечисленным выше причинам – стало Евангелие от Марка.

Один из способов определить достоверность преданий Евангелия от Марка – рассмотреть их в свете того иудейского контекста, в котором жил и действовал Иисус. Многочисленные точки соприкосновения здесь показывают, что тот материал, из которого черпал Марк, соответствует иудейскому миру.

Апокалиптическое мировоззрение

Читаем ли мы об Иоанне Крестителе, о «двух возрастах» Иисуса, об иерусалимской смоковнице или о надежде на оправдание, – везде в изображении Иисуса у Марка мы встречаем отражение апокалиптических надежд, свойственных периоду Второго Храма.

Новый ритуал «крещения», введенный Иоанном и поддержанный Иисусом, связан с мировоззрением, гласящим, что однажды Бог оправдает и защитит свой народ и восстановит его праведность[1344]. Та же надежда ярко проявляется и во всем образе жизни кумранских сектантов. Когда Иисус ушел в пустыню и принял крещение Иоанна – тем самым он подтвердил его проповедь и отождествил свое учение с нею. Те же общие надежды отражают и отсылки к Ис 40, которые мы встречаем и у Иоанна Крестителя, и в Кумране (Мк 1:3; 1QS VIII, 13–14). Однако от ессеев Иисус отличался тем, что не желал жить вдали от людей, которых надеялся убедить своей проповедью[1345].