Мишна – собрание законов, относящихся ко всем сферам жизни: она детально описывает образ жизни верующего иудея, определяет, что разрешено, а что запрещено в частном и общественном быту. В ней устанавливаются правила соблюдения шаббата и других праздников, правила молитвы, светские законы, обычаи, регулирующие жизнь семьи, и даже правила, относящиеся к Храму и храмовым богослужениям, несмотря на то что сам Храм еще прежде был разрушен. Мишна содержит и более древние собрания законов, из эпохи Храма, но в первую очередь основывается на сводах, которые начали формироваться по разрушении Храма сперва в академиях в Явне, а затем в Галилее. Окончательная редакция Мишны была создана раввином Иехудой ха-Наси на рубеже II–III вв. Но пусть даже Мишну отредактировали, зафиксировав ее текст в единой форме, в ней сохранились устные тексты, бытовавшие в течение нескольких столетий. Когда и почему эти тексты были записаны, нам неизвестно; однако для наших целей важно, что в период, исследуемый нами в этой статье, Мишна уже существовала как единый корпус, хотя записана еще не была. В сущности, превращение устных преданий постбиблейского периода в письменные совершилось в два этапа: на первой стадии мудрецы собрали и канонизировали устный закон, на второй стадии – через несколько сот лет – его записали.

Галахический мидраш – это также свод устных законов периода таннаев; однако в нем каждый закон привязан к библейскому тексту и представляет собой его истолкование и развитие. Мидраш исходит из того, что Тора Моисеева, как и любой законодательный труд, требует авторитетного истолкования, призванного разрешить двусмысленности, заполнить пробелы, устранить противоречия и найти решения для новых проблем, возникающих в реальной жизни. Многие вопросы, связанные с составлением и развитием этих собраний, остаются открытыми: непонятно, например, мидраш ли предшествовал закону – или наоборот. Впрочем, для наших целей нет необходимости касаться этих спорных тем.

Мишна и мидраш – создания таннаев, или «таннаим», израильских мудрецов периода, завершившегося к концу II в. н. э. Позже появились две редакции Талмуда: Иерусалимский (Палестинский) и Вавилонский. Талмуд, истолкование Мишны, стал краеугольным камнем не только для трудов самих талмудистов, но и для творчества раввинов в грядущие века. Две редакции Талмуда, основанные на работах таннаев, составляют огромный корпус текстов, на протяжении всего Средневековья служивший отправной точкой для иудейской творческой мысли во всех возможных дисциплинах. Огромные кодексы – как, например, Кодекс Маймонида – целиком основывались на Талмуде. На протяжении Средних веков талмудические тексты служили основанием всей иудейской философии, этики и мысли. Неудивительно, что этот корпус текстов был узловой точкой любого традиционного иудейского образования.

Нам важно отметить, что обе редакции Талмуда сохранили для нас обширную сокровищницу источников таннаев, не включенных в Мишну и в различные редакции галахического мидраша. Эти источники, которые сохранились в раввинистической традиции благодаря передаче от учителя к ученику и между учениками в академиях, но, в конечном счете, не вошедшие в свод таннаев, – остались в контексте талмудических рассуждений. И эти источники оказывают нам неоценимую услугу при изучении того, как складывался раввинистический корпус. Все источники таннаев написаны на языке, общепринятом у мудрецов в Земле Израильской – иврите, более развитом, чем библейский иврит. Основной текст Талмуда, напротив, в основном написан на близкородственном ивриту арамейском: западный или иудео-арамейский диалект используется в Иерусалимском Талмуде, восточный или вавилонский диалект – в Вавилонском.

Для нашего исследования важно немалое число фактов, относящихся к раввинистическому корпусу. Прежде всего, необходимо отметить, что раввинистический корпус включает в себя не только законы (галаха), но и предания (агада). Поначалу агадот (легенды) сохранялись в законодательном своде таннаев, Мишне, а затем – в Талмуде амораев. Составление из них отдельных сборников произошло уже позднее. Агада – это продолжение некоторых библейских эпизодов, в том числе Книг Паралипоменон (Летописей). В ней – предписания и моральные увещевания раввинов; объяснение рационального смысла заповедей; религиозные, нравственные, философские, духовные наставления для иудеев. Агада, как и мидраш, строится на фрагментах библейских повествований, данных в виде отдельных рассказов и аллегорий. Хотя закон в раввинистическом каноне занимает центральное место, в конечном счете, как и в самой Библии, он оказывается частью повествования, придающего ему смысл и значение[831].

Стоит отметить еще два любопытных факта, уникальных для раввинистического канона и резко отличающих его от библейского. Первый – феномен противоречивости, характерный для раввинистического корпуса. В отличие от библейского канона, стремящегося согласовать противоречивые взгляды и традиции, раввинистический канон плюралистичен. Он сохраняет множество различных мнений и представляет конфликтующие точки зрения почти по каждому вопросу галахи и агады. В Мишне часто встречаются различные мнения, а Талмуд, как правило, представляет целый спектр мнений по каждой проблеме. В результате мы знакомимся приблизительно с 120 израильскими таннаями периода Мишны и с несколькими сотнями амораев из Израиля и Вавилонии периода Талмудов. Каждое раввинистическое собрание – коллективный труд, созданный многими мудрецами на протяжении поколений. Есть и вторая уникальная характеристика раввинистических текстов, тесно связанная с первой: по неизвестным для нас причинам эти тексты несколько столетий бытовали в устной форме, прежде чем были записаны. Об этом различии между библейским и раввинистическим каноном говорят сами талмудические мудрецы: «То, что записано, можно не передавать устно, а то, что передается устно, можно не записывать» (вав. Гит 60b).

Еще один интереснейший феномен, связанный с раввинистическим каноном и имеющий прямое отношение к нашему исследованию, – то, что этот канон не переводился ни на греческий, ни на латынь, ни на другие языки. В отличие от Пятикнижия, уже в III в. до н. э. переведенного на греческий, а затем и на арамейский, раввинистический канон в течение многих столетий оставался доступен только в оригинале. Далее мы проанализируем причины этого удивительного феномена и его последствия.

Каковы же географические «параметры» описанного выше раввинистического корпуса текстов?

Мы уже отметили, что сама суть этого корпуса благодаря своему плюрализму позволяет нам познакомиться с сотнями раввинов, чьи мнения в нем отражены. Поразительно, что почти все мудрецы, цитируемые в Мишне и другой литературе таннаев, жили в Земле Израильской, в то время как Талмуд свидетельствует о распространении диаспоры на восток, к Вавилонии. Но во всех этих сводах мы не встретим ни единого упоминания о мудрецах, которые жили, учились и учили в иудейской диаспоре к западу от Земли Израильской, то есть в северном или южном Средиземноморье. В Иерусалимском Талмуде упоминаются мудрецы из Северной Африки или Каппадокии. Однако во всех этих случаях речь идет об очень малоизвестных ученых, о которых мы ничего не знаем, – в отличие от признанных мудрецов, стоящих в центре повествования, о которых нам сообщается немало биографических сведений. Более того: из контекста следует, что сами эти ученые или их предки, желая изучить Тору, переехали из родных мест в Землю Израильскую[832].

Кроме того, раввинистический корпус создавался во многих хорошо известных израильских общинах, а затем в Вавилонии. Важно отметить, что все академии, занятые собиранием и изучением устного закона, так называемые ешивы, или ешибот, находились в Земле Израильской или к востоку от нее. А в землях к западу от нее мы, напротив, не только не знаем ученых, принимавших участие в составлении раввинистического корпуса, но ничего не слышали и о каких-либо учебных заведениях, где бы он изучался. Доходила ли Мишна до Рима, Византии, Малой Азии? Изучалась ли там? Очевидный ответ: скорее всего, нет.