Открытые цитаты или завуалированные ссылки на Иисуса или на предания об Иисусе в Павловых посланиях, мягко говоря, немногочисленны, а биографическая информация об Иисусе практически отсутствует. Следует ли думать, что Павел ничего не знал о земном Иисусе и о преданиях, связанных с его земной жизнью, – а может, считал такие предания незначимыми для проповеди благой вести или даже не имеющими отношения к его миссии, – это вопрос, о котором спорят исследователи с тех самых пор, как поиск исторического Иисуса впервые занял свое место среди научных задач[1249]. Ответы на этот вопрос располагаются на шкале, крайние точки которой образуют два противоположных мнения классиков: убеждение Рудольфа Бультмана, согласно которому «учение исторического Иисуса не играет для апостола Павла никакой или практически никакой роли»[1250], и мнение Уильяма Дейвиса, гласящее, что «учение Павла и по букве, и по духу соответствовало учению Господа»[1251]. Из этих несопоставимых представлений о том, знал ли апостол Павел земного Иисуса, возникают ключевые вопросы, и один из них связан с теми герменевтическими предпосылками, на основе которых мы трактуем имеющиеся данные и выбираем методики для их изучения.

Я не могу привести здесь подробный герменевтический и методологический анализ предшествующих исследований; однако замечу, что их много и они, занимая свое место на шкале между двумя вышеупомянутыми взглядами, определяют близость – или же отдаленность – Иисуса и апостола Павла на основе либо парадигмы сходства и несходства, либо парадигмы непрерывности и ее отсутствия, либо некоего сочетания обеих парадигм[1252]. В данном случае мы уделим внимание парадигме сходства и несходства, основной вопрос которой звучит так: был ли апостол Павел знаком с земным аспектом жизни и служения Иисуса, и был ли ему интересен этот аспект? Вопрос непрерывности и ее отсутствия связан с интересом к земному Иисусу, но не обязательно – со знанием о нем. Неразрывную связь между учением и миссией земного Иисуса, с одной стороны, и Павловыми посланиями – с другой защищают даже те, кто считает, что Павел не знал учения земного Иисуса или не проявлял к нему интереса. Некоторые утверждают, что у нас нет никаких свидетельств знаний апостола Павла об Иисусе, и еще говорят, что Павел развил свое специфическое богословие, ни разу не цитируя слов Господа, и все же при этом наблюдается «отсутствие традиционно-исторической преемственности, но великое согласие по сути между проповедью Иисуса и теологией апостола Павла»[1253]. Те, кто постулирует разрыв традиции при непрерывности ее сути, не задаются вопросом, как могло быть достигнуто это «великое согласие». Разумеется, между вестью и служением Иисуса и богословием Павла должен был быть какой-то «мост», – пусть даже мы полагаем, что апостол в своей теологии полностью преобразил и весть, и служение, перенеся их в контекст, далекий от Иудеи и Галилеи I столетия.

Подходы, подчеркивающие сходство между историческим Иисусом и проповедью Павла, для подкрепления своей позиции ищут в Евангелиях и в посланиях параллельные места. В тех подходах, где подчеркнуто несходство или утверждается, что Павел не интересовался земным Иисусом и его вестью, к Евангелиям обращаются точно так же: очевидная малочисленность прямых ссылок на Иисуса или его слова в посланиях Павла – по сравнению с Евангелиями – выступает как знак того, что Павел либо не знал проповеди Иисуса, либо не проявлял к ней интереса. В первом случае параллели между евангельскими преданиями, воспринятые как цитаты изречений Иисуса или отсылки к ним, или богословское сходство между провозглашением Царства Божьего у Иисуса и проповедью благой вести язычникам у Павла, воспринимаются как «доказательства», подтверждающие прямую передачу традиции. Во втором случае немногочисленность таких параллелей трактуется как «доказательство» незнания или отсутствия интереса со стороны Павла. Методологическая проблема в обоих случаях – не в том, что специалисты сравнивают отрывки из Евангелий и Павловы тексты: такие сравнения при исследовании Иисуса и Павла неизбежны, поскольку речь идет о наших ключевых источниках.

Проблема – в восприятии историчности Евангелий. Разумеется, эта проблема касается не только исследований Иисуса и апостола Павла – она лежит в сердце всего изучения исторического Иисуса. В определенном смысле изучение исторического Иисуса с тем же успехом можно назвать изучением «исторического Евангелия»[1254]. Однако независимо от позиции по вопросу о Евангелиях как источниках реальных исторических сведений, все исследователи согласны с тем, что Евангелия в их литературной форме возникли после посланий, неоспоримо принадлежащих Павлу. Иными словами, к Евангелиям, исторически более поздним литературным источникам, обращаются для того, чтобы подтвердить, опровергнуть или оценить более раннюю литературную традицию (послания Павла) – и возникают серьезные проблемы. Подтверждать более ранний источник более поздним? На первый взгляд это кажется как минимум анахроничным. Между социально-политическими контекстами Евангелий – как литературных выражений традиции – и посланий Павла существуют значительные различия. Мало того что христианское движение после 70 г. н. э. заведомо не могло находиться на той же стадии, что и в 50–60-х гг.; но и более широкий исторический и политический контекст за эти годы также радикально изменился. Мы можем лишь пытаться вообразить, что означало исчезновение Храма, центра иудейского мира, и для иудаизма (как в Палестине, так и в Диаспоре), и для христианского движения. И пусть даже предания, дошедшие до нас в Евангелиях, повествуют о том времени, когда апостол Павел еще не присоединился к христианскому движению, а послания Павла свидетельствуют о широком географическом и культурном распространении этого движения в языческом мире, – но все же Павел, в сущности, был современником Иисуса и его первых последователей. И оказывается, что литературные свидетельства о хронологически более поздних событиях предоставляют нам хронологически более ранние сведения, свидетельствующие о земном Иисусе и преданиях о нем! Конечно, слова «более ранний» не означают здесь «прямо и непосредственно связанный», – мы знаем, что Павел вовлекся в движение уже после смерти Иисуса; однако если говорить в исторических терминах, то это событие настолько близко к Иисусу и его галилейским и иудейским последователям, как только возможно[1255].

Те подходы, что отстаивают сходство между Иисусом и Павлом, можно разделить на три категории, согласно предпосылкам, связанным с контекстами: 1) и Павел, и Иисус действуют на периферии иудаизма (Джон Доминик Кроссан[1256]); 2) и Павел, и Иисус вышли за пределы иудаизма (Эрнст Кеземан, Рудольф Бультман, Фрэнсис Бруннер, Эберхард Юнгель[1257], Александр Веддербёрн[1258], Дэвид Уэнем[1259], Герд Тайсен[1260]); 3) и Павел, и Иисус проявляют себя в рамках многообразной иудейской мысли периода Второго Храма. Такая широкая категоризация, разумеется, требует дальнейших уточнений. Однако для наших целей достаточно вести анализ на основе этих трех категорий.