Нечто похожее видим мы и в первых главах Деяний. Достаточно странно, что среди общественных волнений и беспорядков мы не видим римских властей и о них не слышим. Враги новой общины – саддукеи (Деян 4:1), представленные как партия, поддерживающая первосвященника (5:17) – о таком мы до сих пор не слышали. Более того, нового первосвященника зовут Анна[1916], хотя должен быть Каиафа. Однако все эти недоумения легко разрешить: чуть раньше мы читали об Анане, единственном первосвященнике-саддукее. Можно добавить, что во время его краткого правления в 62 году представителей римской власти в Иерусалиме не было. Причина, по которой в Деяниях появляются противники-саддукеи, очевидна: до миссии среди язычников, которая началась позднее и вызвала неприятие в более широких иудейских кругах, основным «камнем преткновения» в этих чисто иудейских главах становится вера в воскресение.

У Евангелий есть еще одна черта, ставившая многих комментаторов в тупик: им не особенно интересна война 70 года. Любопытна в этом отношении эволюция Иосифа Флавия. Первой его книгой стала Иудейская война, причем, по некоторым данным, изначально она называлась Взятие Иерусалима; в конце книги он мрачно замечает: «Бог… ныне избрал своим обиталищем Италию» (И. В. V, 9.3). Однако около двадцати лет спустя, когда Иосиф пишет главный свой труд, Иудейские древности, он почти не упоминает о войне. В Жизни 422 он кратко подводит итоги войны, говоря, что Тит прекратил беспорядки в Иудее. В книге Против Апиона 1.33–36 он между делом отмечает, что в Иерусалиме восстановлены священнические архивы, так что там по-прежнему можно готовить священников для совершения богослужений.

В Евангелиях Иисус предсказывает разрушение города. В Лк 21:20–22 он предвидит грядущую войну, видит Иерусалим, окруженный вражескими войсками, однако объясняет, что все это должно произойти, «да исполнится все написанное», ссылаясь на Иер 25:13, где пророк говорит о гибели Иудеи и порабощении ее народа согласно «всему написанному в сей книге». Возможно, это относится к войне 70 года, однако важнее здесь библейские прообразы. В Евангелиях от Матфея и Марка он говорит: «Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы» (Мф 24:15–16; Мк 13:14). Это отсылка к пророчеству Даниила, за которым стоит разрушение Храма Антиохом Эпифаном в 167 г. до н. э., после чего Маттафия и его сыновья «бежали в горы» (1 Мак 2:28). Выражение «стоящую» указывает на культовое сооружение. Видимо, речь здесь идет либо о скандальном намерении Калигулы в 40 году воздвигнуть в Храме свою статую, либо о политике Адриана, стремившегося превратить Иерусалим в греко-римский город с форумом и Капитолием, что в 132 году вызвало восстание Бар-Кохбы. Несомненно, больше соответствует обстоятельствам второй вариант[1917]. Война 70 года сюда плохо подходит: даже если римляне в самом деле поклонялись своим штандартам на святой территории (И. В. VI, 6.1), это было уже после сожжения Храма, и поклонение римлян ни к чему не принуждало евреев. Триумф Тита показывает, что римляне стремились перенести иудейский культ в Рим. Лучшее изображение этой войны дают в пророческом стиле Оракулы Сивилл (4:125–127): «Римский правитель придет из Сирии. Он сожжет Храм Иерусалимский, и при этом убьет множество людей и опустошит многие земли Иудейские, застроив их широкими дорогами».

Можно обсудить и другие отрывки из синоптиков, однако уже представленных примеров достаточно, чтобы сказать: нет причин полагать, будто богословие синоптиков древнее богословия Иоанна. Напротив, их богословие развивалось в отрыве от иудейских корней и под влиянием фундаментальной причины: в отличие от всех форм гностицизма и докетизма, истина керигмы предполагает, что Страсти Иисусовы не были «спектаклем», а Иисус – «актером», лишь играющим роль человека. Пример, взятый из посланий Павла, покажет направление, в котором развивалось богословие в Древней Церкви. В гимне, процитированном в Флп 2:6–11, Иисус, будучи божественного происхождения, становится «подобным человеку, и по виду став, как человек» – лексика, близкая к прологу Евангелия от Иоанна. Однако в контексте своего послания (ст. 5) Павел настаивает на человечности Иисуса: «В вас должны быть те же чувствования, что и во Христе Иисусе». В другом месте он говорит (Гал 4:4): «[Сын Божий] родился от жены, подчинился закону».

Все предыдущие разделы этой статьи лишь мостили дорогу для серьезного исследования тех двух упоминаний об Иисусе и его учениках, которые мы встречаем у Иосифа. Первое из них – хорошо известное свидетельство об Иисусе (И. Д. XVIII, 3.3). О нем мы поговорим чуть ниже. Второе – спорная старославянская версия Иудейской войны. Стоит начать с перечисления внешних и внутренних аргументов в пользу ее подлинности[1918].

Эту версию Иудейской войны идентифицировали в 1866 году. В ней есть пропуски, расположенные без видимой системы, поэтому она примерно на 15 % короче привычного греческого текста; однако в ней есть и дополнения, размером от нескольких слов до нескольких страниц. Они положили начало ожесточенным спорам, поскольку наиболее важные прибавления касаются новозаветных персонажей (Ирода, Иоанна Крестителя, Иисуса), однако производят довольно странное впечатление: с первого взгляда они не похожи на позднейшие христианские интерполяции.

Перевод на старославянский был сделан с греческого, как показывают ряд небольших ошибок и транскрипция греческих слов, в XI–XII вв. – тогда же, когда переводились и другие греческие книги, связанные с христианством. Первое полное критическое издание его вышло в 1934–1938 гг.[1919]. В 1958 году, в непростых условиях, Н. А. Мещерский опубликовал критическое издание в Советском Союзе. С 2003 года у нас есть полный перевод на английский, сделанный по этим изданиям и представленный в синопсисе с классическим переводом «Лёбовской серии»[1920].

В 2000 году Эрнст Хансак опубликовал статью, в которой заявил, что работа Мещерского при сравнении с основными рукописями оказывается исключительно плохой, изобилует ошибками перевода и опечатками. Из-за этих недочетов изучение славянской версии Иосифа Флавия по современному русскому переводу становится практически невозможным. Однако исследователь, которого интересует не перевод, а содержание, очень скоро замечает, что между новым английским переводом и предыдущими нет серьезной разницы.

Старославянская литература, в сущности, вся состоит из переводов. Интересна она лишь для исследователей языка и его диалектных вариаций: содержание ее лучше изучать по греческим оригиналам, поскольку переводы на старославянский обычно очень точны. Старославянский текст Войны, достаточно сильно отличающийся от привычного греческого текста, представляет собой исключение. Хансак описывает это как парадокс: с одной стороны, он обращает внимание на чрезвычайную, даже «рабскую» точность перевода, воспроизводящего греческие обороты речи даже в тех случаях, когда в распоряжении переводчика имеются славянские идиомы с тем же значением. С другой стороны, переводчик обращается с текстом необычайно вольно: выкидывает или переставляет целые отрывки, добавляет другие, то и дело вставляет краткие пояснения. Контраст столь разителен, что приходится предположить две стадии перевода: первая – точный перевод обычного греческого текста, вторая – переделка его редактором, не имевшим под рукой оригинала. Однако Хансак подмечает любопытный факт: редактор «сливается» с переводчиком, перенимая у последнего стиль и формулировки. В этом случае мы должны рассматривать старославянскую Войну как отдельное произведение, ничего не сообщающее нам о труде Иосифа.