Обмен валюты в Древнем мире был таким же бизнесом, как и сегодня – в аэропортах и городах по всему миру. Сегодня, меняя валюту, мы платим комиссию. Точно так же все обстояло и две тысячи лет назад. Менялы взимали небольшую плату, которая в раввинистической литературе названа словом «колбон» (м. Шкал 1:6) – возможно, оно происходит от похожего греческого слова κόλλυβος, «маленькая монета».
В подобном деле часто случались злоупотребления. Яаков Мешорер отмечает: «Большая часть храмовых доходов поступала от евреев, приходивших туда, чтобы исполнить свой религиозный долг. Поэтому совсем неудивительно, что это приводило к волнениям и противостояниям»[478]. Возможно, многие возрадовались тому, как «вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков» (Мф 21:12)[479].
В Евангелии от Иоанна при описании этих событий «меновщики» (Ин 2:14) обозначены греческим словом κερµατιστής, восходящим к слову κέρµα, дословно «маленькие кусочки», иными словами, «мелочь». Подобное именование указывает и на то, что в древней Палестине монеты в прямом смысле слова рубили на части, и эти фрагменты, так называемое «рубленое серебро», использовались для размена. В I в. н. э. рубили для размена и бронзовые монеты, но обычно не на мелкие кусочки, только пополам[480].
Столы, опрокинутые Иисусом, были характерной частью процесса обмена валюты. В Евангелии от Матфея есть строки: «…посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью» (Мф 25:27). Греческое слово, переданное как «торгующим», в оригинале выглядит как τραπεζίταις и восходит к слову τράπεˆζα, «стол». В данном контексте менялы становятся банкирами: они могут принять деньги на хранение и вернуть их позднее с процентами. Хотя Закон Моисеев содержит отдельный запрет на подобную деятельность (Втор 23:20–21), его толковали по-разному, и, как замечает Дэниел Спербер:
Деятельность еврейского банкира, шулхани[481], была вполне определенной природы, поскольку все сделки он должен был вести в соответствии с библейским запретом на получение выгоды. В Талмуде есть много упоминаний о деятельности таких банкиров. Еще одной интересной особенностью этого дела была выдача денег, оставленных на хранение, по первому запросу[482].
История о монете во рту у рыбы также показывает, сколь много значили деньги в мире Иисуса:
Когда же пришли они в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы? Он говорит: да. И когда вошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак сыны свободны; но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир[483]; возьми его и отдай им за Меня и за себя (Мф 17:24–27).
Ежегодно в начале месяца Адар, прежде Песаха, еврейские чиновники собирали налог для Храма. Для взыскания этой подати на пятнадцатый день месяца Адар по всей стране ставились столы менял[484]. Через десять дней менялы прекращали сбор денег на местах и возобновляли свою деятельность при Иерусалимском Храме (м. Шкал 1:3).
Эту подать платили практически все евреи, в том числе и те, кому не особо приходилось по душе то, что происходит в Иерусалимском Храме. Как законопослушный иудей, соблюдавший предписания, Иисус знал об этом ежегодном налоге для Храма, мы видим это в Евангелии от Матфея (Mф 17:24–27). Нам не сообщают о том, какие действия повлекло за собой наставление Иисуса, но если монету во рту рыбы нашли, то из описания, приведенного в Евангелии от Матфея, становится понятным, что это был тирский шекель: ежегодный храмовый налог составлял половину шекеля, и в общей сложности нужно было заплатить именно шекель – за Иисуса и за рыбака Петра[485].
Тирский шекель и тирские полшекеля, наряду с другими монетами, имели хождение в Древней Иудее и Галилее[486]. Известно, что тирские монеты принимались в качестве оплаты храмовой подати, отсюда и значение менял при Храме. Как это ни парадоксально, но из-за чистоты серебра и точности веса в Храме использовались именно тирские монеты, хотя на них было выгравировано изображение бога Мелькарта, тирской версии Геракла. Высокий авторитет тирских монет позволяет предположить, что именно они имеются в виду и в повествовании о печально известных «тридцати сребрениках», и в рассказе о «монете во рту у рыбы», и во всех других сюжетах, связанных с крупными серебряными монетами.
Помимо денежных операций с достаточно крупными суммами, Евангелия также сообщают, что Иисусу были знакомы и более мелкие, даже совсем мелкие денежные единицы, такие как лепты вдовицы:
И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое (Мк 12:41–44)
Точные курсы валют древности не известны, и Талмуд в данном вопросе выражается довольно туманно, и все же буквальное прочтение наводит на мысль о том, что монета бедной вдовицы [греч. λεπτόν] была половиной пруты, по всей видимости, самой мелкой монетой из всех, что обращались в то время в древней Палестине. В одном месте Талмуд утверждает, что в I в. н. э. шекель состоял из 256 прут (или «пруто2 т», форма множественного числа в иврите) – и, следовательно, из 512 полупрут, или лепт[487]. В другом Талмуд утверждает, что в I в. н. э. 768 прут составляли один серебряный шекель[488], и под этими прутами могли иметься в виду лепты. Любой из предложенных вариантов подразумевает, что прута на самом деле была очень мелкой монетой. (Представьте себе, если бы один доллар равнялся тысяче центов!)
В те дни за пруту можно было купить несколько масляных ламп с фитилями – или гранат[489].
Иисус из Назарета, без сомнения, знал о монетах, имевших хождение в Галилее, а также в Иерусалиме и его окрестностях. Здесь были бронзовые, серебряные, порой золотые монеты, иудейские, римские, сирийские, набатейские…[490] В число монет местной чеканки, широко распространенных во времена Иисуса, входили монеты первосвященников: племянников и внучатых племянников Иуды Маккавея[491]. Были в обороте и монеты Ирода Великого и троих его сыновей: Архелая, повелителя Иудеи; Антипы, который властвовал в Галилее; и Филиппа, правившего дальними северными территориями.
Все эти правители, кроме Филиппа[492], чеканили монеты в соответствии с библейским запретом на сотворение кумиров, это была дань моде того времени: не так давно евреи успешно противостояли Селевкидам, а теперь нарастало недовольство римлянами[493]. Ни на одной из этих монет не было «кумира», никто не изображал на них свои профили, и лишь на одной мы видим живое существо: это орел на маленькой бронзовой монете Ирода Великого[494]. К слову, иудейские монеты того периода чеканились только из бронзы: еврейские цари были не вправе выпускать свои серебряные монеты, и стали чеканить их лишь позже: во время Иудейской войны (66–70 н. э.) и восстания Бар-Кохбы (132–135 н. э.).
