Далее Швейцер рассматривает мнения трех психиатров (они выражены сильнее у Хирша и Бинэ-Сангле) о том, что Иисус страдал паранойей. Он отмечает, что паранойя – это одна из труднейших проблем нынешней психиатрии, вопрос о которой пока еще далек от решения, и споры о ней – это «в немалой степени споры о словах». С другой же стороны, «довольно многие типы паранойи достаточно хорошо изучены, так что возможна плодотворная дискуссия о дифференциальном диагнозе среди тех, кого заботят факты, а не слова»[977].

Обращаясь к вопросу о том, насколько это приложимо к Иисусу, Швейцер делает одну оговорку. Цель его исследования – не в «обсуждении вопроса о наличии или отсутствии у Иисуса каких-либо психических заболеваний или клинических диагнозов». Вместо этого он намерен «просто оценить те простейшие симптомы, которые приводят все трое авторов, пытаясь доказать, что их диагнозы исторически верны, и отстоять их клиническую надежность»[978]. К таким симптомам относятся: (1) бред, (2) галлюцинации, (3) эмоциональная установка и (4) некоторые другие характеристики. О каждой такой категории, утверждает он, стоит поговорить отдельно.

Однако прежде этого Швейцер разбирает мнения психиатров о происхождении паранойи Иисуса. Де Лоостен считает, что паранойя Иисуса имеет наследственную основу, но это «очень маловероятно», поскольку, называя Иисуса «полукровкой» (мать-иудейка, отец-римлянин), он опирается на крайне сомнительный документ II века. Хирш считает, что следы паранойи надо искать в детстве Иисуса: якобы необычайная психическая одаренность стала причиной того, что мальчик все свободное время изучал Писания, а это дурно сказалось на его психическом здоровье, – но и это мнение нельзя подтвердить с помощью надежных текстов. Маловероятно, что Иисус в детстве читал Тору, хотя, вероятно, он слышал, как ее читают по субботам. Неуместны и ссылки Бинэ-Сангле на многочисленные клинические случаи религиозной паранойи. Таких пациентов «госпитализируют вскоре после вспышки заболевания», и при этом «подобными формами психических заболеваний как раз не страдают те, кто находит себе сторонников и учеников и основывает секты»[979]. Кроме того, частые галлюцинации, симптомы кататонии и следствия диссоциации делают таких пациентов неспособными к упорядоченной деятельности.

С другой стороны, люди, страдающие бредом преследования, который также приписывают Иисусу, обычно не теряют способности к действиям и крайне редко делают из своих галлюцинаций и бреда преследования практические выводы о необходимости защищать себя от преследователей с помощью закона или нелегальными методами. Если же они и прибегают к самозащите, это объясняется каким-то волнением, – но это не выводится сознательно или логически из самого бреда. Швейцер предлагает читателю помнить об этих доказанных клинических фактах, когда он серьезнее рассмотрит мнение упомянутых психиатров о том, будто Иисус страдал бредовыми мыслями.

Проблема иллюзий

Начиная разговор о предполагаемых ложных представлениях Иисуса, Швейцер разбирает мнения психиатров о том, как развивалась его паранойя после ее возникновения. Де Лоостен считает, что заболевание прогрессировало непрерывно, тогда как Бинэ-Сангле и Хирш полагают, что в течение сорока дней, проведенных Иисусом в пустыне, длился скрытый период, а уже потом началось развитие болезни. Никто из них не говорит о таком периоде, когда бы Иисуса мучили идеи вреда и преследования. Это достойно удивления: как показывает клинический опыт, именно это характерно для первой фазы параноидного психоза. Вместо этого авторы-психиатры показывают нам иную картину: тут паранойя главным образом сводится к мании величия, в центре которой – представление Иисуса о себе как о Мессии. Но такая односторонняя форма паранойи крайне редка, поскольку бред величия, как правило, сопровождается соответствующим ему чувством преследования. Кроме того, представления психиатров о неуклонном прогрессировании (де Лоостен) или о последовательных стадиях (Хирш, Бинэ-Сангле) заболевания не соответствуют клиническим данным. Хотя бред величия может существовать довольно долго, при нем не наблюдается прогрессивного развития как такового. Итак, представление Бинэ-Сангле о том, что бред величия у Иисуса развивался (он считал себя Мессией-Царем, затем Сыном Божьим, затем Посредником Бога и наконец самим Богом), не имеет клинической поддержки[980].

И если мы теперь оставим в стороне вопрос о ходе заболевания, то в самом ли деле слова и действия Иисуса, сочтенные подлинными в исторической критике, указывают на «патологически искаженное содержание сознания»?[981] Швейцер отвечает отрицательно, потому что…

Поскольку авторы рассматриваемых психиатрических портретов Иисуса полагают центральной частью его бреда то, что он считает себя будущим Мессией, Швейцер подробнее останавливается на этом аспекте иудейской религии, отмечая, что «мессианские ожидания входили в набор догм позднего иудаизма»[983]. Не все иудеи верили в неотвратимость этих событий, но это убеждение было широко распространено среди членов чисто иудейского движения, родоначальником которого был Иоанн Креститель. Во времена Иисуса существовали разные представления о Мессии. Скажем, апокалиптические и раввинистические источники не содержат ясного указания на страдания Мессии. Но такая идея становится правдоподобнее, если, как считали некоторые, Мессия должен какое-то время жить на земле в неизвестности до времени своего прославления. В этом случае он вместе с избранными должен пережить те бедствия, которые предшествуют приходу Мессии.

Кроме того, согласно продолжительной мессианской традиции Мессия должен происходить из царского рода Давида. Поскольку «более старые традиции» утверждают, что Иисус был потомком Давида, вполне можно понять, почему Иисус думал, что ему предстоит стать будущим Мессией, особенно учитывая то, что окружавшие его верили в неизбежное наступление мессианского царства. Более того, когда Мессию называли Сыном Божьим, это не значило, что его считали потомком Бога в каком-то метафизическом смысле: «Сын Божий – это просто титул, указывающий на то, что человека на почетное место поставил Бог. В этом смысле еврейские цари уже были Сынами Божьими»[984].

Таким образом, если мы поместим Иисуса, считавшего себя Мессией, в должный контекст, утверждение о том, что это бредовая идея, лишается всякой основы. Его «бред величия» и «параноидальные идеи преследования» становятся совершенно понятным явлением в контексте идей, с которыми он как член общины Иоанна Крестителя должен был бы согласиться. Разумеется, представление о том, что именно он – из всех потомков Давида – был грядущим Мессией, «достойно удивления». Но удивление тут вызывает вовсе не тот факт, что сын плотника считал себя будущим Мессией, поскольку апокалиптическая литература говорила о том, что грядущий Мессия будет ничтожеством в этой жизни: «Тот, кому предназначено самое почетное место в грядущем мире, тут, в естественном мире, должен принадлежать к презираемым и обычным людям. Поэтому лишь потомок Давида, живущий скромно и бедно, мог быть потенциальным будущим Мессией»[985]. Более того, «поскольку люди думали, что конец этого мира скоро наступит, значит, такой человек, полагали они, уже родился и его надо искать среди представителей того поколения, которое будет жить при конце этого века»[986]. Смиренный плотник из рода Давида, уже живущий среди людей, идеально подходил на роль Мессии. Трудно сказать, сколько еще человек в тот момент соответствовали данным критериям, но их не могло быть слишком много. Так что мысль Иисуса о том, что он и есть грядущий Мессия, не была полным безрассудством.