Осенний ветер дует все сильней,
Дела свои разбойничьи верша:
Он с тростниковой хижины моей
Сорвал четыре слоя камыша.
Часть крыши оказалась за рекой,
Рассыпавшись от тяжести своей.
Часть, поднятая ветром высоко,
Застряла на деревьях средь ветвей.
Остатки в пруд слетели, за плетень,
И крыша вся исчезла, словно дым.
Мальчишки из окрестных деревень
Глумятся над бессилием моим.
Они, как воры, среди бела дня
Охапки камыша уволокли
Куда-то в лес, подальше от меня,
Чем завершили подвиги свои.
Рот пересох мой, губы запеклись.
Я перестал на сорванцов кричать.
На стариковский посох опершись,
У своего окна стою опять.
Стих ветер над просторами земли,
И тучи стали, словно тушь, черны.
Весь небосклон они заволокли,
Но в сумерках почти что не видны.
Ложусь под одеяло в тишине,
Да не согреет старика оно:
Сынишка мой, ворочаясь во сне,
Поистрепал его давным-давно.
А дождь не то чтобы шумит вдали —
Он просто заливает мне кровать,
И струйки, как волокна конопли,
Он тянет — и не хочет перестать.
И так уж обессилен я войной,
Бессонница замучила меня,
Но эту ночь, промокший и больной,
Как проведу до завтрашнего дня?
О, если бы такой построить дом,
Под крышею громадною одной,
Чтоб миллионы комнат были в нем
Для бедняков, обиженных судьбой!
Чтоб не боялся ветра и дождя
И, как гора, был прочен и высок,
И если бы, по жизни проходя,
Его я наяву увидеть мог,
Тогда — пусть мой развалится очаг,
Пусть я замерзну — лишь бы было так.
